Самаэль Веор - Тайна золотого цветения Страница 13

Глава 15

Отвратительный порок алкоголя

Далеко отсюда, от этой моей любимой мексиканской родины, путешествуя по другим дорогам, ветра судьбы привели меня к тому древнему южноамериканскому городу, который до колумбийского периода назывался Баката (на местном языке Чибча).

Это был богемский, меланхоличный город со своим креольским менталитетом 19 века, закоптелый город в глубокой долине…

Поэт сказал о этом чудесном метрополии: «Город Баката крутится под дождем, как неуравновешенная карусель, невротический город, который окутывается часами в шарфы облаков.»

В то время уже началась Первая Мировая Война… Что были за времена, Бог мой! Какие времена! Лучше теперь восклицать о этом с Рубеном Дарио: «Молодость, божественное сокровище, ты проходишь, не возвращаясь, когда я хочу плакать, я не могу, а иногда я плачу, того не желая.»

Сколько скорби я до сих пор чувствую, когда вспоминаю стольких своих друзей, которые уже умерли! Прошли года…

Эта была эпоха богемских тостов и Джулио Флорес, года, когда писатели Лопе де Вега и Гутиеррез де Сетина были в моде.

Тот, кто хотел похвастаться своей интеллегенцией между стаканами, произносили сонет Лопе де Вега, который читается:

«Ну, Виоланта! Задала урок! Не сочинил я сроду ни куплета, А ей — изволь сонет. Сонет же — это Геенна из четырнадцати строк.

А впрочем, я четыре превозмог, Хоть и не мыслил о судьбе поэта… Что ж, если доберусь я до терцета, Катрены не страшны мне, видит бог.

Вот я трехстишья отворяю дверь… Вошел. И не споткнулся, право слово! Один терцет кончаю. А теперь,

С двенадцатым стихом–черед второго… Считайте строчки! Нет ли где потерь? Четырнадцать всего? Аминь, готово!» (Перевод С. Гончаренко)

Несомненно, в той креолской среде барды всю ночь не ложились спать, чтобы до конца произнести такого типа декламации на восхищенные выкрики и бурные аплодисменты.

То были времена богемских тостов, года, когда рыцари рискнули бы своей жизнью для любой леди, которая прошла по улице…

Один человек представил меня другу с блестящим интеллектом (это в основном относится к метафизическому изучению). Его звали Роберто и если я не называю его фамилии, то это с очевидным намерением, чтобы не обидеть.

Роберто был известным отпрыском представителя департмена Национальной Палаты той страны.

Со стаканом избранного баккараты в правой руке, пьяный от вина и страсти, тот бард с буйной головой волос, падающих на лицо, из интеллектуалов везде выступал вперед: в магазинах, в кабаках и кафетериях.

Определенно, стоило восхищаться той выдающейся эрудицией, которой обладал тот молодой человек. Он также хорошо дискутировал Хуана Монтавло и его семь научных трудов, как он хорошо декламировал триумфальный марш Рубена Дарио…

Однако, у него были длинные загулы в его более или менее буйной жизни. Временами, когда он закрывался в Национальной Библиотеке на долгие часы, день за днем, казалось, что он раскаялся.

Я много раз советовал ему навсегда оставить отвратительный порок алкоголя, но мой совет был напрасен, рано или поздно, молодой человек возвращался к своим старым приключениям.

Однажды ночью, когда мое физическое тело спало в кровати, случилось, что у меня был очень интересный астральный опыт.

С ужасом в глазах я обнаружил себя около огромного обрыва, свисающего над морем. Посмотрев в бездонную темноту, я увидел маленькие быстроходные парусники, которые на полном ходу приближались к скалам.

Крики матросов, звуки якорей и весел убеждали, что эти маленькие корабли достигли сумрачного берега.

Я увидел потерянные души, грешных людей, ужасно искрученных, людей, вызывающих ужас, которые угрожающе высадились.

Нереальные тени поднялись до высоты, где стояли Роберто и я.

В ужасе, Роберто бросился головой вперед, падая в преисподню, как перевернутый пентакл, и он потерялся совсем и навсегда в штормовой воде.

Я не могу отрицать, что я не сделал того же самого, но вместо того, чтобы утонуть в водах Понто, я восхитительно поплыл в космосе, а звезда мне улыбалась.

Ясно, что такой астральный опыт сильно меня впечатлил, я понял будущее, которое ожидает моего друга.

Прошли года и я продолжал свой путь по дороге жизни, я уехал из того закоптелого богемского города.

Прошло много времени, путешествуя по побережью Карибского моря, далеко от того места, я добрался до порта Рио дел Хача, который на сегдня является столицей Гуахирского полуострова.

Город прибрежных песчанных тропических дорог, гостеприимные и приветливые люди с загоревшими от солнца лицами…

Я никогда не смогу забыть этих гуахарских индейцев, одетых в такие красивые туники и везде выкрикивающих: «Каруа! Каруа! Каруа! (на Чарколе).»

«Пирака, пирака, пирака! (иди сюда)», — выкрикивали домохозяйки из дверей каждого дома, чтобы купить необходимое топливо.

«Хайта майа (я очень тебя люблю)», — говорит индеец, когда завоевывает любовь индейской женщины. «Ай макай пупура (дни приходят и уходят)», — отвечает она.

В жизни бывают необычные обстоятельства, грандиозные сюрпризы. Для меня одним из них было встретиться с тем бардом, которого я до этого знал в городе Баката.

На улице он подошел ко мне, во всю громко декламируя, пьяный… как всегда и что хуже всего, в самой удручающей нищете.

Было ясно, что этот интеллектуальный светило шокирующе дегенерировал из–за порока алкоголя.

Все мои усилия вызволить его из этого порока были бесполезны, каждый день из плохого становился худшим.

Наступал Новый Год, везде звучали барабаны, приглашая деревню на общественные гуляния, во многих домах организовывали танцы и оргии.

Однажды, когда я сидел в тени дерева, глубоко медитируя, я вышел из своего экстатического состояния, когда услышал голос поэта…

Роберто пришел босиком, его лицо было истощено и тело наполовину оголено. Мой друг теперь стал бродягой, эго алкоголя превратило его в попрошайку.

Уставившись на меня и протягивая свою правую руку, он воскликнул: «Подай мне.» — Для чего тебе милостыня?

— Собрать достаточно денег, чтобы купить бутылку рома.

— Прости меня, друг, но знай, что я никогда не стану способствовать пороку. Оставь гибельный путь.

После этих сказанных слов, та тень молчаливо ушла.

Настал Новый Год, тот непослушный унылый барб валялся в грязи как свинья, напиваясь и попрошайничая от оргии к оргии…

Полностью потеряв разум, под влиянием отвратительного эфекта алкоголя, он угодил в драку, он в итоге что–то сказал, за что его ужасно отколотили.

После этого, чтобы остановить битье, вмешалась полиция и, как обычно бывает в таких случаях, бард оказался в тюрьме.

Эпилог этой трагедии, автором которой было естественно эго алкоголя, на самом деле ужасен, от чего кровь в жилах застывает, потому что тот поэт повесился. Те, кто видели его на следующий день, сказали, что его нашли повесившимся на решетке тюремной камеры.

Похороны были великолепными и на кладбище собралось много людей, чтобы попрощаться с бардом. В горе, после всего этого, я продолжил свое путешествие, чтобы подальше уехать от этого прибрежного порта.

Много позже, я решился непосредственно исследовать своего ушедшего друга в астральном мире. Такой вид метафизического эксперимента можно достигнуть, проектируя эйдолон или волшебный дупликат, о котором столько говорил Парацельс.

Выйти из плотной формы, определенно, не стоило мне большого труда, опыт был чудесным.

Паря эйдолоном в астральной атмосфере планеты Земля, я вошел в огромные двери большого здания.

Я расположился внизу у лестничного пролета, ведущего на верхние этажи. Я увидел, что ступени внизу у основания были разделены.

Я громко крикнул, произнося имя умершего, а затем терпеливо стал ждать результата…

Результат не заставил меня долго ждать. Я поразился большой толпе людей, которые бросились ко мне, очертя голову, по обе стороны лестницы.

Они пришли все вместе, окружая меня. «Роберто, мой друг! Почему ты совершил самоубийство?»

Я знал, что все эти люди были Роберто, но я не знал к кому обратиться, ни один из них не был с ответственным характером, не был индивидуальным…

Передо мной было многочисленное эго, масса дьяволов. Мой ушедший друг не обладал постоянным центром сознания.

Эксперимент закончился, когда тот легион «я» ушел, поднимаясь по раздвоенной лестнице.

Глава 16

Созидательная магнитная пауза

Опыт повседневной жизни убедительно продемонстрировал нам, что чрезмерный свет и звук прискорбно притупляет изумительные органы зрения и слуха.