Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind] Страница 46

— Налить тебе вина? — спросил Клавдий и налил вина в кубок еще до того, как Марк успел ответить. Кубок он протянул Марку. Марк взял кубок и стал смотреть, как Клавдий наливает другой кубок себе. Клавдий выглядел довольным, глаза его были веселее, чем за все то время, что Марк его здесь видел. Похоже, с Хадассой ему было здесь очень хорошо. — Извини, если я помешал тому, что было здесь между тобой и служанкой моей сестры, — стараясь сохранять спокойствие, произнес Марк.

— Не нужно извиняться, — сказал Клавдий и откинулся на диване. — Мы можем продолжить и завтра, — было видно, что он в прекрасном настроении. — Ты хотел поговорить о своей сестре?

— Разве она тебе не жена?

Клавдий едва заметно улыбнулся.

— Уж не знаю, считает ли она сама себя таковой, — грустно сказал он. Он сделал глоток вина из кубка и жестом пригласил Марка сесть. — Если ты хочешь попросить у меня разрешения взять ее в местную гладиаторскую школу, то, пожалуйста, я не возражаю. Если хочешь, завтра же дам распоряжение все подготовить к вашей поездке туда.

— Я завтра сам займусь этим, — сказал Марк.

— Это все, о чем ты меня хотел спросить, Марк? — Клавдий чувствовал, как напряжен Марк, даже чувствовал его гнев, хотя и не мог понять причину этого.

— В твоих отношениях с Юлией все в порядке? — спросил Марк.

— А разве она ничего тебе не рассказала? — спросил Клавдий с некоторым удивлением.

Марк понимал, что его доводы неубедительны. Он находился в доме Клавдия Флакка, а не в своем собственном. Юлия была женой Клавдия, Хадасса — ее рабыней. И у Марка не было никаких оснований интересоваться отношениями другого мужчины с его женой или с его собственными рабами.

— Нет, — медленно сказал он, — она говорит, что довольна жизнью. — Сощурив глаза, он тут же холодно произнес: — По–моему, ты уделяешь ей слишком мало внимания.

Клавдий внимательно посмотрел на него.

— О чем ты на самом деле хочешь поговорить со мной, Марк?

Марк решил говорить откровенно:

— О твоих отношениях со служанкой моей сестры.

— С Хадассой? — Клавдий выпрямился и отставил в сторону свой кубок. — Твоя сестра оказала мне огромную честь, послав ко мне ее. Это первая представительница иудейского народа, которая так свободно говорит со мной о своей религии. Ведь большинство иудеев считает нас язычниками. Забавно, правда? Каждая религия считает другие религии языческими, но при этом иудейское единобожие стоит как–то особняком. Вот, например, возьми Хадассу. Она смиренная служанка, верная, послушная. Но при этом ты никогда не отнимешь у нее веры в ее Бога.

Он встал и подошел к свиткам.

— Хадасса меня просто поражает. За последние два месяца от нее я получил такие сведения об иудейской истории и религиозной культуре, каких не получил бы и за несколько лет. Она прекрасно знает свое Писание, несмотря на тот факт, что большинству иудеек недоступно изучение иудейской Торы. Ее, очевидно, учил отец. Наверное, он был вольнодумцем. Вот, послушай.

Он развернул свиток и склонился над ним.

— «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего. Боже мой! я вопию днем, — и Ты не внемлешь мне, ночью, — и нет мне успокоения».

Клавдий поднял голову.

— Ты слышишь, какая в этих словах боль? В тот вечер, когда она цитировала мне эти отрывки, у нее слезы текли по щекам. Для нее это не просто красивые слова… — Он провел пальцем по своим записям. — Она сказала, что падение Иерусалима было предсказано заранее и стало наказанием за неправедность ее народа. Она верит, что ее Бог имеет власть над всем, что происходит на земле.

— Как Зевс.

Клавдий посмотрел на него.

— Нет. Не как Зевс. Ее Бог обладает абсолютной властью и не делится ею с другими богами и богинями. Хадасса говорит, что Он неизменен. Он думает не так, как люди. Подожди минуту. Зачитаю тебе ее слова об этом. — Он достал еще один свиток и развернул его на столе.

— Вот. «Бог не человек, чтоб Ему лгать, и не сын человеческий, чтоб Ему изменяться. Он ли скажет и не сделает? будет говорить и не исполнит?» — Клавдий снова поднял голову, и в его глазах была видна заинтересованность. — Она рассказала мне интересную историю после этого отрывка. В ней говорится о царе по имени Валак, который нанял пророка по имени Валаам, чтобы тот проклял израильский народ. И вот, когда пророк отправился к царю, ослица Валаама остановилась на дороге, потому что путь им преградил ангел с мечом в руке.

