Бенджамин Нер - Остров Бога Страница 5

Из машины, грустно ползущей по очередному крутому подъёму, легко разглядеть пограничные вышки, египетские флаги и даже потных пограничников, с тоской взирающих на кондиционированный израильский транспорт. На этом пути много соблазнов для неленивого и любопытного путешественника. Оранжевые таблички — дорожные указатели к древностям и природным чудесам, встречаются через каждые двести-триста метров, а самих дорог нет. Есть пыльные следы от джипов и специальных многоколёсных машин — «рехев митбари», кренящихся и завывающих на безумных этих «дорогах».

Туристический город Эйлат, построенный для туристов и живущий за их счёт, предлагает десятки сумасшедших маршрутов по этим местам, но упаси вас Бог, отправляться туда одному без бывалого провожатого, знающего эти места, или, что ещё хуже в кампании таких же, как вы колобродов и недотёп. Страх, великий предохранительный клапан и телохранитель, не знающие его, долго не живут. Каждый год израильские газеты пишут о сгинувших в этих краях смельчаках-альпинистах. Не присоединяйтесь, а то растащат ваши белые косточки по своим норкам мыши с колючими спинками и смешными кисточками на кончиках хвостов.

Богатые мама с дочкой нежно поблагодарили меня за проявленный героизм и стойкость, терпение и доброту, и отправились вслед за пыхтящим «чемоданным мальчиком» в счастливые объятья своих, безусловно, роскошных номеров.

Сегодня, по прошествии пятнадцати лет, я никогда бы не повторил тогдашней глупости, и не отправился бы восвояси, не позаботившись об отдыхе и воде. Сегодня, после такой длинной и волнующей поездки, я бы отправился в маленькую, уютную гостиницу, где выпил бы ледяного бочкового пива, потрепался бы с портье и завалился спать. Совершенно один, совершенно один… Но в тот день, а время двигалось к обеду, я сел за руль и отправился домой.

По сей день, я благодарен судьбе за то, что выбрал правильную дорогу поближе к людям и подальше от красот пустыни, через степь Арава, мимо бесконечных теплиц, где зреют толстые разноцветные перцы, до поворота к Мёртвому морю, и дальше, через Иерусалим в славный город Ришон-леЦион. А не то бы….Эх, грустно даже думать о том, как бы кончилась моя «карьера», где-нибудь в пересохшем русле ручья.

Не то что бы я очень спешил, но сворачивать с дороги, что бы полюбоваться «Тимна — парком» или как любят говорить романтики — «Копями царя Соломона», я решительно не собирался. Да, конечно это серьёзная, как говорят израильтяне, «атракция» и гриб-камень, и медные шахты фараонов и залежи единственного в своём роде, зелёно-синего эйлатского камня, но почти четыреста километров предстоящей мне дороги, интересовали меня куда больше. Проплыли за окном силуэты голенастых страусов и белые кукольные фигурки антилоп из национального парка Бар Хай, замаячила на горизонте двухголовая пальма с оранжевым солнцем в центре её подковообразного силуэта, эмблема достославного кибуца «Юдвата» и я свернул на стоянку к маленькому, в те времена, кибуцному магазину.

Однажды я привёз в этот кибуц симпатичных украинских доярок делиться опытом и осваивать передовые еврейские методы доения. Коровы Юдваты произвели на девушек неизгладимое впечатление: «Дивися, Оксана, яко у них вымя — як твоя жопа»! Коровы действительно были хороши, всем своим видом показывая, почему в Израиле молока вдосталь, а продукты из него вкусные. Плавно вращаясь на карусели, под каплями теплого душа, они смотрели на заморских доярок нежно и снисходительно.

«Глупец, решивший повеситься, хватается за нож»

Кибуцный[4] магазин оказался закрыт и я, чертыхаясь, что не побеспокоился о воде ещё в Эйлате, покатил дальше, через тягучий обжигающий машинные потроха ветер пустыни. Но только я приблизился к соляному столбу, прозванному народом «женой Лота», как раздался хруст, писк, стон и нехороший скрежет. Мотор гавкнул по собачьему и заглох. Мне очень хотелось бы написать, что в наступившей тишине был слышен щебет птиц или хотя бы мушиные взвизги, только это было бы клеветой на живую природу. Ничто не парило, не шуршало и не производило никакого видимого шевеления. За холмами проглядывало Мёртвое море, непригодное для утоления жажды, но вполне годящееся для скоростного самоубийства. Ежели в других местах мирового океана можно выкипятить из воды, если вам делать нечего или в школе задали, ну что-то вроде 30 грамм соли и никак не более, то из Мёртвого моря триста с лишком. Пей, не хочу! Умные люди говорят, что здесь треснула континентальная плита, и «до трещала» она от Сирийских гор аж до Африки. Теперь в этой яме стоят отели и клиники, где мужественно лечат, чуть ли не весь ассортимент человеческих недугов. И дряблые легкие, когда болящие не то что спирометр выдуть, но и кашлянуть без воя не могут. Лечат здесь, хотя это на первый взгляд и нонсенс, богатые солями суставы, пугающие своим треском в ночи самых близких, и кожные и костяные хворобы, и, непригодные для управления конём «шпоры». Ну, всё, всё лечат шустрые доктора и сестрички, понося при случае, невыносимых конкурентов.

