К. В. Мочульский - Великие русские писатели XIX в. Страница 7

Эта полная драматизма любовная фабула со всеми атрибутами романтической новеллы: преступной любовью юной крестницы к старику — крестному отцу, предательством, местью, застенком, цепями, казнью, мятежом, битвой и безумием, вставлена автором в рамки широкой исторической картины. Россия переживает роковой час своей истории; все дело Петра поставлено на карту. Полтавская битва решает судьбу «великой северной державы». Несравненная по энергии и выразительности картина Полтавского боя всем известна; она давно стала достоянием хрестоматий. Себялюбивый честолюбец Мазепа, думающий только о своей славе, о своем величии, гибнет посрамленный. «Свыше вдохновенный» Петр, жертвующий собой России, верящий в ее великое будущее, воздвигает себе «огромный памятник». Пушкина влек к себе этот могучий и ужасный образ, это воплощение таинственной судьбы России, он вглядывался в лицо «грозного царя»

…Его глаза

Сияют. Лик его ужасен.

Движенья быстры. Он прекрасен,

Он весь, как Божия гроза.

Божий промысел действует в истории через великих людей — только они живут вечно в памяти людей; все остальные «сильные, гордые мужи» поглощаются забвением:

Их поколенье миновалось —

И с ним исчез кровавый след

Насилии, бедствий и побед.

В 1829 году Пушкин уехал в Закавказье, где шла война с Турцией; он сопровождал действующую армию и искал опасности, может быть смерти. После взятия Арзрума он побывал на кавказских минеральных водах; впечатления свои описал впоследствии в «Путешествии в Арзрум». Вернувшись в Россию, он посватался к 16–летней московской красавице Наталье Николаевне Гончаровой и осенью 1830 года отправился в имение отца село Болдино, чтобы перед свадьбой устроить свои запутанные дела. Из‑за холеры сообщение с Москвой было надолго прервано, и поэту пришлось всю осень просидеть в Болдине.

Тут посетило его такое вдохновенье, что он забыл и Москву, и денежные хлопоты, и преследования Бенкендорфа, и даже невесту. «Ты не можешь себе вообразить, — писал он Плетневу, — как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать… Я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез: две последние главы Онегина, повесть, писанную октавами („Домик в Коломне”), Скупой Рыцарь, Моцарт и Сальери, Пир во время Чумы, Дон–Жуан и около 30 мелких стихотворений. Еще не все: написал я прозой 5 повестей („Повести Белкина”)».

Это была настоящая буря вдохновения, о которой Пушкин писал:

…Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется,

Как пробудившийся орел.

Болдинской осенью было закончено совершеннейшее из его творений — роман в стихах «Евгений Онегин». Начатый в 1823 году в Кишиневе, он как верный друг сопутствовал поэту в его скитаниях: Пушкин продолжал его в Одессе, Михайловском и Петербурге.

Судьба автора, его духовное и поэтическое развитие, его настроения, радости и печали — все отразилось в этом «собрании пестрых глав». И все же, несмотря на разнообразие материала, вошедшего в поэму, она едина и закончена. Могучий лирический поток своим ритмом и звучанием объединяет ее разнородные элементы. О чем бы ни рассказывал нам поэт — о светской ли жизни своего разочарованного героя, о печальной ли судьбе «милой Тани», любившей Онегина, отвергнутой им и соединившей свою жизнь с нелюбимым мужем, о восторженном ли поэте Ленском с кудрями черными до плеч, убитом на дуэли другом, о белокурой ли его невесте Ольге, скоро утешившейся после смерти жениха, о старушке ли няне, в платке и длинной телогрейке, — всегда мы слышим его личный голос, биение ег° сердца. Поэма едина, как едина личность автора, Как едина его душа; и ни в одном произведении Эта Душа, полная гармонической ясности, любовной Нежности, беззлобной насмешливости глубокой печали, не открывается перед ним так доверчиво, как в «Онегине».

Пушкин говорит о себе, о своей жизни, о своих чувствах, воспоминаниях и мечтах. Его душа «трепещет и дрожит» — и из поэтического волнения ее рождаются образы, как легкие тени; они растут уплотняются, но никогда не отрываются вполне от породившего их лона — лирического потока.

