Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. Синтез Йоги – II Страница 12

Таков процесс сосредоточенного размышления, нацеленного на получение интеллектуального знания или психологического переживания субъекта; но есть и более эффективный метод, который заключается в сосредоточении всего ума исключительно на сущности идеи с намерением постичь саму суть того, что скрывается за ней. В ходе этого процесса мышление затихает и превращается во всепоглощающее или экстатическое созерцание объекта или, при слиянии с ним, становится внутренним самадхи. Если мы следуем этому процессу, то состояние, в которое мы поднимаемся, впоследствии должно быть низведено вниз, чтобы охватить низшее существование и наполнить своим светом, мощью и блаженством наше обычное сознание. Иначе мы будем обладать им, как многие, поднимаясь на более высокие планы или погружаясь во внутреннее самадхи, но утрачивать его после пробуждения или возвращения назад и осознания мира; такое сомнительное достижение, конечно же, не может быть целью интегральной Йоги.

Используя третий метод, нам не нужно вначале напряженно и сосредоточенно размышлять об одном объекте или же усиленно созерцать его мысленным взором. Сначала мы должны полностью успокоить ум. Это можно сделать различными способами; один заключается в том, что мы полностью отстраняемся от процесса мышления, не участвуем в нем, а просто наблюдаем за происходящим в уме, пока он, лишенный поддержки, не устанет от своих скачков и метаний и не затихнет сам собой, погружаясь во все более глубокий, а затем и абсолютный покой. Другой способ заключается в отвержении всех мысленных внушений, в отбрасывании их всякий раз, как только они приходят, и в настойчивом сохранении внутреннего покоя, который на самом деле всегда присутствует позади беспокойств и безудержной активности ума. Когда этот скрытый покой обнаружен, во всем существе устанавливается величайшее умиротворение и обычно вместе с этим мы начинаем отчетливо ощущать присутствие всепроникающего безмолвного Брахмана, на фоне которого все остальное поначалу кажется лишь пустыми формами и миражем. На фундаменте этого покоя мы можем построить всё остальное, опираясь уже не на обычное знание внешних феноменов, а на знание и непосредственное переживание более глубокой истины божественного проявления.

Обычно после достижения этого состояния необходимость в напряженном сосредоточении отпадает. Ему на смену приходит свободное сосредоточение воли,[14] использующей мысль для побуждения к изменению и просветления низших частей. С этих пор эта Воля будет неуклонно действовать в направлении того, чтобы физическое существо, витальное существование, сердце и ум превратились в те формы Божественного, которые были явлены в тишине безмолвного Брахмана. Эти части будут вынуждены быстрее или медленнее (в зависимости от предшествующей подготовки), оказывая большее или меньшее сопротивление, подчиниться закону воли и ее ментальным внушениям. В результате этого знание Божественного охватит все наше сознание на всех его планах и образ Божественного проявится в нашем человеческом существовании, как проявляли его в себе когда-то древние ведические садхаки. Для интегральной Йоги этот метод подходит более всего, так как позволяет оказывать на природу непосредственное и мощное воздействие.

Глава V. Отречение

Если подчинение контролю всех частей нашего существа посредством очищения и сосредоточения можно назвать правой рукой тела йоги, то отречение – его левая рука. Благодаря дисциплине или позитивным методам мы утверждаем в себе истину вещей, истину существования, истину знания, истину любви, истину трудов и заменяем ею ложь, заполонившую и исказившую нашу природу; с помощью отречения мы избавляемся от лжи во всех ее проявлениях, вырываем ее с корнем и отбрасываем, чтобы она своим упорным сопротивлением и постоянным возвращением не препятствовала счастливому и гармоничному расцвету нашей божественной жизни. Отречение – это необходимый инструмент на нашем пути к совершенству.

