Нил Синайский - Творения Страница 6

Ибо такова сила благотворения нуждающимся, что не только изводит из скорбей, но и веселящимся поставляет в местах светлых. Теперь же в молчании терпи мучение, потому что, по произнесении Божественного приговора, нисколько не помогают мольбы осужденного. То было время помилования и прощения, а это — время неподкупного и праведного суда; то было время снисхождения, а это — время воздаяния за содеянное хорошо или худо. Там были поприще, подвиги, ристалище — здесь вознаграждение за труды: одержавший победу там приемлет здесь венцы; побежденный не вступает снова в борьбу, чтобы загладить свои падения в настоящей жизни, потому что подвиг кончен, исправление погрешностей прекратилось. Там покаяние заглаживало грехи, молитвы и слезы убеждали Судью оказать благоволение. Теперь нет места помилованию, но строгий и беспощадный суд немилосердо ввергает жестокосердых в мучение, потому что, по слову Божию, «суд бо без милости не сотворшему милости» (Иак. 2, 13).

Глава 16. Ничего такого не сказал просителю праведник, признавая излишним словесное напоминание, когда убеждают самые дела; изрек же одно, и все тем объяснил ему, именно сказал: «Помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем, и Лазарь такожде злая» (Лк. 16, 25). «Порфира и виссон, — говорит Авраам, — казались тебе прекрасными для благолепия, ежедневные веселые пиры почитал ты благами, утешался наслаждением приятностей житейских, предаваясь пресыщенью вожделенным. Почему же теперь почитаешь благовременным желать, чего тогда не вожделевал и во сне? Восприял «и Лазарь злая» (Лк. 16, 25), не он почитал это злом, потому что, перенося в молчании, любил как добро; но ты признавал в этом зло. А признавшему одно добром необходимо почитать другое злом, предпочтением услаждающего показывая, что противоположное тому бесполезно и худо. Если бы тогда принимал ты участие в презренном тобою страдальце, то и теперь имел бы возможность участвовать с ним в его покое. Если бы тогда облегчил его скудость, то и теперь не было бы тебе нужды в этих словах, потому что, если бы ты и молчал, вознаградил бы он тебя за сострадание. И это действительная правда: вот называешь меня отцом, одним сим именованием воздавая мне честь, и немедленно слышишь: «Чадо», приемля в этом обильное воздаяние, соответствующее именованию, каким почтил ты меня. Если бы там самым делом воздавал ты почтение и Лазарю, то непременно на самом деле получил бы вознаграждение, за благовременную милость приемля должную мзду. Но может быть, надмило тебя особенное счастье, и в величии суетной славы мечтал ты, что, после такой знаменитости, не будешь подлежать наказанию. Настоящее не знает тамошнего достоинства, не со славою встречает приходящих оттуда, всех равночестно принимает на суде, и достоинства познает не по общему мнению, но по тому, что действительно произошло от добродетели.

Поэтому и о тебе рассуждено, что ты свирепее зверей, потому что псы — звери, но ручные и домашние, а ты думал, что вовсе никогда ни в чем не будешь иметь нужды. Псы то же самое врачебное искусство, какое заняли у природы, научившись языком лечить свои раны, употребили и над беспомощным, облизывая нарастающую нечистоту, чтобы струп, освободясь от накопляющегося гноя, делался чистым. И тебе надлежало доставлять возможное утешение своему единоплеменнику и подаянием необходимого восполнять его недостатки, чтобы и тебе, хотя со псами наравне, воздавалась честь, как равное с ними попечение прилагавшему о Лазаре, потому что тебя, кажется побуждая к благочестию, часто приходили псы к сему нищему.

Так как не могли научить словом, что тебе делать, то самым делом взывали: «Поелику усердно употребили мы в дело врачевание, какому навыкли, то, значит, что готовы бы мы были и к прочему, если бы имели возможность снабжать необходимым. А как пищи доставлять мы не в состоянии, и сами надолго оставаясь голодными да и питаясь иногда по нужде тем, что не позволено есть людям, то доставляем утешение, какое только можем, оказываем сострадание и малым служением обнаруживаем готовность служить всем, если бы только была у нас возможность»".

Глава 17. Если тщательно приводится в исполнение, что доступно пока по мере сил, то сим доказывается готовность и на прочее и делается явным, что и в рассуждении того, о чем не прилагается попечения, причина недеятельности не в расположении, а в недостатке средств. Но этот жестокосердый бесчеловечный просит из милости капли, когда не давал из милости и крупицы, просит не потому, чтоб достаточно было капли остудить оный пламень (и вылитая река не угасит огня, уготованного в наказание), но чтобы ясно мы видели, что несострадательный здесь, прося и этой малости, не получит ее в Будущей Жизни, и чтобы, дознав строгость и тяжесть суда, благодеяниями нуждающимся ныне приобрели себе в награду обетованные блага, с пользою внесли в тамошнюю сокровищницу истлевающее здесь, как долга требуя у Судии того, что дано в залог нищим, а не довольствуясь принятием подаяния — одним освобождением от мучения.

