Маруся Светлова - Искусство быть родителем Страница 13

Но - еще удобнее и безопаснее беспомощному, неопытному взрослому ребенку вообще никуда не уходить из родительской семьи. А жить как жили. И родители действительно заменят ребенку все - и семью, и жену или мужа. И начинается психологический инцест - брак между ребенком и родителями.

Я наблюдала жизнь одной такой «супружеской пары». Мама и дочь, живущие вместе. Маме было уже за шестьдесят, дочери - за сорок. И всегда я видела их вместе, ходящих под руку. Как раньше они вместе ходили в детский сад, потом в школу, так теперь они вместе ходили в магазин или в химчистку, в собес или в сберкассу.

Меня всегда поражал их размытый, какой-то стертый возраст. Они были так похожи - осанкой и прической, какой-то стариковской походкой, лицами безо всяких следов косметики. Одинаковая одежда - серые бесформенные плащи - немаркие, в которых не было никакой женственности и сексуальности, потому что маме сексуальность не нужна, как не нужны были и мужчины. Поэтому и дочери мужчины были не нужны, мама давно объяснила ей, что всем им надо только одно, что лучше и спокойнее жить одной, с мамой. Так никто ее не обманет и не предаст, не оставит с ребенком на руках. Вот женщина и жила с мамой - без мужчины и без ребенка, которого просто некому было ей дать.

Они, действительно, жили как супруги. Вместе завтракали и ужинали, вместе смотрели телевизор, вместе ездили на дачу, варили варенье, пили чай.

Дочь работала, занимая какую-то незначимую должность, но была на хорошем счету, как исполнительный и скромный работник. Она зарабатывала не много, но мама давно объяснила ей, что деньги - это не главное, главное - брать на себя поменьше ответственности, а то не дай бог чего.

Так они и жили - неприметной, серой, как их плащи, жизнью и обе очень любили сериалы. Там, в сериалах, бурлила жизнь. Там была страсть, любовь, там были интриги и чувства, все то, чего не было в этом «супружестве». И каждый вечер они - две женщины какого-то усредненного возраста - надолго садились к телевизору, смотря сериалы.

Однажды случилось несчастье, и мама попала в больницу. Жизнь дочери сразу опустела. Она одна ходила в магазин и в аптеку. Она приходила домой с работы в пустую квартиру, ужинала в одиночестве. Одна сидела вечерами у телевизора. И конспектировала каждый сериал, чтобы можно было, придя в больницу, рассказать маме, что в них происходит, потому что мама должна же была знать, что в «Рабыне страсти» дон Хосе сказал донье Валенсии, что знает о ее тайне, а муж доньи Валенсии подслушал разговор… А в «Обреченных на любовь» Эммануэль похитил ребенка сеньора Вольдемара и обвинил его жену в том, что она изменила ему… А в «Клоне» - Жади ушла от мужа, а муж не отдает ей ребенка…

И заботливая дочь приносила маме в больницу подробный конспект пяти-шести сериалов.

Каждый раз, когда я встречала их, общалась с ними, я думала - эта девочка могла бы иметь свою семью, детей. Она могла бы любить, может быть - пережить несчастную, безответную любовь. Она могла бы страдать или наслаждаться жизнью, радоваться, быть счастливой, быть несчастной. Но живой. Она могла бы жить. А она сплелась воедино в каком-то паразитирующем симбиозе с мамой. И симбиоз этот - как что-то вялотекущее, серое, безжизненное.

И жаль мне было ее непрожитую собственную жизнь.

Мы прорастаем иногда в наших детей. Мы врастаем в них корнями. Но как только мы прорастаем, влипаем в ребенка, соединяясь с ним в одно целое, мы заполняем собой его жизнь. И уже нет ребенка с его уникальной жизнью, с его уникальным путем, сценарием своей жизни.

Есть маленькая наивная беспомощная мушка, укутанная моей паутиночкой. Есть мой маленький ребеночек, завернутый, запеленутый моей любовью и заботой. И все его попытки вылезти из этих пеленок, из паутины заканчиваются плачевно. У него нет сил вырваться - он такой маленький, такой беспомощный. И я, заботливая мама, видя, какой он неприспособленный и беспомощный, говорю: «Оставайся с мамой… Тут такая мягкая паутинка, тут так привычно…»

Паучья любовь - так можно назвать нашу опекающую, разрушающую, лишающую ребенка всех его жизненных соков любовь.

Если это вообще можно назвать любовью…

Усталость

Если вы хотите научить своих детей воровать, заставьте их подольше выпрашивать все, что вы им даете.

Генри Уиллер Шоу

Нас так много в жизни детей, так много нашего руководства и контроля, что они устают от нас. Они пытаются закрыться, отгородиться от нас. Создать свое пространство, свою жизнь.

