Политика благочестия. Исламское возрождение и феминистский субъект - Саба Махмуд Страница 36

Стоит отметить, что аргументы Марьям созвучны мнению некоторых ученых в рамках исламского возрождения, выступавших против позиций, близких к озвученным dā‘iyāt мечети Нафиза. Они пытаются скорректировать то, что они считают чрезмерно строгой и узкой интерпретацией Корана и хадисов, в особенности в том, что относится к поведению женщин[302]. Когда я спросила Марьям, читала ли она этих авторов, она ответила, что нет, но познакомилась с их аргументами, когда посещала группы при мечетях и в дискуссиях в школе, где такие темы вызывали общий интерес. На мой вопрос, почему она продолжает посещать уроки в мечети Нафиза, учитывая ее несогласие с позицией dā‘iyāt, она сказала, что подобные занятия заставляют ее помнить об опасности недостаточной бдительности в своих взаимодействиях с мужчинами в разных институциях, а также оттачивать ее навыки ведения спора — при этом оставаясь в пределах исламского поля дискуссии. Марьям сказала, что она считает это своим вкладом в работу движения da‘wa.

Из разговора хадджи Иман и Марьям очевидно, что в педагогическом пространстве da’wa определяющую роль часто играют дебаты и разногласия, но также это пространство является областью консенсуса, что подтверждается приверженность к терминам и протоколам привлечения канонических источников. Обратим внимание, например, на возражение, выдвинутое еще одной пятнадцатилетней участницей по имени Рабия. Когда одна из dā‘iyāt произносила длинный монолог об опасностях, которыми добродетельному поведению грозят мирские желания, Рабия довольно спонтанно прервала ее и сказала: «Ладно, ладно, хадджа Самира, можно я прокомментирую? Есть сильные хадисы, которые показывают, как женщины сидели с Пророком и его сподвижниками. В одном хадисе говорится, что женщина пришла просить у Пророка совета, потому что по ошибке она что-то съела во время поста, там был Абу Хурайра [хорошо известный сподвижник Пророка] и сделал ей замечания прежде, чем ответил Пророк [что предполагает, что не находящиеся в родстве мужчины и женщины взаимодействовали во времена Пророка]».

Dā‘iya хадджа Самира прервала ее и возразила: «Во-первых, мы не знаем, была ли эта женщина родней Абу Хурайры[303], во-вторых, мы не знаем, произошло ли это до того, как ношение платка стало обязательно для мусульманок, или после[304], в-третьих, ты уверена, что этот хадис сильный?»

Рабия настаивала, что это сильный хадис. Хадджа Самира ответила: «Когда мы хотим следовать хадису, нужно рассматривать его в контексте духа религии в целом [iḥna lāzim nākhud id-dīn kullu], а также узнать, каков консенсус ученых [улемов] [по этому вопросу][305]. Видишь ли, есть консенсус улемов, что этот ikhtilāṭ не следует применять без необходимости».

Этот обмен репликами показателен, поскольку демонстрирует склонность к спорам, характерную для педагогического пространства уроков при мечетях. Отметим, что, несмотря на разницу в возрасте и опыте использования канонических источников между dā‘iyāt и их аудиторией, общение между этими женщинами строится на равных. Подобную легкость споров и возражений можно редко встретить в университете аль-Азхар между шейхом и его мужчинами-студентами, поскольку там границы гораздо строже. Напротив, молодые ученицы выступают против dā‘iyāt, не только цитируя их же авторитетные источники, но и опираясь на свой собственный опыт, интерпретируя то, что считается Божественными предписаниями. Молодые женщины вместе с dā‘iyāt соучаствуют в этом поле споров, разногласий, убеждений, хотя dā‘iyāt мечети Нафиза имеют репутацию самых строгих и требовательных из всех каирских. Отметим, например, что в ответ на указание Рабии на взаимодействие мужчин и женщин «без преград» во времена Пророка dā‘iya реагирует, не отбрасывая этот аргумент, но задает молодой женщине вопросы о его надежности. Тем самым она не только имплицитно признает, что она сама не знает авторитетный статус этой истории, но также демонстрирует присутствующим тот круг вопросов, который они сами должны задавать, чтобы проверить традицию на аутентичность. Ответ dā‘iya дает девушке возможность ответить и привести новые аргументы[306]. Я предполагаю, что такой разговор является примером ситуации гораздо более сложной, чем предполагает простая модель «религиозной индоктринации», и требует анализа микропрактик убеждения, посредством которых людей подталкивают к одной точке зрения, а не другой.

Женщины разного возраста и с разным бэкграундом познакомились с научными методами, терминологией и манерой рассуждения именно в ходе подобных ситуаций и открытых дискуссий и в результате наполнили такие догматические споры актуальными вопросами из их повседневной жизни. Все больше женщин знакомится с каноническими источниками, и в результате они согласовывают различные стороны своей жизни с логикой этих канонов, львиная доля которых посвящена мужчинам, что тем самым расширяет применимость канонов до круга проблем, с которыми те ранее не соотносились. Как я уже утверждала, примечательно, что эти споры не выходят за пределы протоколов и правил дискуссий исламских правоведов. Это, впрочем, не значит, что обнаруживается какое-либо единообразие позиций, скорее, когда начинается спор, он ведется на основе постоянных источников, определенного порядка и логики, тем самым превращая эти споры в неотъемлемую часть того дискурсивного поля da‘wa.

Женская сексуальность и социальные разногласия

Позиция dā‘iyāt мечети Нафиза по ikhtilāṭ основывается на ключевой доктрине, которой придерживаются четыре школы исламского права. Согласно ей, женская сексуальность имеет значительный вес в провоцировании недопустимых сексуальных влечений и установлении отношений между мужчинами и женщинами, не состоящими в браке. Эту позицию хорошо формулирует часто цитируемый хадис: «Женщина, вся она, не защищена [‘aura], если она выходит из дома, шайтан овладеет ее действиями». Это один из авторитетнейших хадисов, который в сочетании с некоторыми аятами является основой для регуляции того, как женщина должна появляться в публичном пространстве. Слово ‘aura, которое используется здесь для описания женщин, довольно нагруженное и предполагает ряд значений, включающие «слабость», «ошибочность», «непристойность», «несовершенство», «обезображение», «гениталии». Однокоренное ему слово ‘awir Эдвард Лэйн перевел как «не имеющий хранителя или защитника… буквально — имеющий разрыв, брешь, отверстие, доступный для воров и т. п.»[307]. Английское pudendum, мн. pudenda, «наружные половые органы», наилучшим образом передает то значение, в котором ‘aura используется в этом хадисе, поскольку это слово относится не только к мужским и женским гениталиям, но также к тому, «чего следует стыдиться»[308]. В соответствии с логикой этого хадиса (и литературой фикха в целом), женщина характеризуется как ‘aura, потому что а) ее выход из дома открывает ее для опасностей и требует защиты[309], и б) подобно тому, как стыдно демонстрировать свои гениталии, стыдно женщине появляться на публике. В соответствии с этой точкой зрения, все части женского тела, которые могут вызвать какое-то смущение и стыд, должны быть закрыты, а это, с