Ибо если, по сказанному в Соломоновой притче, «милуяй нища взаим дает Богови» (Притч. 19, 17), то дающий взаймы, имея благопризнательного Воздаятеля долгов, пусть отдает все, что имеет, чтобы во много крат умноженным найти все там, ничего такого не оставив суетности, что привело бы к раскаянию, как оставленное худо. Ибо все, отданное не на благотворение, действительно бывает напрасно и бесполезно, не сопровождает нас туда, не предваряет нас там. Если кто наименует самых близких родных, сыновей, и братьев, и связанных прочими узами родства, то, без сомнения, если только не вовсе скуден, найдет их готовыми наследовать имение. Почему каждому надлежит, распростившись с многочисленными сродниками и друзьями, самому стать родным и другом своим, туда все унесши с собою или предпославши, куда сам переселяется, чтобы, позванному в переселение, идти туда охотно, видя, что там собрал себе великий запас нетленных имуществ, и не останавливаться в перехождении, с жалостью оставляя вещественное богатство, к которому напрасно пристрастен был в настоящей жизни.

Отделение 5. О том, что душам пристрастных к богатству, как животолюбивым, при смерти трудно расставаться с жизнию

Глава 1. Поэтому души пристрастных к богатству, разлучаясь с телом, много мучаются, и исходят, и назад возвращаются, будучи изъяты из тела, снова в нем скрываются; в доказательство же борьбы, с какою противятся отторженью от тела, представляют проливаемый пот, и как велико их пристрастие к настоящему, ясно показывают, непрестанно обращаясь к оставляемому и, по привязанности к здешнему, с трудом отходя отсюда. Но если бы призывало их туда желание видимого там стяжания, то, без сомнения, поспешили бы устремиться к нему, усматривая, что будущее привлекательнее оставляемого, по блистательности тамошнего презрев остающееся здесь. Таков был другой богач, в котором плодоносие поля увеличивало болезнь ненасытности: непрестанно разорял он житницы и созидал большие, потому что не было места, где положить плоды земледелия; прежние кладовые переполнены были старыми урожаями, потребное же для нуждающихся ограждал он для безопасности крепко построенными прикрытиями для стражей и, ни с кем не разделявший своей трапезы, говорил душе, предрекая ей не обманчивое наслаждение на многие годы, а как показало Божественное определение, не предусматривая и того, что будет на следующий день (см.: Лк. 12, 16–21).

Ибо действительно справедливо было, чтобы замысливший никого не принимать в участники наслаждения и сам не вкусил мечтаемого удовольствия, но насильно был взят и повлечен на суд за бесчеловечие. Что же? Не было разве тогда нищих, изнуренных голодом, и потому стало нужно с такою безрассудностью собирать в житницы земные плоды? Не было разве нуждающихся в необходимом, которым можно было бы больше доверить, нежели тле, дозволить, чтобы в употреблении хлеба предварили неблагодарных сотрапезников — червей и с большим правом расходовали то, что в скором времени без благодарности истребили бы черви — эти как бы жестокие и свирепые какие–то матереубийцы, по недостатку другой пищи поядающие родивших их, после беззаконного пира выползающие из житниц и всенародно являющиеся непризванными свидетелями безумия хранившего свою пшеницу, потому что так определил Праведный Судия, чтобы и худо собранное погибло, и собиравший не имел благовидного предлога порицать Промысл.

Поелику один присвоил себе общий всех избыток, замками и запорами тщательно обезопасив ниспосланный свыше дар, предположив себе долговременное и многолетнее наслаждение всем этим, то справедливо Бог изъял из житниц дарованное Им, нимало не повредив сделанного собственными трудами богача, потому что целыми оставил ему житницы, которые сам он построил. А сколько употребив тщания, готовился выпустить на свет эту пшеницу, напоказ всем возя по улицам, этот, к осмеянью и посрамленью своему измысливший тысячи средств, чтобы долгое время без повреждения сохранялось у него служащее к наслаждению, тесаными плитами выстлав пол, обмазав густою известью стены и сквозь окна проведя внешний воздух, чтобы проветривалось хранящееся в житницах и при постоянном движении воздуха не терпело ущерба от загниения!