Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind] Страница 6

Где–то в толпе завязалась драка. Женщины стали кричать. Группа легионеров вмешалась в толпу и перебила драчунов, а также еще несколько человек, чья вина состояла лишь в том, что они стояли рядом. Римский офицер стоял на возвышении и кричал на пленников. Он указал на еще нескольких людей в толпе, которых тут же увели, чтобы распять.

Хадасса перенесла Лию в более безопасное место у стены, рядом с левитом. Когда солнце зашло, и наступила тьма, она прижала Лию к себе, чтобы согреть ее своим теплом.

Наутро Лия умерла.

Милое лицо сестры не выражало ни страха, ни страданий. Губы застыли в блаженной улыбке. Хадасса подхватила ее под руки и встряхнула. В следующее мгновение ее охватила такая боль, что она не могла даже плакать. Она не сразу заметила, как к ней подошел римлянин, и только потом до нее дошло, что Лию хотят унести. Хадасса только крепче сжала ее в своих объятиях.

— Она умерла. Отдай ее мне.

Хадасса уткнулась лицом в одежду сестры и застонала. Римлянин на своем веку насмотрелся столько смертей, что этим его уже невозможно было разжалобить. Он схватил Хадассу, разжал ее руки, а потом отпихнул ногой. Превозмогая охватившую ее боль от удара, Хадасса беспомощно смотрела, как воин уносил Лию к повозке, наполненной трупами других пленников, умерших этой ночью. Там он небрежно бросил хрупкое тело в общую груду мертвецов.

Закрыв глаза, поджав ноги и уткнувшись в колени лицом, Хадасса заплакала.

Прошло еще несколько дней. Сотни людей умирали от голода, еще больше от отчаяния и безнадежности. Некоторых пленников покрепче увели копать общие могилы.

Среди толпы пошли слухи о том, что Тит приказал разрушить не только храм, но и весь город. Должны остаться только три башни, которые будут выполнять военные функции, и часть западной стены. Такого не бывало со времен Навуходоносора, когда вавилоняне разрушили храм Соломона. Неужели Иерусалима, их родного и любимого Иерусалима, больше не будет?

Римляне приносили для пленников хлеб. Некоторые иудеи, упорно продолжавшие не подчиняться римской власти, отказывались принимать пищу, осуществляя тем самым свой последний акт неповиновения. Наиболее несчастными среди пленников оказались слабые и больные, которым вообще не давали никакой еды, потому что римляне не хотели тратить пищу на тех, кто, по их мнению, все равно не выдержит предстоящего перехода в Кесарию. К этой категории относилась и Хадасса.

Однажды утром Хадассу вместе с другими вывели за городские ворота. Ее глазам предстала жуткая картина. Тысячи иудеев были распяты перед полуразрушенными стенами Иерусалима. Их тела клевали стервятники. Земля вокруг них настолько пропиталась кровью, что стала красно–бурой и твердой, как кирпич, но больше всего Хадассу поразил сам вид, открывавшийся перед ней. Если не считать целого леса крестов, вокруг, насколько хватало глаз, не было ни одного деревца, ни одного кустика, ни единой травинки. Перед ней лежала выжженная земля, а за спиной оставался могучий город, превратившийся в груду камней.

— Не стоять! — прокричал стражник, и его плеть, просвистев у Хадассы над ухом, ударила какого–то мужчину по спине. Шедший перед ней мужчина застонал и упал. Когда стражник вынул свой меч, какая–то женщина попыталась его остановить, но он ударил ее своим тяжелым кулаком, после чего быстро выхватил меч и ударил им упавшего мужчину по шее. Затем он схватил дергающегося в предсмертных судорогах пленника, бросил к краю дороги и столкнул под откос. Безжизненное тело медленно скатилось вниз, на камни, где лежали другие мертвые тела. Кто–то из пленников помог подняться плачущей женщине, и они продолжили путь.

Дойдя до стана Тита, римляне приказали пленникам сесть так, чтобы тем было видно и слышно все, что в этом стане происходит.

— Кажется, нам сейчас дадут возможность лицезреть весь триумф римлян, — с горечью произнес кто–то из пленников, чьи синие кисточки указывали на его принадлежность к зилотам.

— Молчи лучше, а то и тебя начнут клевать вороны, как тех несчастных глупцов, — зашипел кто–то на него.

Дальше пленники наблюдали за тем, как легионы строились и парадом проходили мимо Тита, который был великолепен в своем сияющем облачении. Пленников было больше, чем воинов, но римляне маршировали подобно единому ужасному чудовищу — такие организованные и дисциплинированные. Хадассе ритмичное шествие тысяч людей, проходящих безупречным строем, казалось красивым и в то же время жутковатым. Команду единственного командира сотни марширующих выполняли четко, слаженно. Разве придет после этого кому–то в голову мысль, что их можно победить? Казалось, что они могут затмить горизонт.

Тит выступал перед воинами с речью, делая время от времени паузы, и тогда раздавались радостные возгласы воинов. Затем стали вручать награды. Офицеры стояли впереди, и их облачение сверкало на солнце. Зачитывали список тех, кто совершил на этой войне великие подвиги. Тит лично водружал на головы этих воинов золотые венки и надевал им золотые украшения на шею. Некоторым он вручил длинные золотые копья и серебряные знаки. Всех награжденных повысили в звании.

Хадасса посмотрела на сидящих рядом с ней пленников и увидела на их лицах выражение горечи и ненависти — такое зрелище было подобно соли на открытых ранах.

Воинам раздали награбленные сокровища, после чего Тит снова выступил с речью, поздравив все свое войско и пожелав всем большой удачи и счастья. Исполненные ликования, воины стали восклицать многократные славословия в его адрес.

Наконец, Тит отдал приказ праздновать победу. В качестве жертвы римским богам были приготовлены многочисленные волы, и по команде Тита их закололи. Отец Хадассы говорил, что иудейский закон требует пролития крови в качестве очищения от грехов. Она знала, что священники в храме каждый день совершали жертвоприношения, которые служили постоянным напоминанием о необходимости покаяния. И в то же время отец и мать учили ее с самого рождения, что Христос пролил Свою Кровь в качестве искупления за грехи всего мира, что в Нем закон Моисея был полностью исполнен и что жертвоприношения животных больше не нужны. Поэтому она никогда не видела, как животных приносят в жертву. И теперь с невыразимым ужасом наблюдала, как при каждом благодарении в адрес богов одного за другим убивали волов. От вида огромного количества крови, стекающей на каменные жертвенники, ей стало не по себе. Она в ужасе закрыла глаза и отвернулась.

Заколотых животных раздавали воинам для праздничного пира. Весь вечер голодным пленным не давал покоя пьянящий аромат жареного мяса. Но даже если бы им и предложили его отведать, праведные иудеи ни за что не стали бы его есть. Лучше смерть и прах, чем мясо, пожертвованное языческим богам.

Наконец, воины подошли к пленным и приказали им вставать в очередь за своими порциями пшеничных и ячменных зерен. Хадасса с трудом поднялась и встала в очередь, не сомневаясь, однако, что и на этот раз ей ничего не дадут. Глаза ее наполнились слезами. Боже! Боже! Да будет на все воля Твоя. Приготовясь подставить руки, когда подходила ее очередь, она уже одновременно приготовилась к тому, что сейчас опять пройдет мимо с пустыми руками. Но на этот раз она почувствовала, как ей в ладони посыпались пригоршни золотых зерен.

Ей показалось, что она четко услышала мамин голос: «Господь все усмотрит».

Она подняла голову и взглянула в глаза молодого воина. Его лицо, загоревшее на жарком солнце Иудеи, было каменным, лишенным каких бы то ни было эмоций. «Спасибо», — произнесла она по–гречески, с простой покорностью, совершенно не думая о том, кто этот человек, что он может сделать. Его глаза заблестели. Сзади кто–то толкнул ее, выругавшись в ее адрес по–арамейски.

Уходя, она не знала, что молодой воин продолжает смотреть ей вслед. Он ссыпал очередную порцию зерна в руки следующего, кто стоял в очереди, не отрывая от нее глаз.

Хадасса присела на склон холма. Она сидела уединенно, ни с кем не общаясь. Склонив голову, она сжала в ладонях выданные ей зерна. Чувства переполняли ее. «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, — сокрушенно прошептала она и заплакала. — Отец мой Небесный, прости меня. Исправь пути мои. Только не будь ко мне суров, Господи, не низводи меня. Я боюсь, Господи. Сохрани меня в руке Твоей, Господи, прошу Тебя».

Она открыла глаза и раскрыла ладони. «Господь все усмотрит», — тихо сказала она и стала не спеша есть, тщательно пережевывая каждое зерно.

Когда зашло солнце, Хадасса неожиданно для себя стала спокойнее. Несмотря на смерть и разрушения, которые всюду ее окружали, несмотря на все страдания, которые ждали ее впереди, она чувствовала, что Бог с ней. Она взглянула на ясное ночное небо. Ярко светили звезды и дул легкий ветерок, и это напоминало ей Галилею.