Сборник - Антология восточно–христианской богословской мысли, Том II Страница 65

К весне, когда императору и его единомышленникам удалось перемантъ на свою сторону некоторое количество епископов и клириков, из них был созван собор во дворце, на который был призван свт. Никифор, чтобы «дать отчет о своих действиях». Однако патриарх заявил, что он, будучи предстоятелем Церкви, не созывал никаких соборов и потому это не собор, а незаконное сборище, и никакого отчета он перед ним давалъ не собирается, участники же этого собора подлежат низложению как самочинники. Когда стало окончательно ясно, что переубедить Никифора не удастся, император приказал сослать его в один из посфоенных им монастырей на Босфоре; вместо свт. Никифора Константинопольскую кафедру занял Феодот Мелиссин, и начались гонения на православных: им предлагалось или принять иконоборчество, или по крайней мере письменно пообещать не учить об иконопочитании и не устраивать собраний; отказавшихся ссылали или сажали в темницы.

Оставшиеся годы жизни ссыльный палриарх прожил в монастыре св. Феодора под более или менее строгим надзором; ему уже никогда не пришлось вернуться в столицу — он скончался в изгнании 2 июня 828 г.; после торжества православия его мощи были перенесены в Константинополь и положены в храме Святых Апостолов — это случилось 13 марта 847 г.[756]

В ссылке св. Никифор написал большинство из своих догматических трудов в защиту иконопочитания, а также (после 820 г.) историю царствования Льва Армянина, которая до нас не дошла. Из богословских писаний святителя нам извес тны следующие:

1) послание папе Римскому Льву III (811 г.)[757];

2) «Защитительное слово ко Вселенской Церкви относительно нового раздора по поводу честных икон» (814—815 гг.)[758];

3) «Суждение, или Разъяснение по поводу неблагочестивых истолкований против употребления святых икон, сделанное защитниками правого догмата Церкви» (814 г.)[759];

4) «Обличение и опровержение невежественного и безбожного пустословия нечестивого Мамоны против спасительного воплощения Бога–Слова», в трех частях (818–820 гг.)[760];

5) «Слово в защиту непорочной, чистой и истинной нашей христианской веры и против думающих, что мы поклоняемся идолам» (818–820 гг.)[761];

6) «Обличение и опровержение слов Евсевия и Епифанида, суесловно изреченных против воплощения Спасителя нашего Бога» (818—820 гг.)[762];

7) «Против нечестиво дерзнувших назвать идолом божественное изображение, и о том, что нужно следовать отеческим преданиям; еще же о том, что есть написанное и описанное; и о том, как понимать «не сотвори всякого подобия»; и опровержение врагов Церкви, нечестиво отметающих отеческие предания» (818—820 гг.)[763];

8) «О херувимах» (820—828 гг.)[764];

9) «Обличение и опровержение беззаконного, неопределенного и поистине лжеименного определения, вынесенного отступившими от соборной и апостольской Церкви и присоединившимися к чуждому мудрованию на разорение спасительного домостроительства Бога–Слова» (820—828 гг.)[765].

Свт. Никифор занимался систематическим и детальным опровержением современных ему иконоборцев, а также писаний тех богословов, на которых они ссылались — императора Константина V («Мамоны»), Евсевия Кесарийского, св. Епифания Кипрского[766]; последний труд святителя представляет собой детальное опровержение решений иконоборческого собора 815 г. и подкреплявших их цитат из Писания и отцов Церкви[767].

Как и св. Феодор Студит, свт. Никифор настаивал на том, что отрицание икон ведег к отрицанию самого воплощения Бога–Слова — эта мысль проводится даже в самих названиях некоторых из его трудов; уже в первой, самой краткой апологии — «Защитительном слове» — он говорит, что иконоборцы безумствуют «против домостроительства Спасителя Бога нашего»[768].

