Джон Элдридж - Путь желания Страница 2
Джон Элдридж - Путь желания читать онлайн бесплатно
Иногда такие моменты проходят незамеченными, но их тайна раскрывается для нас годы спустя, когда мы страстно стремимся воскресить их. Разве не было в вашей жизни таких минут, которые вы с радостью вернули бы, будь это в вашей власти? Я вырос в Лос-Анджелесе, но все летние каникулы проводил в штате Орегон, где жили родители моих мамы и папы. То время было исполнено красоты, невинности и волнения. Рядом был лес, таящий в себе столько открытий, река, в которой можно было ловить рыбу, бабушки и дедушки, суетящиеся вокруг меня. Мои родители были молоды и влюблены друг в друга, те дни были полны приключений, которые мне не нужно было придумывать и за которые не нужно было платить, мне надо было просто жить и наслаждаться жизнью. Мы сплавлялись на плотах по реке Рог. Играли в парке. Ели пироги с черникой в ресторанчике «У Бекки», на пути к озеру Кратер. У каждого из нас есть в прошлом заветные дни и часы, когда, пусть хоть на мгновенье, казалось, что жизнь во всех мельчайших проявлениях такая, какой она должна быть. Об этом нам говорит наше сердце.
Когда-то луг, леса, ручей,Земля, и взгляду что привычно,В сияньи Божиих лучейКазались чудом необычным.
Я был блажен, мечты незрелостьБыла в невинности моей.Лазурь небес и ветра свежестьЛюбил я всей душой своей.
Когда же я взрослел, то помнюКо мне вдруг стали подступатьТюремных стен седые тени,Но я не думал унывать.
Я видел свет тот, как и прежде,Источник света жизни всейИ радость сердца, и надеждуВ красе Божественных лучей.
Ведь человек воспринимаетСо стороны, как блекнет он,Как в свете дня он исчезает,И жизнь проходит, словно сон.Ode, Intimations of Immortalityfrom Recollection of Childhood(Перевод Л. Лазько)
Вордсворт прикоснулся к этой тайне в детские годы, разглядел ее в слабом намеке, который донесся до него из незнакомых земель. Эти моменты должны научить нас чему-то, иначе мы не сможем сохранить свое сердце в течение жизненного пути. Потому что если эти моменты пройдут незамеченными и нам не удастся воскресить их, мы забудем о жизни, которой заслуживаем, а вместе с ней и о своем сердце. И до тех пор пока наши дети не покинут родного дома, мы не поймем, насколько драгоценны были годы, которые мы провели вместе с ними. Надувной бассейн на лужайке перед домом. Свертки с подарками на Рождество. Первые шаги, первый побег из дома, первое свидание. Фотографии, на которых запечатлены эти моменты, бережно хранятся в наших фотоальбомах; так мы стараемся остановить эти мгновения. Нам больно видеть, что они уходят. Наши потери, кажется, говорят, что мы никогда не будем жить так, как того заслуживаем. Но тайна жизни открывается нам даже в моменты самых горьких потерь.
Крик скорбиЯ не понимал, как много Брент значит для меня, пока не потерял его. Он погиб год назад в результате несчастного случая при восхождении на горную вершину. Мы повели в горы группу людей, понимая, что для того, чтобы помочь человеку отыскать свое сердце, его надо вытащить из офиса, оторвать от телевизора и отправить на природу. Мы планировали провести три дня на ранчо в Колорадо, где собирались полазать по горам, половить рыбу, покататься на лошадях, беседуя при этом о путешествии человеческого сердца. Брент повел нашу группу в горы на второй день, в этот день он и сорвался со скалы. Это была невосполнимая потеря для многих и многих людей. Джинни потеряла мужа, Бен и Дрю — отца. Многие люди лишились единственного человека, который боролся за их сердце.
Я потерял своего самого верного друга. Брент был не просто моим партнером, он был для меня самым удивительным даром судьбы — его сердце видело то же, что и мое. Наша дружба была совместным путешествием, общим поиском разгадки тайны наших душ. Он уводил нас в горы, в мир музыки и поэзии, вел отчаянную, яростную битву за сердца людей. Мы смеялись и скорбели, шутили и тосковали на нашем пути. Когда Николас Уолтерсторф потерял сына в результате несчастного случая, происшедшего в горах, он написал:
В мире образовалась пустота… Исчезло неповторимое средоточие воспоминаний и надежд, знаний и любви, некогда существовавшее на этой земле. Осталась лишь пустота. Этот уникальный мир, полный движения и жизни, был лишен будущего… Никто не видел так, как видел он, не знал так, как знал он, не помнил того, что помнил он, не любил так, как любил он. …Остались вопросы, на которые я уже никогда не получу ответа. Мир опустел.