- Моя пятилетняя дочь повесила на двери своей комнаты листок с надписью: «Прашу ни биспакоить», - говорила одна мама на тренинге.

- А у моей дочери висит карточка - на одной стороне написано: «Можно входить», на другой: «Нельзя входить», она меняет их в зависимости от желания или нежелания общаться.

- У моего сына-подростка, - говорит третья мама, - на двери нарисован череп с костями и надпись: «Не входить - убьет!»

Мы смеемся. Хотя чему тут смеяться? Наши дети устали от нас. От нашего постоянного всевидящего ока. От нашего любопытствующего носа. От наших ушей, которые все слышат.

Они устали. И устают все больше и больше. И рано или поздно эта усталость начинает прорываться уже не только в наивном: «Прашу ни биспакоить».

- Раньше у меня был образцовый сын. Ел вилкой и ножом, пользовался салфеткой, у нас всегда была красивая скатерть, сервировка. Сейчас ему пятнадцать лет, он ест одной вилкой или руками. Кружку демонстративно берет не так, как все. Постель не убирает. Вещи разбрасывает. Просто - ужас!

- А чего ты хочешь, - говорит ей кто-то из участников тренинга. - Он был послушным пятнадцать лет. Он пятнадцать лет жил по твоим правилам. Сколько можно! Он хочет жить по своим правилам!…

Он хочет жить по своим правилам… Именно так рано или поздно и случается с детьми, до сих пор живущими по нашим правилам. Под нашим руководством, когда мы знаем, что нужно делать ребенку, как ему нужно жить.

Нам, взрослым, не нравится, что наши дети в какой-то момент устают от жизни по нашим правилам и начинают жить по своим. Нам эти правила не нравятся!

Ну а почему им должны были нравиться наши правила? И почему им должно нравиться жить по нашим правилам?

Они действительно устают от нашего постоянного контроля и опеки. От нашего постоянного «знания» за них.

- Я чувствую себя в прозрачной банке, - говорила мне семнадцатилетняя девочка. - Я как подопытный кролик, которого разглядывают. Я не могу остаться наедине с собой. Где бы я ни была, куда бы ни пошла - родители тут как тут: «Зачем ты туда идешь? Зачем тебе это надо?» Постоянные советы. Постоянные запреты. Я как птица в клетке. «Все это делается ради твоего счастья», - говорят мне родители. Но я - несчастлива! «Ты еще не знаешь жизни», - говорит мама. Но я хочу ее узнать, а мне не дают!…

Как бы мы ни контролировали ребенка, как бы ни следили за его жизнью, обязательно наступит момент, когда ребенок, уставший от опеки и контроля, попытается вырваться. Если он, конечно, не задавлен в первые годы жизни.

Мертвые, послушные чинные куклы, которыми делают некоторых детей - уже не пытаются вырваться. Просто живут, руководимые, водимые родителями. Живые, еще не задавленные родителями дети, пытаются вырваться. Пытаются сбросить оковы родительского контроля.

- Я водила своего сына в школу. Я водила его в музыкальную школу. Я до семнадцати лет ходила с ним в поликлинику, - говорила одна мама. - Я устроила его в институт. Теперь ему двадцать один год. Он ничего не хочет. Он связался с панками. Я боюсь, он станет алкоголиком или наркоманом…

- Меня так любили, так контролировали, что в какой-то момент я поняла, что не могу не только на одной улице - в одном городе жить с моей матерью, - говорила взрослая женщина. - Я уехала в другой город. Но и сейчас моя мать пытается контролировать мою жизнь телефонными звонками. «Почему так много тратите денег… Почему ремонт не делаете… Почему тебя дома не было, когда я звонила…» Я уехала в другой город, - потрясенно говорила эта женщина, - но меня и тут пытаются достать!

Взрыв

Видел ли ты когда-нибудь бешеных детей?

Я - часто.

Я видела их в школе на переменах, когда какие-то озверевшие толпы вываливались в школьный коридор и начинали носиться, как будто их годами держали на привязи.

Я видела их, когда ездила с ними на экскурсии, в походы - особенно, когда группа детей была большой, и учителя просто не в состоянии были контролировать каждого ребенка.

Они зверели. Они орали. Или кривлялись, или ржали, как умалишенные, или бегали, или дрались. Они делали то, что им запрещали в жизни. То, что нельзя было делать под постоянным надзором родителей или учителей.

Они постоянно должны соответствовать требованиям, которые им предъявляли. Они вынуждены жить в несвободе. Как животные, которых вырвали из естественных для них условий и поместили в клетки, в зоопарк.