Поскольку иконоборцы внушали народу прежде всего наиболее простую мысль — что иконы не отличаются от идолов, — святитель довольно много места в своих сочинениях посвятил опровержению этою утверждения. «Икона, — пишет он, — есть подобие первообраза, сходственно запечатлевающее в себе внешний вид изображаемого, но отличающееся от него, при различии сущности, материею. <…> Таким образом, икона, копия и изображение возможны только в отношении к действительно существующему. А идол есть изображение того, что не имеет действительного существования»[769]. Именно такие изображения «несуществующих чудовищ» — кентавров и других идолов — делали язычники. Однако можно возразить, что язычники делали изображения не только «чудовищ», но и своих богов, в существование которых верили, и патриарх предваряет это возражение: «С другой стороны, иконы суть изображения хорошего и дурного, и честь, им оказываемая, неодинакова: иконы хорошие должно почитать, а дурные отвергать и отвращаться от них, как от идолов, и особенно от тех из них, которые употреблялись для почитания идолов древними, не знавшими Бога всех сущих и первую Причину»[770]. В «Защитительном слове» свт. Никифор подчеркивает, что если иконоборцы признают иконы идолами, то они, поскольку были рукоположены после Никейского собора, анафематствовавшего подобное мнение, и соглашались с этим исповеданием, сами теперь подпадают под эти анафемы, «отрицаются того учения веры, в котором были рукоположены», а потому «должны отречься и от рукоположения»[771]. Еретики, сколько бы много их ни было, отрекаясь от прежнего исповедания, оказываются вне Церкви, настаивает патриарх, и даже «если и совсем немногие останутся в православии и благочестии, то и тогда именно эти суть Церковь, и сила и власть церковных постановлений пребудет у них»[772]. По сути уже здесь свт. Никифор заложил основания для последующего решения св. патриарха Мефодия в 843 г. об извержении из сана всех иконоборцев — не только рукоположенных еретиками, но и тех, кто сначала был православным, а потом отпал в ересь, поскольку, по слову свт. Никифора, «вина их возрастает и осуждение их становится еще большим потому, что не при исследовании новых вопросов, но зная о решении вопроса в Церкви с давних времен и подписавшись[773], они добровольно предались беззаконию — и это после прохождения ими должности учителей догматов Церкви и после долгого пребывания в этом учении»[774].

Свт. Никифор, как и прп' Феодор Студит, подчеркивал, что иконы освящаются через начертание на них имен первообразов. В ответ на довод иконоборцев, что иконы не святы, в отличие от храмов, поскольку храмы «святы по причине совершаемых в них жертвоприношений, а также священных молитв и призываний, возносимых при их основанию), тогда как над иконами обряд освящения не совершается, патриарх говорит, что, во–первых, иконы являются неотъемлемой частью храма и «нельзя представлять дело так, что одна часть храма наполнена благодатью, а другая лишена ее», а во–вторых, «иконы причастны благодати еще и другим образом» — они, так же как и храмы, освящаются именами святых, поскольку Христос «уяснил силу и благодать имени», сказав: «Именем Моим изгонят бесов» (Мк. 16, 17). Поэтому и в храме, и в иконе «благодать одна и та же»[775]. Кроме того, поскольку' иконы через имена соединяются со своими первообразами, они, в отличие от разных украшающих храмы тканей с изображениями, например животных, — поклоняемы не только вместе со святынями храмов, «но могут быть чтимы и вне святых храмов»[776].

Доказывая, что по божеству Своему Христос присутствует в Его иконах, хотя Его Божественное естество остается неописуемым, патриарх проводит параллель между силой Божией, пребывающей в иконах благодаря начертанному имени, и силой, которой Христос творил чудеса при земной Своей жизни, в том числе и там, где телесно не присутствовал: «Ученики говорили Ему: «И бесы повинуются нам о имени Твоем*’ (Лк. 10,17). В это время тело было в каком–либо другом месте. Итак, ясно, что по телу Христос был описуем, чудеса же всюду творила необычайная и непобедимая сила Его имени»[777].

Свт. Никифор посвятил особый трактат вопросу об изобразимости ангелов. Действительно, этот вопрос вызывает определенные трудности: если, по учению иконопочитателей, на иконе изображается характир первообраза, то как можно написать образы таких существ, которые не имеют внешнего вида? Ведь ангелы бесплотны, т. е. хотя и занимают, будучи тварными, некое «умное» место, однако нельзя говорить о том, что они имеют характир в обычном смысле этого слова. В факт are «О херувимах» патриарх выделяет особый род образов, которые имеют тождество со своим прототипом не по ипостаси, в отличие от икон Христа и святых, а только по энергии. У тех образов херувимов, которые по повелению Божию сделал Моисей у Ковчега Завета, были энергии настоящих херувимов, т. е. херувимы действовали через них точно так же, как Христос или святые действуют через свои иконы. Так и ангелы действуют через их иконы, хотя ипостась ангела и изображена быть не может: изображения ангелов на иконах — будь то в человеческом облике или в виде животных и т. п. — всегда условны.