Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind] Страница 29

Солнце уже было высоко и палило вовсю. На арене не было ни ветерка, и Марк увидел, как пот выступил на бледном лбу Юлии.

Он дотронулся до ее руки и почувствовал, что она холодная.

— Надо купить вина, — сказал он, обеспокоенный тем, что сестра от жары может упасть в обморок. Ей нужно было что–нибудь попить и посидеть в тени. Его настолько заняли текущие заботы, что он просто не успел как следует подготовиться к зрелищу. Обычно Аррия брала с собой вина, еды и раба, который держал над ней навес от солнца. — Оставайся здесь и ни с кем не разговаривай.

Спустя несколько минут место Марка занял молодой римлянин, который все время смотрел на нее.

— Твой возлюбленный оставил тебя, — сказал он ей на греческом.

— Мой брат меня не оставил, — высокомерно ответила она, и ее щеки при этом загорелись, — он просто вышел купить вина и скоро вернется.

— Твой брат, — сказал он, обрадовавшись. — Я Никанор из Капуи. А ты?..

— Юлия, — медленно произнесла она, помня о том, что ей велел Марк, но при этом испытывая жгучее желание поделиться с Октавией как можно большим количеством впечатлений.

— У тебя прекрасные глаза. От таких глаз любой мужчина может потерять голову.

Юлия покраснела, а сердце забилось чаще. Всю ее бросило в жар от смущения. Судя по одежде, юноша не принадлежал ее классу, но именно его простота и приводила ее в восторг. Глаза у него были карие, с длинными ресницами, губы полные и чувственные.

— Мой брат запретил мне с кем–либо разговаривать, — сказала она, снова вздернув подбородок.

— Твой брат мудрый человек. Здесь много людей, которые были бы не прочь соблазнить такую юную и прекрасную особу, как ты, — его глубокий голос стал ласковее, когда он добавил: — Ты настоящая дочь Афродиты.

Польщенная и тронутая, Юлия слушала. Он говорил долго и пламенно, а она упивалась его словами. Но когда его мозолистая рука прикоснулась к ее нежной руке, все обаяние исчезло. Слегка вздрогнув, девушка отпрянула.

Никанор последний раз взглянул на нее и исчез.

Марк пришел с большим мехом вина, который тут же передал ей в руки.

— Ты уже с кем–то успела тут познакомиться?

— Его зовут Никанор. Он пришел, сел на твое место, рядом со мной, стал со мной разговаривать, а я не знала, что делать, чтобы прогнать его. Он сказал, что я прекрасна.

— Клянусь всеми богами, Юлия, тебя уж слишком долго держали взаперти. Ты чересчур легковерна.

— А он мне понравился, хотя и простоват. — Она повернулась к брату. — Как ты думаешь, он еще вернется?

— Если вернется, то у Антигона будет дополнительное мясо для его львов, — с этими словами Марк налил из меха немного вина в специальный кубок и передал кубок Юлии.

Тут заиграли трубы, возвещавшие о том, что сейчас начнется первая схватка с настоящим вооружением. Юлия тут же забыла о Никаноре, быстро выпила вино и бросила кубок обратно Марку, чтобы наклониться вперед и лучше все видеть. Антигон дал знак музыкантам, и, когда началась схватка, затрубили все трубы. Отразив несколько ударов, защищающийся сам пошел в атаку, после чего трубы и флейты заиграли трель. Зрители стали кричать и поддерживать тех, за кого они болели. Схватка продолжалась довольно долго, и даже Юлия стала испытывать разочарование.

— И часто они так долго сражаются?

— Часто.

— Я хочу, чтобы ретарий победил.

— Не победит, — сказал Марк, без особого интереса наблюдая за схваткой. — Смотри, он уже выдыхается.

— Откуда ты знаешь?

— Вижу, как он держит трезубец. Смотри внимательно. Видишь, как он ныряет и заваливается набок? Плохо защищается. Фракиец скоро с ним покончит.

Один из наставников подбадривал фракийца, тогда как другой призывал сражаться как следует. Толпа свистела, выкрикивала оскорбления, с нетерпением ожидая убийства. Наставник ретария выбрал совершенно неподходящий момент, чтобы подхлестнуть своего подопечного, потому что наконечник плетки обвил острие трезубца ровно настолько, чтобы дать фракийцу возможность нанести решающий удар. Удар мечом оказался сильным, и ретарий упал на песок.

— О! — разочарованно произнесла Юлия, когда толпа продолжала кричать и подбадривать фракийца. — Ты был прав, Марк.

