Сергий Мечёв - Творения Страница 60

Вот эти два момента — момент неоторванности богослужения от вселенной, от всего мира — и затем совокупление наше с миром горним — это есть те два основания, на которых возможно для нас здесь, в мире дольнем, приобщение к премирности, к вечности.

Когда мы в Богослужении, в своих песнопениях обращаемся не только к верующим, не только к людям, но и ко всей вселенной, то, по церковному пониманию, это не просто слова, но подлинный смысл общения в Боге.

Если первый человек согрешил, если тем он внес грех в мир, в творение Божие, которое до того преисполнено было красоты и добра настолько, что Сам Творец любовался им — то, внеся грех в мир, он сам связал себя с миром и теперь постоянно связывает тем, что вновь и вновь вносит грех в мир.

Поэтому св. Церковь не разделяет человека от мира, постоянно напоминая, что он связан с этой природой, которую он заразил и продолжает заражать грехом.

И вот момент, когда мы совершаем погребение Господа, в момент стояния перед Его Гробом, когда нельзя говорить об образах и словесных украшениях, когда дело идет о плаче над Самим Господом, когда мы забываем, что мы живем вовсе не в тот момент, когда погребали Господа Иосиф с Никоди-мом, но находясь в храме, духовно совершаем с ними это погребение — тогда с особенной силой звучат слова тропаря: «О, горы и холмы, и челове-ков множества восплачитеся и вся рыдайте со Мною, Бога Вашего Материю».

Так Церковь, как бы от лица Божией Матери, или, вернее, Божия Матерь голосом Церкви призывает восплакать о Ее Сыне и Боге, лежащем во гробе — «горы и холмы и человеков множества». В Великую Субботу, богослужение которой совмещает в себе и гроб и уже Воскресение, когда мы предстоим еще пред Гробом Христа и вместе с тем слышим Евангельское повествование о том, что не нашли жены мироносицы Тела Господня во Гробе — Церковь с великим дерзновением взывает, обращаясь сначала к ангелам, а затем к небесам и водам, к солнцу, луне и звездам небесным, к огню, студу и зною, к росам и инеям и, наконец, к сынам человеческим: «Господа пойте и превозносите во вся веки».

И все это не в украшение, не в стиль, не в то или иное выражение отвлеченных понятий, ибо пред Гробом Спасителя уста безмолвствуют, ибо в этой самой службе мы поем: «Да молчит всяка плоть человеча — ничтоже земное в себе да помышляет».

Нет, это есть верование Церкви. Церковь верует, что человек неразрывно связан с Творением Божиим, если он радуется и ликует, если он очищается, то вместе с ним тем же ритмом духовным живет и ликует вся тварь.

Богослужение не имеет характера исключительно человеческого, относящегося к людям только — оно совершается для всего мира и во всем мире находит в себе отклик. Это сторона величайшей важности.

В день Богоявления, когда «днесь вод освящается естество», вода во всем мире освящается иорданским освящением и освящает всех пьющих ее — всех верующих и неверующих, людей и животных.

Когда входишь в храм, то прежде всего чувствуешь себя частью вещной природы — ты самая совершенная из всех тварей, венец творения, но ты неразрывно связан со всей остальной тварью, и совершая богослужение, ты совершаешь его именно как часть, как венец Божьего Творения.

Есть одно замечательное место в богослужении дня Богоявления, в котором эта связь так реально выражена, что маловерующему человеку оно может явиться величайшим соблазном: в конце часов воспевается тропарь, который обращен к Иоанну Крестителю.

Св. Церковь сознает, что ведь предстоит Крещение Господа, которое было когда-то на земле и ныне в Церкви совершается вновь, предстоит великое освящение Иорданское, а не частное освящение воды и храма. Кого же звать для совершения торжества, для запечатления песнопений? Конечно того, кто прежде совершал это, кто крестил Господа. «Руку твою, прикоснувшуюся верху Владычню, с нею же перстом Того нам показал еси, воздежи о нас к Нему, Крестителю, яко дерзновение имея многое; ибо болий пророк всех, от Него свидетельствовав еси, Очи же твои паки, Всесвятаго Духа видев-ше, яко в виде голубике сошедша, воздвигни к Нему, Крестителю, и милостива нам соделай, и при-иди, стани с нами, запечатлей пение и предначинай торжество».

Если в это веровать серьезно, а Церковь не имеет в своем богослужебном опыте ничего того, чем богаты мы, чем богат мир временный — Она берет лишь то, что вечно, что действенно, что свято — если веровать вместе с Церковью во все это, то с каким величайшим трепетом и благоговением надо подходить к богослужению!

