Дж. Клиер - Россия собирает своих евреев Страница 62

Князь проявлял живой интерес к судьбе русского еврейства. В своей деятельности он опирался на систему выборных официальных представителей от еврейских общин, известных как депутаты еврейского народа. Российские власти уже давно привыкли прибегать к компетентности еврейских советников при выработке соответствующей политики. Так, в 1773, 1802 и 1807 гг. по распоряжению правительства избирались представители от евреев. Приветствовались также и специальные делегации, прибывавшие в Петербург, как было в 1785 г., когда белорусские евреи прислали в Сенат своих представителей. Однако во всех названных случаях на делегатов возлагалось участие в решении конкретного круга проблем – о планах реорганизации кагалов, о включении евреев в число субъектов Городового уложения или о разработке и осуществлении «Положения» 1804 г. В отличие от них, депутатам еврейского народа явно предстояло служить на постоянной основе и участвовать в решении любых возможных проблем, связанных с положением евреев. Они должны были выступать в роли передатчиков информации между центральными властями и еврейским населением. Если вспомнить, сколь важен был доступ к престолу, то становится ясно, что, официально приобретя такое право, еврейские общины получили поистине ценный подарок.

На первый взгляд, депутаты еврейского народа представляли собой все тех же штадланов, евреев, «попавших в случай» у высших русских властей и пользовавшихся этим, чтобы представлять интересы своих единоверцев, как делали Нота Ноткин и Абрам Перетц. Так, первыми депутатами оказались двое видных подрядчиков, занятые поставками для армии, – Лейзер Диллон и Зундел Зонненберг [548]. Как и когда они были назначены на эти посты, и было ли их назначение официальным, неизвестно, но совершенно бесспорно то, что они очень активно выступали от лица своих собратьев по вере [549]. Так было в 1813 г., когда еврейские колонисты-хлебопашцы обратились к ним за помощью. Когда русские военные власти во время войны с французами выслали из Москвы некоторых евреев, то по просьбе витебского кагала в дело вмешался Зонненберг [550]. В 1813 г. Зонненберг направил царю записку, в которой просил о частичном прощении долгов еврейских общин, о неограниченном участии евреев в органах местного самоуправления, а также о государственной защите прав евреев, проживающих в частных владениях. Кроме того, он ходатайствовал о разрешении раввинам налагать проклятие на нарушителей еврейских религиозных законов и пытался добиться восстановления права на еврейскую виноторговлю. В этой записке затрагивались столь разнообразные проблемы, что можно смело утверждать – она представляла собой голос еврейских общин, а не выражение личных интересов еврея-подрядчика Зонненберга [551]. И Зонненберг, и Диллон совершенно свободно вели дела со ставкой верховного командования русской армии, так что логично было бы предполагать, что именно эти двое входили в еврейскую делегацию, посетившую императора Александра I в Брюсселе в 1814 г.

В мае 1816 г. в Минске собрались представители ряда белорусских кагалов с намерением избрать посланцев в Санкт-Петербург, согласно распоряжению Александра I. Но из-за отсутствия средств дело тогда дальше не пошло [552]. В ноябре 1817 г. Зонненберг уведомил кагалы о том, что «по семейным обстоятельствам» вынужден покинуть пост депутата и что император уполномочил его организовать выборы новых депутатов. Всем еврейским общинам было ведено избрать двух-трех «первейших духовных членов к съезду в город Вильно для избрания новых способных еврейских депутатов»[553].

То, как различные кагалы реагировали на эту благоприятную возможность, говорит о многом. Как отмечено выше, белорусские общины с готовностью откликнулись на подобного рода царский указ еще в 1816 г., и теперь тоже поспешили его исполнить. Несмотря на то что было приказано известить о выборах «начальников всех губерний, где есть еврейские общества», в рижском кагале узнали о происходящем только тогда, когда в Вильно уже заседало собрание выборщиков. Услышав эту новость, рижские евреи заявили о самом горячем желании поскорее направить своих делегатов в Вильно и о готовности изыскать какой-нибудь новый налог, чтобы направить средства на содержание депутатов еврейского народа в Санкт-Петербурге [554]. Одесский кагал, наоборот, не торопился с избранием депутатов, потом затягивал их отправку в Херсон, на губернское собрание, и ни за что не хотел вкладывать средства в содержание еврейских делегатов в столице. В 1820 г. херсонский губернский кагал направил в Одессу письмо, в котором пригрозил доложить губернатору, что одесская община не вносит свою долю. Далее в письме говорилось: «Кроме того, мы прекратим с вами переписку и не будем вам писать и тогда, когда в этом будет большая надобность в ваших интересах». Еврейские общины Екатеринославской и Таврической губерний жаловались, что они не в состоянии оплатить отправку своих представителей в Вильно, и просили избавить их от напрасной траты денег. Представители Киевской губернии были избраны, но выехать в Вильно так и не собрались [555].