По моему личному впечатлению, нет больше радости, чем приезд на побережье какой-нибудь латиноамериканской группы. Все бегут смотреть. Бросают лежащих в грязях или заваленных горячими камнями пациентов, покидают не до кормленых клиентов, и только пресыщенные этим и другими зрелищами, медленно приближаются к морю, заключая разнообразные пари, экскурсоводы, один лишь гид беспокойных «латинос» идёт от него.

— Ну, — спрашивает его, кто-нибудь из стариков, — сколько раз ты их предупредил?

— Восемь с половиной, — говорит наш испано-язычный товарищ, — Последний раз не договорил, вырвались и убежали.

И вот уже спешат шоколадные мачо к морю, и вот уже бросаются в воду с тайной целью эстетично искривив тело, нырнуть и потрясти рельефом плоти и дальностью прыжка, своих волооких подруг. И вот уже вылетают они на поверхность, потому что Мёртвое море ничего легче трактора в себя не пускает. Ах, как трут они свои уже алые очи сильными волосатыми перстами, и с каким немужским визгом, бегут на берег! Иногда бегут в сторону Иордании, потому что не видят ни хрена. Сначала мы думали, что всё латиноамериканцы глухие, раз не слышат предостережений о едкости этих вод цвета электрик, потом поняли в чём дело, и назвали его — «петушиный синдром». Соль в очах, это мелочь, — промыл пресной водой, и прошло. Другое дело если она через пасть или трепетные ноздри, проложит себе путь в дыхательное горло! Считайте, что с этой секунды, вы на 50 % уже натуральный труп. А при отсутствии рядом верных товарищей и скоростной медицинской помощи вы, товарищ, уже на все 100 % не среди нас. В воде этого моря, химических элементов больше, чем у Менделеева, в его ненавистной всеми учащимися, таблице. И качают их, эти элементы, из него, ну из моря конечно, не из Менделеева же, усердно, причём всё что ни попадя, благо на дне ещё двух километровый осадок. Евреи всегда называли его «солёным», а не «мёртвым» и действительно ближе ко дну обнаружились бактерии, пожирающие нашу соль и выделяющие в наше море свой отвратительный сероводород! Сероводород, они выделяю, тоже мне, сенсация! Все выделяют, не они одни!

Когда-то на берегах росли бальзамовые деревья, способные, по словам Сенеки, разорить великую империю — римские матроны платили за бальзам по весу — талант бальзама шёл, за талант золота. От тех далёких и мрачных дней, осталась крепость Масада, где как общеизвестно, перебили своих близких, а затем и друг друга свирепые сикарии[5] лишь бы не сдаваться ненавистному Риму. Менее известно, что римские полководцы, приказывали бросать связанных попарно мятежников в воду, дабы убедиться, что утонуть в ней действительно нельзя, как ещё их Аристотель предупреждал. Никто не заботился о дальнейшей судьбе «подопытных», заживо растворявшихся в этом густом солёном аду.

При спуске из Иерусалима к Мёртвому морю, почти не снижая скорости, машины и автобусы, пролетают гостиницу «доброго самаритянина», где описанный в знаменитой притче, сильно покалеченный еврей, нашёл приют и лечение. Заплатил за него, те две знаменитые полновесные драхмы, неизвестный, но конечно, симпатичный, «самаритянский» добрый человек. На территории «гостиницы» сегодня открыты красивые мозаики и вполне уместно, предаться воспоминаниям о народе, пришедшем в землю Святую, на место изгнанных Ассирией евреев. Они так сильно прониклись верой, что ни за что не были готовы, признать в вернувшихся, истинных хозяев страны. В общем, друг друга евреи и самаритяне не любили.

На уровне Мёртвого моря, где над вами 400 дополнительных метров неба, тормозящих весь вредный ультрафиолет, и поэтому не дающих облезть до мяса, любителям солнечных ванн, стоит Кумран. Да, да тот самый, где Мухаммед Волчонок нашёл знаменитые свитки. В Кумране прохладно, продают косметику и сувениры, показывают снятое, с летящего между тесных стен ущелий вертолёта кино и пускают на сами раскопки. Когда будете смотреть фильм садитесь подальше от экрана, к стенке, — всё так реалистично, что укачивает и тошнит. Но вернёмся к моей истории со сломанной машиной и безводьем на пути из Эйлата домой.