Lament for a Son
Глупо, конечно, но я поймал себя на том, что резко обернулся, чтобы посмотреть на серебристый джип, который проехал мимо меня. Я стал вглядываться, чтобы понять, его ли это машина, он ли это. Брент погиб, и я это знал. Знал, как никто. Но я по-прежнему оборачивался, когда проезжала машина, напоминающая его джип. Что-то заставляло меня делать это, что-то выходящее за рамки разумного. Я думал, а вдруг это его машина, вдруг он снова проехал мимо меня. На другой день на стоянке машин я увидел старый помятый джип «Чероки» с багажником наверху. Я остановился, вернулся и присмотрелся повнимательнее. Умом я понимал, что это глупо. Брента больше нет. Но мое сердце отказывалось верить этому. Или, скорее, мое стремление к тому, чтобы все в этом мире было правильно, было настолько сильным, что оно лишало меня способности мыслить логически и заставляло снова и снова поворачивать голову в надежде на невозможное.
Блез Паскаль сказал: «У сердца свой рассудок, который рассудку недоступен…». В нас есть что-то, что заставляет нас тосковать, надеяться, а иногда даже верить, что в мире все не так, как должно быть. Все внутри нас восстает против смерти, атакующей жизнь. И поэтому люди, которые неизлечимо больны, женятся. Заключенные концентрационных лагерей разводят цветы. Супруги, давно находящиеся в разводе, тянутся ночью обнять того, кого уже нет рядом. Это похоже на боли, которыми страдают люди, потерявшие конечность. Они по-прежнему ощущают боль там, где когда-то была часть тела, и по-прежнему стараются не ударить об угол стола или не прищемить дверью машины ногу или руку, которых у них уже давно нет. Наше сердце тоже знакомо с чем-то подобным. Где-то в глубине души мы отказываемся смириться с существующим положением дел или с тем, каким оно должно быть или будет.
Симона Вейл была права, есть только две вещи, трогающие человеческое сердце: красота и горе. Те моменты, которые в соответствии с нашими представлениями должны длиться вечно, и те моменты, которые вообще не должны наступать. Что же нам следует вынести для себя из этих посланий? Как мы должны понимать то, что они несут в себе? Драматург Кристофер Фрай писал:
Безвыходность и драматичность нашего положения состоит в том, что мы абсолютно не понимаем его. Возможно, мы смертны. И что же? Возможно, мы бессмертны. И что тогда? Мы все погружены в фантастическую действительность, граничащую с ночным кошмаром, и как бы ни старались мы ее осмыслить, как бы ни была тверда наша вера, как бы далеко ни ушла наша наука или как бы близко ни подступили мы к основам мистицизма, мы не можем понять, какова она на самом деле.
A Playwright Speaks: How Lost,
How Amazed, How Miraculous We Are
И как же, по словам Фрая, мы решаем эту проблему? Мы находим самое худшее решение: смиряемся со своим положением. Мы мало-помалу свыкаемся с ним и почти не замечаем этого.
Все по-прежнемуПроизошло нечто ужасное, нечто страшное. Нечто худшее, чем грехопадение. Потому что в результате этой величайшей трагедии мы потеряли рай, а вместе с ним потеряли то, ради чего стоит жить. Но то, что случилось после этого, невообразимо: мы привыкли к своему положению. Мы свыклись с мыслью, что все так и должно быть. Глаза людей, бредущих в кромешной тьме, привыкают к этой тьме. Независимо от своих религиозных и философских взглядов, большинство из нас живет так, как будто эта жизнь и должна быть такой. Мы заглушаем шепот радости циничным «я уже был там, я уже это пробовал». Поступая таким образом, мы никогда не услышим Зов.
Совсем недавно я разговаривал с друзьями о летнем отдыхе и порекомендовал им съездить в Тетонс. «А-а, да, мы там были. Милое местечко». Вот она, упущенная возможность. Точно так же при помощи цинизма мы притупляем свои чувства, делаемся равнодушными к чужому горю, приклеивая на бампер машины что-то типа «Жизнь засасывает, и ты умираешь». А потом мы пытаемся продолжать жить. Мы кормим кота, платим за квартиру, смотрим новости и отправляемся спать, чтобы завтра делать то же самое.
Я стоял перед открытым холодильником, потрясенный только что увиденным. Голод в Африке. Геноцид в… Название и не выговорить. Какая-то страна бывшего советского блока. Коррупция в Вашингтоне. Обычный ход вещей. А напоследок диктор складывает свои бумажки и говорит: «Приятного вам вечера». Приятного вечера? И это все? Больше сказать нечего? Вы только что закидали нас ужасными новостями со всех концов света, и все, что вы можете сказать после этого, — «Приятного вам вечера»? Хотя, надо быть объективным, иногда диктор говорит еще кое-что, например о фильме, который мы можем посмотреть в одиннадцать вечера. И хоть бы раз он помедлил после того, как сообщил нам все новости, вздохнул глубоко и сказал: «Как далеко мы зашли», или «Если бы мы прислушались…», или «Слава Богу, наше пребывание на этой земле близится к концу». Но он никогда так не говорит, и я сомневаюсь, что когда-нибудь скажет. И никто из нас не задумывается об этом. Мы полагаем, что мир так устроен. Когда бы я ни спросил своего соседа, как он поживает, он всегда отвечает: «По-прежнему».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.