Роланд Бейнтон - На сем стою Страница 81

Лютеру нравилась общая евангелическая направленность положений манифеста, но, обращаясь к крестьянам, он выразил сомнение в разумности большинства их требований. Что касается права общины выбирать себе служителя, то это зависит от того, будет ли она платить ему. Даже если община платит служителю, но князь не согласен с ее выбором, крестьянам лучше не бунтовать, а переселиться в другое место. Упразднение десятины - открытый грабеж, а отмена крепостничества превращает христианскую свободу в понятие плотское. Раскритиковав подобным образом программу, Лютер затем рассмотрел те средства, которые используются для ее реализации. Ни при каких обстоятельствах не должен обычный человек поднимать меч ради себя. Если каждый человек присвоит себе право вершить справедливость собственными руками, то не будет "ни авторитета, ни власти, ни порядка, ни земли, но одно лишь убийство и кровопролитие". Но это говорится вовсе не с намерением оправдать те вопиющие несправедливости, которые творят власть предержащие. К князьям Лютер обратился с призывом, оправдывая значительно большее число требований крестьян, чем он это сделал, обращаясь к самим крестьянам. При выборе служителя следует проявить уважение к воле общины. Требования крестьян об исправлении допущенных по отношению к ним злоупотреблений оправданы и справедливы. Князьям некого винить за вспыхнувшие беспорядки, кроме себя, поскольку они лишь предавались пышным забавам и при этом грабили своих подданных, сдирая с них последнюю шкуру. Истинное решение мог вынести лишь гражданский суд.

Но ни одна из сторон не была расположена к этому, и предсказание Лютера о том, что все это принесет с собой лишь убийство и кровопролитие, исполнилось с избыточной щедростью. Лютер давно уже заявил, что не окажет никакой поддержки вооруженным частным гражданам, сколь бы справедливым ни было их дело, поскольку подобные средства неминуемо влекут за собой беды для невинных. Он не мог предвидеть, что разразится настоящая революция. Да и трудно представить себе, как такое могло случиться в XVI веке, поскольку ни убеждением, ни силой в то время еще невозможно было сплотить людей воедино. В ту эпоху меньшинство еще не могло захватить государственную власть, использовав военную технику для навязывания своей воли обществу. Отсутствовали также и современные средства пропаганды.

Крестьянской войне недоставало сплоченности пуританской революции, поскольку у нее не было ни ясной программы, ни единства в руководстве. Одни выступали за диктатуру крестьянства, другие - за бесклассовое общество, третьи - за возврат к феодализму, четвертые - за упразднение всех правителей, кроме папы и императора. Иногда во главе восставших стояли крестьяне, иногда писари, а иногда даже рыцари. Отдельные группы никак не координировали свои действия между собой. Не было даже религиозного единства, поскольку с обеих сторон выступали как католики, так и реформаты. В Эльзасе, где одним из требований восставших было упразднение папской власти, борьба приняла окраску религиозной войны. Герцог и его брат-кардинал развернули охоту на крестьян, именуя их "неверующими, вышедшими из повиновения лютеранами-раскольниками, которые сеют разрушение, подобно гуннам и вандалам". Нет сомнения в том, что толпы восставших не признавали никакой дисциплины. Прежде всего они желали грабить замки и монастыри, охотиться на дичь и опустошать рыбные пруды.

На рисунке вы видите типичную для Крестьянской войны сцену разграбления монастыря. Обратите внимание на изображенную вверху слева группу людей, закинувших сеть в пруд. Другие в это время выносят из монастыря припасы. Большого кровопролития не было. Лишь один человек потерял руку. Тут и там видны пьянствующие и блюющие крестьяне, подтверждая кем-то сказанные слова, что это была не столько крестьянская, сколько пьяная война.

Еще один штрих к поведению крестьян добавляет письмо аббатиссы, которая сообщает о том, что обитель ее подвергалась грабежам до тех пор, пока в ней не осталось ни одного яйца и ни одного горшка масла. Через окна монастыря послушницы могли видеть избиение мирных жителей и дым, поднимающийся от горящих замков. Когда война закончилась, в Тюрингии оказались разрушенными 70 монастырей, а во Франконии - 270 замков и 52 монастыря. Когда палатинат не устоял перед крестьянами, беспорядки достигли таких масштабов, что их собственные предводители вынуждены были пригласить прежние власти вернуться, чтобы помочь в восстановлении порядка. Но те предпочли выждать, пока крестьяне не будут разгромлены.

Могло ли быть иначе? Существовал ли человек, который сумел бы предложить разумный план приспособления крестьян к новому политическому и экономическому порядку и выполнить этот план? Центральной фигурой был император, но император никогда не взял бы на себя такую роль. Из всех других людей лишь один пользовался в Германии достаточной известностью и доверием, чтобы выполнить эту задачу. Таким человеком был Мартин Лютер - и он отказался. Для него, служителя церкви, взять в руки меч и возглавить крестьян было равносильно отступничеству от своего долга, как Лютер понимал его. Не для того он разрушал папскую теократию, чтобы на ее месте утвердить новую теократию святых или крестьян. Власти должны поддерживать мир. Власти должны распоряжаться мечом. Лютеру не подходила роль предводителя гуситского воинства Жижки или Кромвеля, ведущего в бой своих "железнобоких".