Онегин — конечно, не сам Пушкин: у него своя судьба, свой характер, свое особое лицо. Но как близок он автору, как часто забываем мы о черте, отделяющей творца от творения. Он «друг» поэта, его «добрый приятель» — у него та же «мечтам невольная преданность», «неподражаемая странность», он тоже «повеса пылкий», «философ в осьмнадцать лет». Когда в 1819 году поэт предается наслаждениям светской жизни, Онегин сопровождает его по театрам, ресторанам, холостым пирушкам, балам и раутам. Как Пушкин, Онегин страдает модным сплином, подражает Чайльд Гарольду и сочиняет злые эпиграммы; так же скучает в деревне, читает романы и ездит верхом. В лирическом романе герой не до конца объективируется: Пушкин приписывает ему свои желания, мысли, свои «поэтические бредни». Он как будто забывает иногда, что Онегин — светский сноб, а не поэт. Ночью, когда небо светло над Невой и луна отражается в воде, два друга — поэт и его герой — мечтают вместе:

Воспомня прежних лет романы,

Воспомня прежнюю любовь,

Чувствительны, беспечны вновь

Дыханьем ночи благосклонной

Безмолвно упивались мы.

Кажется, что ночью Онегин сбрасывает маску «типичного представителя полуобразования», как о нем выражаются в учебниках, и становится тенью поэта, отбрасываемой его фигурой на гранит набережной. Вот почему, рассказывая о жизни Онегина, Пушкин так легко переходит к личным признаниям, размышлениям о своей судьбе, воспоминаниям о былых романах. Это совсем не «отступления», как нам толковали в школе, а та же лирическая волна, которая свободно переливается из мира, создаваемого писателем, в его внутренний мир.

Столь же неразрывна связь образа Татьяны с душой Пушкина. Он любит свою героиню, как любил ту, «с которой образован» ее «милый идеал». Он не может без умиления смотреть на эту «барышню уездную с печальной думою в очах, с французской книжкою в руках»; он трепещет за ее судьбу, льет над ней слезы, восхищается ее духовной красотой. Все мечты о любви, все порывы к чистоте и женственности, всю боль разочарования, все воспоминания о промелькнувшем и изменившем счастье, всю неутолимую жажду прекрасного вложил Пушкин в это дитя своего сердца. И из бурного моря его страстей и желаний она возникла в «магическом кристалле» поэзии как воплощенный идеал «чистейшей прелести чистейший образец». Психология нас учит, что каждое чувство носит в себе зародыш образа. Чувства поэта объективируются в живых людях. Так и Ленский — часть души Пушкина, пройденный этап его художественного развития.

Так он писал темно и вяло

Что романтизмом мы зовем.

Пушкин подшучивает над своим юношеским романтизмом, когда в Лицее

Он пел разлуку и печаль,

И нечто, и туманну даль.

Он пел поблеклый жизни цвет,

Без малого в осьмнадцать лет.

В зеркальном отражении искусства поэт видит свой образ, свою «потерянную младость», свои разбитые надежды, все, что минуло безвозвратно, все, что прошло без следа. И строфы повествовательные сменяются размышлениями о смысле жизни, о ее тленности и хрупкости. Все проходит, и все непоправимо. Онегин хотел остановить жизнь, сделать невозможное, вернуть прежнюю Татьяну, ту девочку, которой он

…в благом пылу нравоученья

Читал когда‑то наставленья…

Но увы — той Татьяны уже нет, а эта новая, блистательная законодательница зал, спокойная и равнодушная, на его слезы и мольбы отвечает:

…я другому отдана

И буду век ему верна.

Роман обрывается, но он внутренне закончен. Зачем нам знать, что дальше будет с Онегиным. Он проиграл свою жизнь. Жизнь всегда кончается проигрышем; счастлив, кто вовремя вышел из игры.

Влажен, кто праздник жизни рано

Оставил, не допив до дна

Бокала полного вина,

Кто не дочел ее романа

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим.

И все, что погибает в жизни, в нетленной красоте, воскресает в искусстве. Вот почему печаль Пушкина светла, и радостна его измученная душа.

В Болдине он пишет элегию «Безумных лет угасшее веселье», где после жалобы на печаль, труд и горе жизни он восклицает:

Но не хочу, о други, умирать!

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будет наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

И, может быть, на мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной.

В «драматических сценах» Пушкин в предельно сжатой форме создает образы, художественно совершенные и философски неисчерпаемые: «Скупой рыцарь» — поэма страсти к деньгам, этому символу Могущества, страсти разрушительной, как роковая стихийная сила; «Моцарт и Сальери» — трагедия гибели гения, «гуляки праздного» Моцарта от руки завистливой посредственности Сальери; «Каменный гость» — поэма о Дон–Жуане, великом мастере в «науке страсти нежной», бросающем гордый вызов судьбе и гибнущем от пожатия «каменной десницы» убитого им Командора; в «Пире во время чумы» Председатель поет гимн в честь чумы: