Анастасия Новых - Птицы и камень. Исконный Шамбалы

Анастасия Новых

Птицы и камень. Исконный Шамбалы

Люди словно птицы и камни. Одним достаточно лишь намёка, единственного слова, чтобы слегка подбросить в духовную ввысь. И пробудившейся сущностью они воспарят в познание бесконечного мироздания. А другие… Камень — он и есть камень.

ДЕЖУРСТВО

«Боже мой, какая ноющая боль, точно не печень, а одна зияющая рана. Когда она перестанет так мучить? Когда это все закончится? Надо же, цирроз, мать его… Как не вовремя. Хрен с ней, со смертью. Мы с этой костлявой подругой уже не раз друг другу в глаза смотрели. Но дочка… Ей институт закончить надо. Кто ей еще поможет в этой гребаной жизни? Нет, я не могу, я не имею права умирать!.. Нужно дотянуть три года. Кровь из носа, но дотянуть. Ничего, ничего, надо держаться. Мы еще повоюем с Костлявой за тело Реброва…»

Зазвонивший телефон вновь вернул Реброва в реальность серых будней. «Что же это сегодня творится? Такого никогда не было… Да уж, мир кубарем летит под откос. Как тут ребенка одного оставишь…»

— Дежурный пятнадцатого отделения милиции майор Ребров. Слушаю вас…

Миновало двенадцать часов после того, как майор заступил на суточное дежурство в РОВД. Обстановка в последние дни была крайне сложная. В районе вот уже третий месяц орудовала новоиспеченная банда. За столь короткий срок своей наглой и жестокой деятельности преступники уже совершили несколько разбойных нападений с применением огнестрельного оружия. Люди были напуганы беспределом этих отморозков. Сотрудникам приходилось буквально по крупицам собирать сведения, поскольку население неохотно контактировало с милицией.

После ряда удачных налетов, ощутив вкус полной безнаказанности, банда вошла в раж. Ее члены убили женщину, директора местного коммерческого магазина, сначала изощренно ее пытая. Это переполнило чашу терпения и жителей района (особенно тех, кто занимался коммерческой деятельностью), и правоохранительных органов. Как ни парадоксально, но именно горе и отчаяние временно объединило людей, работающих в столь разных сферах.

Жизнь есть жизнь. И в ней бывают разные ситуации, когда каждый человек судит со своей колокольни согласно сформировавшемуся на данный момент личному мировоззрению. Но есть некая общечеловеческая грань, незримо присутствующая в подсознании всех людей. И те, кто решается переступить ее, не только навлекают на себя гнев окружающих, но и незаметно для себя уничтожают все самое ценное внутри самого себя.

Одно дело, совершив проступок по слабости духа, пытаться исправить его добром, дабы найти примирение, в первую очередь, не во внешнем мире, а во внутреннем. И совершенно другое дело — наглухо закрыть створки своей совести, этого светлого окошка в храме своей души. Вот тогда, как говаривали наши славянские предки, «…злость лютая своей властью сердце остужает, туманом гнева очи застилает, и попадает человек в западню дум своих черных, что хуже пожара свирепого нутро его сжигают. Остается он один, яко ворон на обугленном дереве посреди большого пепелища…»

Практически все сотрудники райотдела вот уже десятые сутки работали в усиленном режиме, занимаясь поиском убийц. Естественно, нервы у людей были на пределе. В дежурке постоянно трезвонил телефон. Его оглушительный звук каждый раз, словно раскат грома, заставлял содрогаться всех присутствующих.

Майор Ребров старался отвечать четко и спокойно, хотя лично ему это стоило немалых усилий. Тело просто разваливалось на части от жуткой боли. Раскалывалась голова, ныла печень, да и желудок не на шутку пошаливал, реагируя резкой болью на любые напряжения и волнения. А последних было предостаточно. Помимо титанического напряжения на работе, у Реброва ещё и выявились конкретные проблемы со здоровьем. Печень «заявила» о себе в самое неподходящее время. Ребров тянул до последнего момента, думая, что обойдется. Но как говорят на Руси, «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Тайком от семьи и коллектива с приступом сильнейшей боли он пошел к своему другу-врачу. После соответствующих анализов поставили совсем неутешительный диагноз: начал развиваться цирроз печени. И как печень поведет себя в ближайшем будущем — неизвестно.

