Ольга Михайлова - Молния Господня Страница 75

  Демонов, которые ими овладели, можно было заставлять останавливать пульс попеременно то на правой, то на левой руке. У одной из одержимых, сестры Джильды, по команде заклинателя шея вздувалась самым чудовищным образом. Другая, монашка Лазара, держала в руке горячий уголь, но на коже не обнаруживалось ожога. Монахине Дафне затыкали под ноготь булавку, но она не проявляла никаких признаков боли; при этом по команде заклинателя кровь начинала либо обильно течь из-под ногтя, либо мгновенно останавливалась. У монахинь обнаруживалось извержение со рвотой разных предметов: кусков воска, камешков, костей и волос. Монахиня Дафна после трехчасового отчитывания извергла живую жабу величиной в ладонь. Некоторые из одержимых во время бешеных корчей со всего размаха ударялись головой в стены, но у них на голове от этого удара не оставалось никакого следа. Все эти явления были тщательно записаны, и подтверждены членами комиссии, епископами и учеными врачами.

  - Но те могилы-то не раскапывали...

  - То-то и оно. Я склоняюсь к мысли, что под воздействием трупных и травяных ядов наши аристократки просто ополоумели, но откуда знание латыни? Впрочем, если человек может одновременно страдать расстройством желудка и лихорадкой - почему же помрачённость рассудка исключает одержимость? Но если они одержимы - я не экзорцист. Надо приставить к ним нескольких денунциантов и просто тихо следить - не проступит ли чего? Есть ведь и ещё одно красноречивейшее свидетельство - уже в пользу безумия, - добавил Вианданте. - Бабёнка, пытающаяся влезть в штаны инквизитору - ненормальна. Нормальной бабе это и в голову бы не пришло. Из этого пока и будем исходить. Предупреди денунциантов - дело сложное. Пусть будут максимально осторожны.

  Глава 18,

  Операцией "Чёртовы бабы" руководил Салуццо, и поначалу она носила совсем иное, куда более невинное название "Vedovelle", сиречь "Вдовушки". Но по ходу наблюдений лица денунциантов начали бледнеть, с языков то и дело - слетать непотребные выражения, свидетельствующие о крайней степени испуга. Именно для того, чтобы скрыть его, мужчины грубили, а лицо Салуццо уже при третьем докладе въявь перекашивалось, руки тряслись.

  Тогда-то Луиджи и переименовал операцию.

  Приставленные к дому Рано двое наблюдателей дислоцировались на чердаке дома, просверлив в потолке отверстие, а следившие за Гратолини устроились в соседней части её дома, пустующей из-за смерти старика-хозяина. Первый день наблюдений не дал ничего. В воскресение обе вдовицы честь по чести вернулись из храма, и весь оставшийся день чесали языки с соседками. Ничем не удивил и понедельник, когда обе, облегчая наблюдение, направились в лавку вдовы Чиньяно за сукном, а после обеда пошли поглазеть на приехавший в город театрик ростовых кукол. Попутно кумушки покрутились у магистрата, осведомившись у помощника судьи Чинери о предстоящей казни Микеле Минорино. Шпионы Трибунала недоумевали, почему их так предостерегали по поводу опасности наблюдения.

  Странности начались во вторник, к вечеру.

  Донна Теофрания пришла в дом к подруге с большим чаном, пригодным разве что для варки варенья. Но что они собирались варить в январе? Денунцианты видели, как две кумушки взяли зеркало в деревянной оправе и опустили его в чан с водою так, чтобы оно плавало на поверхности зеркальной стороною к небу. Поверх зеркала, по его краю, ими был положен лоскут, пропитанный кровью, и затем они выставили чан к окну, и лунные лучи пускали странноватые отблески по комнате. Ближе к полуночи, когда луна ушла, были зажжены четыре свечи, зеркало и лоскут спрятали в ларец, а чан был поставлен на печь. Когда вода закипела, в неё полетели сушёные травы и коренья, которые, по мере выкипания воды, смердели столь мерзостно, что двум денунциантам стало дурно. Туда же была вылита из темной бутыли мутноватая маслянистая жидкость. После этого вонь стала столь едкой, что ещё двое стали жаловаться на резь в глазах.

  Но Салуццо выдержал до конца, и видел, как зловонная смесь была снята с печи, и поставлена остывать, а между двумя чертовками разгорелся спор по поводу какой-то эссенции жизни, которую они называли Mumia. Потом, сами нанюхавшись зловонной смеси и вытащив из зеленого ларца под кроватью странные подобия мужских детородных органов, обе учинили такое, что Луиджи мог объяснить скорее малопристойными жестами, нежели словами.

  После, где-то на Бдении, обе ведьмы, наконец, уснули.

