Бхагаван Раджниш - Внутренние война и мир Страница 10

Одежда, которую вы носите, в большей степени предназначена для того, чтобы пустить пыль в глаза окружающим, а не чтобы укрыться от непогоды. Все теряет смысл, когда человек один. Люди взбираются на трон не для того, чтобы получить удовольствие от восхождения, — еще никто, сев на трон, не достиг счастья — они делают это ради харизмы, которая проявится на «ближних» и «чужих». Вы может оставаться на троне, но если все окружающие вас люди исчезнут, то вы неожиданно обнаружите, что ваше положение нелепо. Вы сойдете с трона и, вероятнее всего, больше никогда на него не сядете.

В тот момент Арджуна почувствовал: «По обе стороны собрались самые близкие мне люди. И самые близкие мне люди вот-вот умрут — тогда какой смысл в победе?»

Никто не стремится к победе ради нее самой. Подлинный смысл победы в том, что она приносит удовлетворение одному из близких людей, чужаку или человеку, которого вы не считаете близким. «Я могу получить целую империю, но какой в этом смысл?» Это ни для кого не будет иметь значения.

Следует правильно понимать боль, охватившую ум Арджуны. Боль рождается из чувства собственности.

Страдание является продуктом неистовства ума. Кришне пришлось столько раз встряхнуть Арджуну именно потому, что тот погрузился в состояние страдания. Если бы на месте Арджуны оказался человек, подобный Махавире, все закончилось бы в одно мгновенье: история не получила бы никакого развития. Возможно, с Махавирой ничего подобного никогда бы и не случилось. Вероятно, Кришна не сказал бы и слова такому человеку, как Махавира, — это было бы бессмысленно. Ситуация разрешилась бы без единого слова.

По сути дела, Гита в меньшей степени посвящена сказанному самим Кришной, а в большей степени — словам, которые Арджуна вынудил его сказать. Ее подлинный автор — Арджуна, а не Кришна. Состояние сознания Арджуны стало основой Гиты. Кришна ясно видит, что жестокий человек достиг философского пика своей жестокости. И корнем разговора о бегстве от жестокости является тот же самый жестокий разум.

Дилемма Арджуны вовсе не в том, что человек, противящийся насилию, пытается спастись от жестокости мира. Дилемма Арджуны состоит в том, что жестокий человек стремится убежать от жестокости. Эту истину необходимо правильно понять.

Чувство собственности является не чем иным, как насилием. В глубине его скрыта жестокость, но ее не видно. Называя кого-то моим, я подразумеваю обладание. Владение — это форма насилия. Когда муж называет жену «своей», он подразумевает обладание. Когда жена называет мужа «своим», она подразумевает обладание. Но в тот момент, когда мы делаем человека нашей собственностью, мы обрекаем его душу на мучения. Мы только что убили этого человека; мы разрушили его личность, когда заявили, что он или она принадлежит нам.

По существу, заявляющий свои права на человека относится к нему как к предмету, а не как к личности. Тогда жена становится «моей» в том же смысле, что и дом является моим. Естественным образом там, где появляются отношения собственности, нет места для любви. Из собственности рождается лишь конфликт.

А значит, в этом мире до тех пор, пока мужья и жены, отцы и сыновья заявляют свои права друг на друга, между людьми может быть лишь противостояние — и никогда дружба. Утверждение таких собственнических отношений становится причиной разрушения дружбы. Притязания на право собственности искажает все вокруг; весь мир наполняется жестокостью.

Притязания на собственность порождают только ненависть; а там. где есть ненависть, немедленно возникает насилие. Именно поэтому все отношения наполняются жестокостью. Наши семьи строятся на отношениях насилия.

Поэтому Арджуна не стал противником насилия после того, как осознал, что с ним станет, если все его люди погибнут, и увидел тщету победы, — когда царство и все, что с ним связано, дается в обмен на жизнь близких людей.

Если бы Арджуна выступил против насилия, Кришна благословил бы его и попросил покинуть поле боя. Этим бы вся история и закончилась. Но поскольку Арджуна прибегает к словам «я» и «мои», Кришна понимает, что Арджуна жестокий человек, и весь его протест против насилия не более чем подделка.

Если кто-либо использует слово «я» и при этом выступает против насилия, знайте, что его протест — подделка. Цветы отказа от насилия и жестокости никогда не распускаются на почве «я» и «моего». «Мое» никогда не ляжет в основу жизни без насилия.

Ошо!