Как далеко должно идти это отречение? каким будет его характер? как мы будем применять его? Существует древняя традиция, издавна одобряемая великими религиозными учениями и людьми, обладающими глубоким духовным опытом, согласно которой отречение должно быть не только средством, дисциплинирующим всю нашу природу, но и окончательной целью, что оно фактически должно сводиться к отказу от самой жизни и мирского существования. Возникновению и формированию этой чистой, возвышенной и величественной традиции способствовали многие причины. Первая и наиболее фундаментальная заключается в жестком противопоставлении несовершенной и порочной мирской жизни, каковой она является на нынешней стадии человеческой эволюции, и духовного бытия; это противопоставление привело к полному отвержению мирского существования, как лжи, как безумия души, как тревожного и мрачного сна или, в лучшем случае, как сомнительного, обманчивого и скорее бесполезного дара, или же на него стали смотреть как на царство кесаря, дьявола и плоти, а потому лишь как на место подготовки и испытаний для души, ведомой и влекомой Божественным, или, в лучшем случае, как на игру Всесущего, игру, не имеющую конкретной цели, от которой Он в конце концов устает и отворачивается. Вторая причина заключается в стремлении души к личному спасению, желании убежать в некие далекие или запредельные миры безмятежного покоя и блаженства, не тревожимые трудами и борьбой этого мира, или же в ее нежелании вернуться из восторженных божественных объятий к работе и служению здесь на земле. Однако существуют и другие, менее серьезные причины, неразрывно связанные с духовным опытом, – здесь и ясное понимание и практическое подтверждение того, как неимоверно трудно (и мы готовы преувеличить эту трудность и превратить ее в невозможность) совместить активную и деятельную жизнь с жизнью погруженного в духовный покой и достигшего реализации мудреца; здесь и радость, которую доставляет уму сам акт и состояние отречения – как доставляет ему, на самом деле, радость всё, чего он достиг или чему научился, – а также чувство покоя и освобождения, обретенное благодаря бесстрастному отношению к миру и объектам человеческих желаний. Причины низшего порядка заключаются в слабости и нежелании вступать в борьбу, в отвращении к миру и разочарованности души, отказывающейся принять на себя бремя великого космического труда, в эгоизме, позволяющем не думать о тех, кто остался позади, и заботиться лишь о том, чтобы освободиться от цепей, приковывающих нас к вечно вращающемуся ужасному колесу рождений и смертей, в безразличном отношении к стонам страдающего человечества.

Для садхака интегральной Йоги ни одна из этих причин не является веской и убедительной. Слабость и эгоизм, пусть и облаченные в духовные одеяния, для него вообще неприемлемы; он должен стать воплощением божественной силы и смелости, божественного сострадания и готовности помочь, ибо эти качества присущи природе Божественного, в которую он должен облачиться, как в прекрасное, сияющее духовным светом платье. Вращение великого колеса рождений и смертей не вызовет у него ни ужаса, ни головокружения; он превосходит его в своей душе и свыше познаёт божественную цель и закон его вращений. Что же касается проблемы совмещения божественной жизни с обычным человеческим существованием, пребывания в Боге – с нахождением в человеческой плоти, то он явился сюда именно для того, чтобы решить эту проблему, а не избегать ее. Он знает, что радость, покой, чувство освобождения не могут быть подлинным венцом и достижением, верхом совершенства, безраздельным достоянием души, если они зависят от уединения, бездействия и иных условий, если они не обладают устойчивостью, позволяющей им сохраняться в буре, в битве, в состязании и не затрагиваться мирскими радостями и горестями. Блаженство божественных объятий не покинет его, ибо он подчиняется импульсу божественной любви и видит и любит Бога в человечестве; если же ему покажется, что это блаженство на какое-то время оставило его, он по опыту знает, что он опять подвергается испытанию и проверке, чтобы его восприятие этого блаженства стало еще более совершенным. Личное спасение он ищет не для себя, а только потому, что оно необходимо для достижения человеческого совершенства, и потому, что невозможно освободить других, если сам в цепях, – хотя для Бога все возможно; небеса индивидуального спасения не манят его, как не страшит его и ад индивидуального страдания. Если существует пропасть между духовной и мирской жизнью, то он здесь именно для того, чтобы перекинуть через нее мост, чтобы примирить имеющиеся противоречия и превратить их в гармонию. Если миром правит плоть и дьявол, то сыны Бессмертия тем более должны быть здесь, чтобы отвоевать его для Бога и Духа. Если жизнь есть безумие, то многим миллионам душ нужен свет божественного разума; если она – сон, то множество спящих воспринимают его как явь, и им нужно либо начать видеть более возвышенные сны, либо пробудиться; если она – ложь, то тогда обманутым должна быть дарована истина. И даже если кто-то станет утверждать, что помочь миру можно, лишь явив блистательный пример бегства из него, мы не согласимся с этим догматом, так как у нас есть противоположный пример великих Аватаров, показывающий, что, не только отвергая мирскую жизнь в ее нынешнем виде, мы можем помочь миру, но также и в еще большей степени – принимая и возвышая ее. И если жизнь – это игра Всесущего, то почему бы нам не согласиться смело и вдохновенно сыграть в ней свою роль и не насладиться как самой игрой, так и нашим божественным Партнером.