Бхагаван Раджниш - Книги, которые я любил Страница 16

И второе имя сегодня — Экхарт. Я любил бы его, будь он рождён на Востоке. Быть рождённым среди немцев и потом писать или говорить о предельном — это нелёгкий труд. Но ему приходилось этим заниматься, и выходило у него замечательно. Немцы есть немцы; что бы они ни делали, они деляют это на отлично. Даже сегодня, кажется, один из немецких санньясинов всё ещё колотит, строит… Прекрасно! Слушайте эти стуки — как красиво они вливаются в тишину…

Экхарт был неграмотен. Странно, что многие мистики неграмотные. Должно быть, что-то не так с образованием. Почему так не много образованных мистиков? Образование, должно быть, разрушает что-то важное, почему ты впоследствии не можешь стать мистиком. Да, система образования разрушает! Двадцать пять лет непрерывно, от детского сада до аспирантуры, — это разрушает всё, что в вас есть естественно красивого внутри. Ваш лотос сминают все эти учителя, роза убита так называемыми профессорами и прочими: ректорами, деканами. Какие красивые названия они выбрали для себя!.

Настоящее образование ещё не внедрено. Ему ещё предстоит начаться. Это должно быть образование сердца, не головы, женского в вас, а не мужского.

Это так удивительно, что Экхарт, живя среди германцев, самой шовинистической нации на свете, умудрился остаться в сердце, и после говорить оттуда. Бедный, необразованый, не имеющий ни политического, ни экономического статуса… — он был так богат. Всего несколько человек за всю историю были столь же богаты… Их богатство — это БЫТИЕ.

Напишите «бытие» заглавными буквами…

Эти два слова, «бытие» и «становление»[10] должны быть поняты. Становление — это процесс, не имеющий ни начала, ни конца, он только продолжается. Но бытие — это вообще не процесс, это то, что есть. Можно назвать это ″есть-ность″, и это будет очень близко.

Бытие не от времени и пространства, это нечто трансцендентное. И снова, напишите это заглавными — ТРАНСЦЕНДЕНТНОЕ. Жаль, что вы не можете написать это золотыми буквами. Это слово должно быть написано чистым золотом, не восемндацать карат или двадцать четыре — 100 %-ным золотом!

Экхарт сказал всего несколько вещей, но их было досточно, чтобы привести в раздражение уродливое духовенство, попов и демонов, окружавших его. Они сразу же остановили Экхарта. Они сказали ему, что ему говорить, а что нет. Нужен был безумец, такой как я, чтобы не послушаться этих идиотов. Но Экхарт был простым человеком, он послушал, он согласился с авторитетом и силой. В конце концов, немцы есть немцы. Когда им говорят: «Налево!», они поворачиваются налево, когда говорят «Направо», они поворачиваются направо.

Меня выгнали из армейских сборов в университете — потому что, когда коммандир говорил: «Напра-во!», я ещё обдумывал это. Все, кроме меня, немедленно поворачивались. Коммандир был озадачен. Он сказал: «Что с тобой? Ты не услышал? Что-то не так с твоими ушами?..»

Я отвечал: «Нет, что-то не так со мной. Я не вижу смысла. Почему я должен поворачиваться вправо или влево? Нет никакой надобности, нет причины. И эти дураки, которые поворачиваются по вашей команде вправо или влево, в конце концов возвращаются в то же положение, в котором я нахожусь и сейчас».

Конечно, меня прогнали — и я был несказанно рад. Все думали: ″Как ему не повезло″, я же был уверен, что мне несказанно повезло. Они шептались, что со мной что-то не так: «Его прогнали, а он улыбается…» По этому случаю я устроил вечеринку с виной и разными вкусностями.

Но Экхарт послушался. Немцы не могут быть по-настоящему просветлёнными, это для них слишком трудно. Вималкирти, должно быть, первый немец, ставший просветлённым. Но Экхарт был очень близко… ещё один шаг — и мир был закончился. И открылось бы нечто, то, что ЗА дверью, запредельное этому миру… Но он говорил — просто потому, что был германцем, потому что поддался давлению политиков от духовенства, — он говорил просто красивые вещи. Всего лишь небольшая доля истины проходит через его слова — поэтому я включаю его в список.

Третий номер — ещё один немец: Боэм. Я не знаю, как произноситься его имя — но кому это нужно! Вот как оно пишется: Б-о-э-м.[11] Немцы произносят его иначе, в этом я уверен. Но я не немец и я никогда не иду ни с кем на компромисс. Я всегда называл его ″Бомэй″. Даже если бы он пришёл ко мне и сказал: «Не так нужно произносить моё имя!..», я бы сказал ему: «Не переживай! Для меня это и есть твоё имя — и это будет твоим именем, Бомэй».