Все это неудивительно. Одесская община просуществовала к тому моменту всего два десятка лет. Разброд и апатия царили в ней до тех пор, пока приток галицийских евреев не прибавил ей энергии и не принес с собой новые образцы общинной организации [556]. Общины Киевской, Екатеринославской и Таврической губерний никогда не входили в Совет четырех земель и не осознавали того, как важно иметь представительство в коридорах власти. Белорусские евреи, как мы убеждались уже не раз, были испытанными ветеранами в деле влияния на власти ради защиты своих интересов. Рижское еврейство, обладавшее иной политической культурой, также располагало давней традицией защиты своих интересов перед центральными властями. Евреи бывших земель Речи Посполитой с готовностью ухватились за представившуюся им возможность.

В августе 1818 г., накануне наступления по еврейскому календарю месяца элул, в Вильно собрались восемнадцать депутатов от губерний. Главой собрания выступал авторитетный гродненский раввин Танхум бен Элиэзер. Собрание выдвинуло трех делегатов, как и было ведено. Это были Бейнуш Барац Лапковский из Витебска, Михоэл Айзенштадт из Могилевской губернии и Зундел Зонненберг из Гродно (причем последний, несмотря на вышеупомянутые «семейные обстоятельства», проявил самое горячее желание сохранить свой пост), Кроме того, собрание проявило инициативу и избрало трех кандидатов на случай замены, чтобы обеспечить полное и непрерывное представительство в столице. Ими стали Шмуэль Богров из Вильно, Мордехай Лефлер из Витебска и прежний делегат, Лейзер Диллон. Был также избран секретарь, Исаак Сасун из Гродно, и тем самым официально учрежден секретариат при депутации. Обращают на себя внимание белорусские корни избранного состава: все депутаты и кандидаты происходили из Белоруссии или из Литвы, причем половина из них вышла из той небольшой области, которую Россия получила по первому разделу в 1772 г. Легенда гласит, что по пути в Петербург депутатов чествовали во всех белорусских общинах и что им оказал почет пользовавшийся большим авторитетом раввин Хаим из Воложина. С.Пэн недалек от истины, утверждая, что виленское собрание было обставлено так, как будто это сам Совет четырех земель шлет в столицу своих представителей [557].

Увлеченные открывшимися перспективами участники, виленского собрания проявили излишний размах в финансовых вопросах. Они сочли, что расходы делегатов должны быть значительными – по их оценкам выходило 10 980 рублей в год, – особенно если потребуется жить в столице и часто бывать у высших сановников. Поэтому собравшиеся единодушно постановили обложить налогом такой предмет роскоши, как серебряные безделушки, которыми евреи украшали свои киттели – белые шелковые рубахи без правого рукава, одеваемые в торжественных случаях и в дни религиозных праздников. Правительство было сильно встревожено, узнав об этом их шаге из запоздалого сообщения виленской ассамблеи. Всякие официально не разрешенные денежные поборы всегда осуждались российскими властями. Более того, такие поборы со стороны еврейских общин были прямым нарушением статьи 51 «Положения» 1804 г. Поэтому в октябре 1818 г. из Петербурга распорядились, чтобы полиция в губерниях пресекла эти сборы и изъяла уже собранные средства [558]. При этом власти разгневала совсем не готовность евреев платить дополнительный налог, а их самоуправство. Кончилось тем, что 30 января 1819 г. князь Голицын все-таки разрешил этот сбор в виде добровольного пожертвования на содержание депутатов [559].

В чем же заключались функции депутатов еврейского народа? Для ответа на этот вопрос следует рассмотреть, как их воспринимало, с одной стороны, российское государство, а с другой – еврейские общины. С официальной точки зрения, институт депутатов представлял собой механизм наблюдения и контроля за еврейскими общинами. Это была, в первую очередь, точка зрения князя Голицына, постепенно прибравшего к рукам все дела, касающиеся евреев. Он не только оставался главноуправляющим Департамента духовных дел иностранных исповеданий, но и получил от царя распоряжение взять на себя управление всеми делами еврейских общин, кроме уголовных преступлений и тяжб по вопросам о частной собственности [560]. Это имперское бюрократическое сооружение, ведавшее делами евреев, приобрело еще большие масштабы, когда Голицын был назначен главой нового, так называемого Объединенного министерства. В него входили бывшие Министерства народного просвещения и духовных дел (в том числе Святейший Синод и Департамент духовных дел иностранных исповеданий). Как и раньше, за исключением уголовных дел и исков, касающихся частной собственности, «все дела, производящиеся в Правительствующем Сенате и у Министерств, как по гражданской, так и по правительственной части, прикосновенные до обществ еврейских… должны быть препровождаемы к министру духовных дел и народного просвещения для положения по оным мнения». Депутатов еврейского народа включили в список подчиненных Голицына. Было указано, что «депутаты еврейских обществ, по избрании их, представляются министром на высочайшее утверждение» [561]. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что созданный в 1809 г. Третий еврейский комитет, или «Поповский комитет» (по имени его председателя, В.С. Попова), был упразднен в 1818 г. Князь Голицын, не будучи полностью свободен от антиеврейских предрассудков, в целом выступал как благосклонный покровитель «своих» евреев [562]. Он сочувственно выслушивал депутатов со всеми их проблемами и нередко поддерживал их просьбы. Когда же правительство вознамерилось отменить институт еврейских представителей, Голицын еще долго боролся за то, чтобы продлить его существование.