Арджуна вышел на поле битвы, увидел своих родственников, наставников и друзей, и его сердце наполнилось грустью. Он испытал боль... его разум был жесток. В то же время на поле битвы присутствовали Дурйодхана. Юдхиштхира, Дроначарья и многие другие воины, родственники и друзья которых были во враждебном стане, и чей разум был наполнен жестокостью и чувством собственности. Так почему же только Арджуна погрузился в состояние страдания?

Все это так. Дурйодхана и другие воины, конечно же, присутствовали на поле битвы — но почему же в таком случае они не испытывали мук? Эти люди также были привязаны к «своему», полны жестокости, но они не погружались в состояние страдания.

Для этого была причина. Жестокость может быть слепой и безрассудной; чувство собственности также бывает слепым и безрассудным. Но случается, что у жестокости есть глаза и ум, то же самое можно сказать и о чувстве собственности.

Как я уже говорил утром, трудности Арджуны были вызваны вовсе не безрассудством. Он был мыслящим человеком. Мышление ставит человека перед дилеммой, и именно мышление поставило перед дилеммой Арджуну. Дурйодхана также способен оценивать ситуацию, но жестокость ослепляет его. Он не осознает, что насилие уничтожит всех тех людей, без которых победа потеряет смысл. В своей слепоте Дурйодхана не может этого увидеть.

Арджуна не настолько слеп. И в этом состоит его отличительная особенность, уникальность среди людей, собравшихся для битвы. И хотя у Арджуны и Дурйодханы одинаковые подготовка и воспитание, Арджуна мыслит иначе. Его ум способен сомневаться и анализировать. Арджуна колеблется, он спрашивает, ставит свои вопросы. Он владеет фундаментальными инструментами вопрошания.

Наши величайшие вопросы вовсе не связаны с миром и вселенной. Вопросы о том, кто создал мир, есть ли Бог, не относятся к их числу. Наши главнейшие вопросы рождаются во внутреннем конфликте, в рамках нашей ментальной дилеммы. Но для того чтобы распознать конфликты и дилеммы в собственном сознании, необходимы размышление, рефлексия и созерцание.

Арджуна способен мыслить, он понимает, что готовящееся насилие убьет всех тех людей, жизнь которых оправдывает само насилие. Арджуна не слеп, и в этом состоит одновременно его благословение и его несчастье.

Будет хорошо, если вы поймете эту мысль.

Арджуна не слеп: в этом его беда. У Дурйодханы нет причин для волнения — война является его главной страстью. Для Арджуны война стала кризисом и несчастьем, но в то же время в этом — его благословение. Он может перешагнуть через свой кризис и выйти на стадию безмыслия. Если Арджуна переступит через кризис, то достигнет состояния капитуляции перед миром. Если он преодолеет кризис, то погрузится в состояние отрицания собственнического желания. Но если Арджуна не сможет справиться с кризисом, то война, конечно же, станет для него ужасным переживанием и превратит его в шизофреника. В таком случае он либо убежит с поля битвы, либо будет сражаться вполовину своей силы и неизбежно потерпит поражение.

Сражаясь без желания, вы обрекаете себя на поражение в битве. Если человека вынудили воевать, то половина его ума стремится бежать, тогда как другая половина вовлечена в сражение. Когда воин изнутри разрывается на две части, он неизбежно проиграет бой. В такой ситуации Дурйодхана обязательно победит благодаря целостности своего ума. И хотя Дурйодхана падает в пропасть, он делает это без колебаний; и хотя он идет во тьму, его сознание не разделено.

По существу, только два типа людей могут идти во тьму с целостным умом. Первые — слепцы. Для них нет различия между светом и тьмой. Вторые обладают умом, наполненным светом. Само существование таких людей разгоняет тьму.

У Арджуны есть выбор, Он может стать таким, как Дурйодхана, и опуститься ниже, со стадии мышления до состояния безрассудства, после чего вступить в бой. Или же Арджуна может стать таким, как Кришна, подняться выше, от мышления до уровня безмыслия. Тогда он достигнет такого светлого состояния, такого полного внутреннего свечения, что на собственном опыте сможет пережить утверждение о том, что «никто никого не убивает и никто не умирает». И только тогда Арджуна сможет увидеть, что все, происходящее вокруг него, — не более чем сон.

Итак, Арджуна может вступить в бой, либо познав величайшую истину во всей ее безмерности, либо приняв величайшую ложь о том, что можно достичь счастья, убивая людей, что сама жизнь оправдывает существование войны.