Странно, но когда бы Арпита ни заходила в мою комнату, всегда начинает пахнуть Боэмом, я почему-то сразу вспоминаю о Боэме. Наверно, это просто асоциация — он был сапожником, обувным мастером, и Арпита делает для меня обувь. Тебе повезло, Арпита, — ты напоминаешь мне Боэма, одного из прекраснейших немцев всех времён.

И снова: он был беден. Это похоже на правило: ты должен быть беден, чтобы быть мудрым; это и сейчас так. Но это не обо мне. Что касается меня, вы должны быть богаты, чтобы просветлеть. Позвольте мне повторить: вы должны быть богаты, чтобы быть просветлённым…

Иисус говорил, что богатый не войдёт в Царствие Божье. Это архаично. Я настаиваю, что лишь богатейший сумеет войти в это Царство. Впрочем помните, то, что я говорю, — это то же, что говорил Иисус, тут нет противречия. ″Бедный″ в терминологии Иисуса — это ″богатый″ в моей терминоологии, т. е. одно и то же. Он называет бедным того, кто потерял себя, своё эго, того же человека я называю богатым. Чем меньше в тебе эго, тем более ты богат. Но в прошлом очень редко человек подобный Боэму, рождался в богатой семье, особенно на Западе.

На Востоке по-другому. Будда был принцем, Махавира был принцем; двадцать четыре тиртханкары джайнов все были королями. Кришна был королём, Рама был королём. Все они были богаты, очень богаты. Это имеет некоторое значение. Это подразумевает то богатство, о котором я говорил. Человек становится богат, лишь лишившись эго. Когда тебя нет, только тогда ты есть..

Боэм сказал несколько вещей, всего несколько. Он не мог сказать многого, так что не переживайте. Одно из этих высказываний я хотел бы упомянуть: сердце — это храм Бога. Да, Боэм, это сердце — это не голова…

Четыре: человек по имени Идрис Шах. Я не буду говорить о какой-то отдельной его книге, потому что все его книги прекрасны, я могу порекомендовать вам любую из них для прочтения.

Не беспокойтесь, я по-прежнему безумен. Ничто не может сделать меня рациональным вновь. И всё-таки одна книга Идрис Шаха стоит выше всех остальных. Все его книги прекрасны, я бы мог сказать о всех них — но книга «Суфии» это подлинная драгоценность. Невозможно оценить то, что он сделал в «Суфиях».

Не прерывайте, всё идёт замечательно.

Говорить — очень легко для меня. Я могу говорить, даже когда сплю, и это будет вполне разумно. Хорошо. Когда бы я ни вспомнил что-то вроде этого, я это всегда оцениваю. И это чудесно — это то, что вам нужно понять, если вы хотите понять «Суфии» Идриса Шаха. Этот человек привёл Муллу Насреддина на Запад, и этим он сделал им неоценимую услугу. Это выше всякой оценки. Запад навсегда остантся ему обязанным. Идрис Шах сделал небольшие анекдоты о Насреддине даже более красивыми. Этот человек имеет не только достаточно знаний, чтобы перевести притчи, но он также может украсить их, сделать их острее, пикантнее. Я включаю все его книги.

Верна ли моя нумерация?

″Да, Ошо″.

Под пятым номером я собираюсь упомянуть ещё одного мужчину, Алана Уотса, со всеми его книгами. Я любил этого человека чрезвычайно. Я любил Будду по другим причинам; я любил Соломона по другим причинам. Они просветлены, а Алан Уотс нет. Он американец — хотя не рождён в Америке, и это единственная надежда. Он эмигрант. И он написал потрясающе ценные книги. «Путь дзэна» нужно считать одной из лучших; и «Это оно» — тоже замечательная книга по красоте и существенности… От человека, который всё ещё не просветлён!. Поэтому это более ценно.

Когда вы просветлены, всё, что вы говорите, прекрасно; так должно быть. Но когда вы не просветлены и всё ещё рыщете в темноте, вы можете отыскать небольшое окошко света, и это чудесно, фантастически. Алан Уотс был пяьницей, но всё же он был очень близок.

Он был всего лишь обычным христианским монахом — что за несчастье! — но он отверг это. Очень немногие имеют мужество, чтобы отказаться от монашества, так как оно даёт столь многие вещи в этом мире. Он всё отверг и стал простым бродягой. Но каким бродягой! — он напоминает Бодхидхарму, Башо, Ринзая… Алан Уотс не может долго оставаться не буддой. Он давно умер… но сейчас он уже, должно быть, окончил школу и готов прийти ко мне… Я ожидаю всех этих людей. Алан Уотс один из них — я жду его!..

Шесть… Кстати, только я упомянул имя Ринзая. Шестой номер сегодня — это его ВЫСКАЗЫВАНИЯ, коллекия его высказываний. Нумерация верна?