Ретарий стоял на коленях, держась руками за бок, из которого обильно лилась кровь. «Фракиец победил!» — кричала толпа, показывая большими пальцами рук вниз. «Югула! Югула!» Фракиец посмотрел на императора. Веспасиан, перемолвившись парой фраз с сенаторами, показал большим пальцем вниз. Фракиец повернулся к противнику и схватил его за голову. Отклонив ее назад, он сделал быстрое режущее движение своим кинжалом и пустил из шейной вены ретария кровь. Прежде чем побежденный упал замертво, фонтан крови брызнул из его шеи, забрызгав фракийца. Ретарий остался лежать на песке, в луже крови.

Марк взглянул на Юлию и увидел, что она сидит с закрытыми глазами, стиснув зубы.

— Первое убийство в твоей жизни, — сказал Марк. — Ты его хоть видела?

— Да, видела. — Руками она вцепилась в переднюю часть туники. Глаза она открыла уже в тот момент, когда какой–то африканец, одетый в костюм Меркурия, танцевал на песке возле убитого гладиатора. Символизируя божественный дух убитого, он оттащил тело через специальный проход. Победителю вручили пальмовую ветвь, а другие африканские мальчики стали сгребать пропитанный кровью песок, после чего насыпали свежий песок для следующей схватки.

Юлия была бледной и вся дрожала. Марк провел кончиками пальцев по ее мокрому лбу и почувствовал, что лоб холодный.

— Давай уйдем.

— Нет. Я не хочу уходить. Просто меня немного затошнило, Марк. Все, уже прошло. — Ее темные глаза были широко раскрыты и горели. — Я хочу остаться.

Марк внимательно посмотрел на нее, потом кивнул, испытывая гордость за сестру. Он ошибался, думая, что Юлия не выдержит.

Юлия была достойной дочерью Рима.

8

Енох понимал, что очень рискует. Его хозяин велел приобрести семь рабов, но при этом ничего не говорил о необходимости покупать иудеев. Енох сам принял это решение, несмотря на то что его хозяин предпочитал галлов или британцев. Но, насмотревшись на то, как его соотечественников сотнями пригоняют из Иудеи в Рим и отправляют умирать на арену, Енох не мог удержаться, чтобы не спасти хотя бы нескольких из них.

Страдали все иудеи, а не только те, кто поднял восстание. Раньше с иудейских граждан Рима собирали по полсекиля, чтобы поддерживать в должном состоянии храм в Иерусалиме, а теперь деньги собирали для того, чтобы строить колоссальный амфитеатр. Иудейские рабы таскали камни, иудейские пленники первыми умирали на арене, иудейские граждане платили самые большие суммы денег.

При мысли о том, что стало с его родиной и его народом, Енох испытывал одновременно гнев и боль. До сегодняшнего утра он не мог сделать ничего, чтобы спасти хотя бы одного своего соотечественника. Теперь на его попечении было несколько человек. Но он боялся. Никто из них не годился для тяжелой работы, которую требовалось делать в имении. Даже если их вымыть, побрить и одеть в новую одежду, на них все равно было жалко смотреть. Выложить четыреста сестерциев за каждого, когда никто из них не стоил даже половины этой суммы!

Он смотрел на девушку и не мог взять в толк, зачем вообще он купил ее. Ну куда она годится? Однако едва он посмотрел ей тогда в глаза, как почувствовал на себе Божью руку и услышал спокойный и мягкий голос: Спаси ее. Енох тогда взял ее без колебаний, а вот теперь думал о том, что скажет ему хозяин. Тот ожидал галлов и британцев, а ему приведут каких–то семерых доходяг–иудеев, среди которых одна маленькая девушка с глазами пророчицы. Всю дорогу Енох отчаянно молился о том, чтобы Бог уберег его.

Открыв замок западного входа, Енох пропустил семерых рабов за высокие стены имения своего хозяина. Затем он повел их по дорожке в заднюю часть дома. Выстроив всех семерых в специальном приемном помещении, в котором хозяин каждое утро раздавал деньги, Енох приказал им стоять прямо и молчать, смотреть при этом вниз и говорить только тогда, когда хозяин обратится с вопросом именно к ним.

— Ждите здесь, а я пойду говорить с хозяином. Молитесь о том, чтобы он взял вас всех. Децим Виндаций Валериан добр, в отличие от большинства римлян, и если вы ему понравитесь, вам тут будет хорошо. Да защитит всех нас Бог отцов наших.

Децим находился со своей женой в перистиле — она вертела в своих изящных пальцах маргаритку и слушала мужа. Еноху показалось, что хозяин не в духе, но все же, сделав глубокий вдох и набравшись смелости, он подошел к супругам. Он подождал, когда хозяин заметит его и кивнет, разрешив тем самым говорить.

— Мой господин, — начал Енох, — я вернулся с семью рабами, которых ты можешь посмотреть.