Мюнцер раздувает мятеж

В то же время Лютер никогда бы не осудил крестьян столь резко, не возьми на себя другой человек ту самую роль, которая была ненавистна ему. Не будь Томаса Мюнцера, в Саксонии не вспыхнула бы крестьянская война. Изгнанный, он перебрался в Богемию, затем вернулся, постепенно обосновался в одной саксонской деревушке, взял в свои руки власть и теперь, наконец, обнаружил в крестьянах под знаменем Bund тех избранных, которым надлежит уничтожить нечестивцев и утвердить царство святых. Цель заключалась не в том, чтобы устранить экономические несправедливости. В Саксонии они не были ярко выражены, поскольку крепостное право там давно упразднили. Мюнцер ратовал за экономические перемены только в интересах религии. У него хватило ума понять то, чего не заметил никто другой из его современников, - вера не может процветать в условиях физической эксплуатации. Он восклицал:

"Лютер заявляет, будто беднякам достаточно одной лишь веры. Разве не видит он, что поборы и налоги препятствуют принятию веры? Он утверждает, будто Слова Божьего достаточно. Разве не понимает он, что люди, всякий момент жизни которых поглощен заботами о хлебе насущном, не имеют времени для чтения Слова Божьего? Князья обескровили народ поборами. Они считают своими рыбу в воде, птицу в воздухе и траву в поле, а доктор Обманщик говорит: "Аминь!" Где же мужество у доктора Осторожного, у нового папы из Виттенберга, у доктора Мягкое Кресло, у лизоблюда-отступника? Он говорит, что бунтовать воспрещено, поскольку Бог вверил меч властителю, но сила меча принадлежит всему обществу. В добрые старые времена правосудие вершилось принародно, чтобы правитель не мог его извратить, и вот правители извратили правосудие. Они будут низвергнуты со своих престолов. Воронье уже собирается в стаи, чтобы пожрать их трупы".

В подобном настроении Мюнцер прибыл в Мюльхаузен. Именно на нем лежит ответственность за разжигание там крестьянской войны. Перед алтарем он развернул огромное шелковое знамя с изображением радуги и девиза: "Слово Божье пребывает вовек". "Пора! Настало время! - вскричал он.- Будь вас даже всего лишь трое, посвященных Богу, вам нечего бояться ста тысяч! Вперед! Вперед! Вперед! Никакой жалости! Не жалейте нечестивцев, когда они рыдают. Помните, что Бог повелел Моисею уничтожать нечестивых полностью и без жалости. Поднялись все крестьяне. Бейте! Крушите! Крушите! Вперед! Вперед!"

Деревня действительно пребывала в волнении. Крестьяне поднимались повсюду. А утомленный Фридрих Мудрый ожидал смерти. Своему брату Иоганну он писал: "Возможно, крестьянам предоставили долгожданный повод к восстанию как раз помехи, чинимые Слову Божьему. Многократно бывал бедный народ обманут своими господами, и ныне Бог ниспосылает гнев Свой на нас. Если будет на то Его воля, к власти придет простой человек. Если не будет на то Его воли, конец вскоре будет иным. Будем же молить Бога простить наши грехи, вверяя исход в Его руки. Он благоустроит все в Свое благоволение и прославление". Брат Иоганн уступил крестьянам принадлежавшее власти право сбора налогов. Фридриху он писал: "Как князья мы разгромлены".

Лютер пытался перегородить хлынувший поток плотиной, отправившись в гущу крестьян, чтобы обратиться к ним с увещеванием. Они встретили его насмешками и ненавистью. Тогда он написал трактат "Против разбойничьих и грабительских шаек крестьян". По его разумению, ад опустел, поскольку все бесы подались к крестьянам, а сатана пребывает в Томасе Мюнцере, "который лишь подстрекает к грабежу, убийству и кровопролитию". Христианский правитель, подобный Фридриху Мудрому, должен воистину обратиться к своему сердцу и смиренно молиться о помощи против дьявола, поскольку наша "война не с плотью и кровию, но с духовным нечестием". Кроме того, князю надлежит выйти за рамки своего долга и предложить условия мира обезумевшим крестьянам. Если же они эти условия отвергнут, ему следует незамедлительно взяться за меч. Лютер никоим образом не приветствовал намерение Фридриха Мудрого ничего не предпринимать, предоставив решать исход событий Господу. Ему больше импонировал Филипп Гессенский, который сказал: "Если бы не моя решительность, вся смута в моей местности вышла бы из берегов через четыре дня".