— Ангел? — не понял Марк.

— Сверхъестественное существо, которое служит их Богу, — пояснил Клавдий. — Хадасса говорит, что время от времени эти существа приходят к людям. Что–то вроде посланников типа Меркурия. Это служители ее Бога. — Он махнул рукой и стал рассказывать дальше. — Как бы то ни было, пророк пытался побить ослицу, чтобы заставить ее идти дальше, но ослица упорно не хотела идти и, в конце концов, заговорила с ним. — Он засмеялся. — Когда же пророк добрался до царя, то всякий раз, когда он пытался проклясть израильский народ, проклятие превращалось в благословение. — Клавдий продолжал разворачивать свитки. Марк посмотрел на них и, глядя на объем написанного текста, представит, сколько же часов они провели здесь с Хадассой за такими беседами. — Хадасса верит, что ее Бог любит каждого человека в мире как иудея, так и любого другого. Она сказала, что иудейское писание является тем светильником, который освещает ее жизненный путь. — Клавдий взял еще один свиток. — Она говорит, что ее Бог не может лгать. И если Он что–то обещает, то верен этому обещанию до конца. Его любовь и доброта никогда не прекращаются, Он всегда сострадает людям.

Марк язвительно засмеялся.

— Тит сказал мне, что во время уничтожения Иерусалима было убито более миллиона иудеев, тысячи были распяты. Если этой есть доброта и сострадание ее Бога к целому народу, то остается удивляться, почему иудеи до сих пор не потекли рекой в храмы Артемиды и Аполлона.

— У меня есть на этот счет свои догадки. Об этом мы тоже говорили. Хадасса считает разрушение Иерусалима наказанием израильскому народу за неверность. Она говорит, что ее Бог использует войны, горе и страдания как средство вернуть Себе народ. Интересная мысль, правда? Скорбь как средство защиты и напоминания им об их вере! Хадасса сказала еще одну довольно интересную вещь. Оказывается, Человек по имени Иисус из Назарета пророчествовал о разрушении Иерусалима. Его распял Его же собственный народ, но Хадасса сказала, что всех иудейских пророков ждала незавидная участь. Некоторые иудеи поклоняются Иисусу как воплощенному Сыну их Бога. Они называют себя христианами. Это иудейский культ.

— Помнишь, Нерон пытался истребить их после пожара в Риме, — сказал Марк.

— Да. Они верят в то, что мир ждет всеобщий пожар, а этот Христос вернется с каким–то войском и установит на всей земле Свою собственную империю.

Марка мало интересовало сравнительное изучение религиозных культов Европы.

— Правильно ли я тебя понял, что ты с ней не спишь?

Клавдий оторвался от свитков.

— С Юлией?

— С Хадассой.

— С Хадассой?! Она же совсем ребенок.

— Ей столько же лет, сколько и моей сестре, — холодно произнес Марк.

Клавдий покраснел. Прошло несколько томительных и болезненных минут, прежде чем Клавдий медленно и торжественно произнес:

— Твоя сестра — моя жена, Марк. И я клянусь тебе, что буду ей верен так же, как был верен Елене до самой ее смерти.

Марк редко испытывал смущение, но именно это чувство он испытал сейчас, взглянув в глаза Клавдию. Он не просто обидел Клавдия, но и разбередил его старую рану.

— Пойми, мне ведь небезразлична участь моей сестры, — сказал Марк, пытаясь оправдать свою бесцеремонность. — Если я тебя обидел, прими мои извинения.

Прошло еще несколько долгих минут, прежде чем Клавдий ответил:

— Принимаю.

Марк допил вино и поставил кубок на стол.

— Спокойной ночи, Клавдий, — тихо сказал он и вышел из библиотеки.

— Он уехал в Рим! — воскликнула Юлия, бросив в сердцах полотенце на пол и бессильно опустившись в кресло.

— Кто, моя госпожа? Твой брат? — спросила Хадасса, подбирая брошенное полотенце и аккуратно его складывая.

— Нет. Тот гладиатор, которого мы видели на дороге пять недель назад. Я узнала, что его зовут Атрет. Он убил ланисту своего лудуса и был продан человеку по имени Бато, который тренирует императорских гладиаторов. Месяц назад его увезли в Рим. — Она отвернулась, и ее лицо исказила гримаса горечи. — А я все торчу здесь, в Капуе. Октавия увидит его схватку раньше меня. А перед зрелищами будет, наверное, пить с ним вино. — Глаза Юлии наполнились слезами от жалости к самой себе.