  Доложив утром инквизитору и прокурору о ночных шалостях вдовиц, Салуццо, оставив своих начальников в состоянии мучительного недоумения, отправился спать. Джеронимо о сотворённых вдовицами блудных мерзостях не задумался, но напряженно тёр лоб, пытаясь вспомнить, где он слышал это странное слово и что оно означает, Элиа же даже не напрягался, будучи твёрдо уверен, что слышит его впервые. Вианданте подошёл к шкафу, и начал медленно снимать с полок книги. Внимательно читал название, закрывал глаза, на несколько минут задумывался и качал головой. Искомый том был найден на верхней полке, куда его за ненадобностью заложил Аллоро. "Ну да, вот оно, смотри". "Mumia, приготовленная бальзамированием, годится только на корм червям, и также бесполезна как mumia мертвого тела в гробу. Наибольшей силою обладает mumia людей физически здоровых и умерших внезапною смертью, к примеру, повешенных, обезглавленных или колесованных. Человек, медленно умирающий от болезни, теряет свои силы ещё до того, как умрёт, и гниение в подобных случаях зачастую начинается, когда больной ещё жив. Его mumia будет никчемной. Но если бы врачи знали скрытую силу mumia людей, умерших внезапно, они не позволяли бы телам казнённых преступников по три дня висеть на виселицах, но использовали для своих надобностей. Иной знающий человек может стать палачом и убийцей лишь для того, чтобы завладеть Mumia, необходимой ему для дурных дел. Однако для подобных людей лучше было бы быть брошенными в море с жерновом на шее, ибо конец их жалок и души их испытают на себе все зло, ими порожденное" С этим не поспоришь. Это Парацельс, медик, "De Morbis Amentium". Помнил же я, что где-то читал об этом.

  "В основе колдовства лежит вера в дьявола. Будучи достаточно сильной, она способна придать силу злому воображению и, посредством её один человек может повредить другому, не опасаясь быть открытым, оно дает возможность человеку убить и изувечить своего врага, не будучи близ него, так что тот не в состоянии будет защитить себя". Слышал, Элиа? Ещё бы! Безнаказанность убийцы и беззащитность жертвы. Идеальное соотношение обстоятельств, все века привлекавшее пристальное внимание негодяев всех мастей. А это что он пишет? Послушай-ка. "Особенно сильный яд, используемый в колдовстве, есть менструальная кровь. Если женщина держит тряпицу, пропитанную менструальной кровью, в лучах молодой луны в течение ночи и в лучах солнца в течение дня, она получит могущественную субстанцию, притягивающую "magnes salis". Женщины достигают большего в дьявольских опытах, ибо они более порывисты, более непримиримы в своем желании отомстить, более склонны к зависти и ненависти". Это фрагмент "De Virtute Imaginationae". А впечатление, что это аллюзия на "Молот ведьм". Или плагиат. Однако, боюсь, что на сей раз мы добрались до подлинного сатанизма. Столкнуться придется с мироправителем тьмы века сего, духом злобы поднебесным. Я начинаю бояться за Салуццо. Надо увеличить число наблюдающих вдвое.

  - Ты серьёзно? Эти толстые потаскухи?

  - А ты, кого, собственно, среди адептов дьявола хотел встретить? Святых отцов, что ли? Нормальных и здоровых там не будет. Некоторая ущербность, если не сказать, ублюдочность, причём, как умственная, так и телесная, представляется мне в подобных случаях неизбежной и даже обязательной, ибо "преодоление мрачного аскетизма", как выразился милый Марио Дамиани, почему-то всегда наделяет человека некоторой толикой лучистого поросизма, или лучше сказать, лучезарного свинства...

  Ближайшей ночью денунциантам пришлось разделиться. Донна Теофрания ближе к полуночи, укутанная в шубу, отнесла содержимое чана, перелитое ею в кувшин, в старую заброшенную часовню, полуразрушенным остовом возвышавшуюся на руинах старого монастыря бенедиктинок. Там же наблюдателями Трибунала были замечены ещё три женщины, которых осторожно проводили по домам. К утру инквизитору и прокурору стали известны три имени, при упоминании которых Элиа передернуло. В лавке, принадлежащей одной из этих женщин, донны Джанмарии Леттино, считавшейся доброй католичкой, его сестра неизменно покупала муку. Всё бы ничего, но две прочие... Услышав имена донны Бьянки Гвичелли и донны Делии Фриско, Элиа дважды переспросил Салуццо, и чертыхнулся, а Джеронимо расхохотался, захлопав в ладоши, потом и вовсе свалился на тахту, давясь хохотом. Леваро все ещё не мог прийти в себя, хоть и пытался сделать вид, что не слишком шокирован...