В другом месте, в день Сретения Господня мы просим о том, чтобы дщи Фануилова, т. е. Анна-пророчица пришла и встала с нами:

«О дщи Фануилова, прииди, стани с нами»…

Недавний праздник в честь Григория Декаполита говорит в одном из тропарей своего канона о том же в отношении памяти святых: «Днесь с нами собор постников и преподобных веселится, патриархов и пророков, в памяти твоей, блаженне, спразднуют нам Апостолы и мученицы, с ними же помилуй чтущих тя верно».

Вот эта связь наша с миром горним, это сли-ковствование небесных и земных — дает ту величайшую силу, которая заключается в молитве богослужебной.

И для нас, кто подходит к богослужению с этих двух сторон, кто верует, что мы, с одной стороны, участвуем в богослужении как часть видимого мира, не одни, а со всей природой, и, с другой стороны, что и мир Ангельский совокупляется в праздновании с нами — для тех понятно, сколь дерзновенна Церковь: она не говорит «давайте вспомним как это было — как родился Христос, как Он крещен был, как преобразился, предан, распят и погребен был Господь». Правда, иногда она говорит и об этом: «Днесь, собравшиеся воспоим» то-то и то-то или: «Днесь восхвалим того или иного святого», — поется в некоторых стихирах, канонах, тропарях, но, по преимуществу, Церковь говорит другое: «Днесь благоволения Божия предображение…», «днесь Дева вводится во храм». «Ныне вся исполнишася света небо же и земля, и преисподняя: да празднует убо вся тварь восстание Христово, в Нем же утверждается», — говорит пасхальный канон.

Днесь, а не когда-то тогда, нет, в это время, в эту минуту, когда совершается богослужение.

Это дерзновение Церковь имеет потому, что в самой себе она есть не временная, а вечная, она вне мира, выше его, она премирна.

Церковь дерзновенна потому, что мы не только совершаем богослужение, мы, собравшиеся здесь, являемся /как люди/ высшей частью видимого мира, но мы веруем и надеемся, что Силы Небесные с нами невидимо служат, мы веруем и уповаем, что через богослужение мы в XX веке имеем возможность соприкоснуться в богослужении и молитвенном озарении с давно бывшими событиями, соприкоснуться и участвовать в них, как в вечности.

Вот эта-то связь с миром горним и миром видимым и есть то величайшее, что делает богослужение не воспоминанием, не простым переживанием, может быть, и очень хорошим, но временным и индивидуальным, но вечностью, что объединяет «Всех и вся» — мир видимый, и здесь, в Церкви, те люди, которые не жили тогда, когда совершались те великие события, теперь участвуют в них, приобщаются к ним, как к вечности.

Это общение осуществляется /в той или иной мере/ в зависимости от того, проходил ли человек «честно» свое воспитание. Мы должны воспитываться здесь, воспитать свой слух, зрение, обоняние, осязание, вкус, воспитать в условиях премирности, привременности.

Об этих условиях я и буду говорить вам в следующий раз.

Аминь.

54. О жизни в богослужении и о приобщении к Вечности

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Святая Церковь учит нас тому, чтобы мы, живя здесь, в мире, приготовляли себя к вечности, будучи здесь еще в жизни временной, приобщались к жизни вечной.

И вот это приготовление к жизни вечной прежде всего для нас, верующих, совершается в храме, совершается в богослужении, ибо в богослужении мы, оставляя временное, приобщаемся к вечности, оставляя все то, чем в мире мы живем, приобщаемся к тому, что существовало от века, затем дано было во времени и теперь дается нам опять во времени, но как вечное.

Если мы праздновали недавно праздник нашего храма, то, может быть, полезно разобраться в тех особенностях, в которых мы здесь совершаем, вернее при Батюшке совершали, свое приготовление к вечности.

Есть два способа спасения, два пути, как говорят. Есть путь жизни в миру и путь иноческий, путь монастырской жизни.

Когда начинаешь думать о том, что главное в жизни христианина, то, может быть, самым правильным было бы ответить словами песнопения, прославляющего св. угодников Божиих за то, что они, будучи в мире, «пожили премирно», т. е. находясь в нем, были выше его.

Они не только в минуты богослужения, но и во все минуты своей жизни приобщались к вечности, к Богу, хотя, вместе с тем, жили и во времени, хотя они ничем не отличались от других людей как по своим занятиям, так и по своему внешнему отношению к другим людям — и, тем не менее, «пожили привременно и премирно».