Для Реброва это был не просто удар судьбы, а полный нокаут. Ему было бы не так страшно умирать, если бы он жил один. Но у него имелась семья — жена и дочь, самые близкие люди, оставшиеся для него на Земле, за жизни которых он чувствовал какую-то необъяснимую ответственность. А майор — единственный кормилец в семье. Жена вряд ли сумела бы устроиться куда-либо на работу, поскольку вот уже четыре года страдала астмой. Дочка училась в пединституте, где за учебу необходимо платить немалые деньги. Так что зарплата Реброва оставалась единственным источником семейного дохода. И, несмотря на то, что майор уже два года назад мог выйти на пенсию по выслуге лет, он продолжал работать, чтобы дать возможность дочери закончить институт. А тут на тебе! Такое «счастье» подвалило…

Конечно, друг порекомендовал ему самых лучших докторов, посоветовал серьезно заняться своим здоровьем (поскольку тянуть дальше нельзя), лечь в стационар и пролечиться. Так-то оно так… Да только лечение стоило даже по самым скромным оценкам довольно дорого. По крайней мере, майору будет явно не по карману оплачивать еще и эти колоссальные расходы. Природная честность и добросовестность не позволяла ему занять столь большую сумму у своих друзей. Ведь его немногие друзья точно так же, как он сам, перебивались от зарплаты до зарплаты, пытаясь свести концы с концами. Ну, а предложение друга о том, чтобы заложить или продать свое недвижимое имущество, Ребров сразу отмел. Во-первых, из недвижимого имущества у него была всего-то двухкомнатная квартира, которую он когда-то ждал почти пятнадцать лет. А во-вторых, не в его правилах — ради спасения собственной шкуры лишать своих близких крова. Так что выбор у Реброва, согласно его меркам Совести, оказался прост и невелик: плюнуть на все врачебные предсказания и постараться любой ценой протянуть еще три года жизни, чтобы дочка успела окончить институт. А после будь что будет… Он решил правдами-неправдами тянуть эту «бурлацкую лямку» до последнего вздоха.

Зафиксировав очередной звонок в журнале, Ребров достал таблетку анальгина, чтобы как-то приглушить боль, постоянно напоминающую о приближении неизбежного конца. Хоть друг и рекомендовал ему кетанол, но кетанол стоил намного дороже анальгина. Майор и раньше экономил на себе, считая, что лучше лишний раз побаловать сладостями ребенка. А теперь и подавно не собирался растрачиваться на свою «поношенную оболочку», как он стал называть тело в последнее время.

Райотдел гудел, словно улей. Все носились туда-сюда с озадаченными лицами. На исходе были десятые сутки безрезультатных поисков, и это создавало общую атмосферу нервозности и крайней раздражительности. Ведь помимо срочной работы параллельно существовала обычная, рутинная «текучка».

В камеру предварительного заключения, или как ее прозвали сотрудники «обезьянник», привели очередных «клиентов» — трех наркоманов и знакомого уже почти всему райотделу грязного бомжа. Его всегда приводили, когда «горели» показатели, точно в округе и бомжей больше не находилось. Сотрудники шутя прозвали этого бедолагу Васей, поскольку тот в некотором смысле был крайним во всем. То его больше других бомжей избило уличное хулиганье. То на чердаке, где он зимовал, случайно загорелась проводка. И, естественно, несмотря на все усилия Васи потушить пожар, именно его жильцы обвинили в поджоге. То он случайно стал свидетелем таких кровавых событий, что мороз шел по коже. В общем, Вася вечно попадал в какие-то неприятности.

Ребров поискал глазами своего помощника, старшего лейтенанта Чмиля. Тот отлучился на пять минут переговорить с приятелем и пропал на добрые полчаса. Не обнаружив Чмиля на рабочем месте, майор дал ключи сержанту, своему второму помощнику.

Костюшкин, открой.

Привет, Ребров! — вошел в дежурку оперуполномоченный капитан Онищенко, сопровождавший вместе с сержантом эту развеселую компанию. — Чего такой мрачный? Как жизнь?

Да ничего хорошего, — махнул рукой майор.

Да ты брось эти мрачные мысли, у всех у нас «ничего хорошего», — усмехнулся капитан. — Ты ведь знаешь: все хорошее в этой жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению…

Это точно, — согласился Ребров, силясь изобразить сквозь боль подобие улыбки. — Где ты «откопал» таких красавцев?

Представляешь, проверяли сейчас один адресок…

Не успел Онищенко договорить, как один из наркоманов, видимо с совсем задурманенным сознанием, внезапно превратился из пассивного «клиента» в особо агрессивного.