Владимир Ларин - Мир русского знахаря - первые уроки. Страница 22

Рябинка зашелестела листьями и опустила ветки. Дед встал па колени и прижался лбом к стволу. Дерево еще больше опустило ветки, я старательно повторял действия деда. Едва я прижался головой к дереву, как раздался звук, похожий на звон. Я прислушался. Звон становился все более отчетливым, в нем явственно стал проступать смех.

Смех воспринимался в очень высоких тонах и напоминал то ли журчанье ручья, то ли звон хрустального колокольчика. Но это был именно смех — чистый и радостный. Внутри все зашевелилось. Создавалось впечатление, что кто-то перемешивает все внутри меня, перемещая с места на место. Это чувство быстро прошло, но смех продолжал звучать, завораживая и заполняя все тело жгучей радостью и любовью. Возникло желание обнять весь мир, бегать наперегонки с ветром, кувыркаться в траве. Наконец смех стал затихать. Восторг прошел, освободив место приятной эйфории и покою. И дерево отпустило меня. Я почувствовал скользнувшие по плечам ветки, до которых раньше не мог дотянуться рукой.

— Деда Федя, рябинка смеялась, — сказал я, когда, вернувшись, мы сидели на лавочке и смотрели на заходящее солнце.

Слова прозвучали совсем тихо. Громко говорить не хотелось, чтобы не нарушать покой леса. Заходящее солнце окрашивало верхушки деревьев в оранжевые тона. Дед смотрел на них и улыбался:

— Рябинка всегда смеется, внучек, и от ее смеха зло бежит.

Дед замолчал, продолжая смотреть на верхушки деревьев. Солнце скрылось за лесом, в стороне раздалось знакомое хихиканье. Серый стоял в сторонке и смешно семенил своими широкими лапками, но близко не подходил.

КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ СЕРЫЙ

— Солнце — за лес, Серый — к дому, — изрек дед. — Ладно, иди уж сюда!

Серый тут же оказался рядом. Перемещался он очень странно, как бы размазываясь в пространстве. И вот он уже здесь. При этом он все время часто-часто переступал лапами. Я засмеялся. Как смешно он ходит!

— И не ходит, а проявляется, — сказал дед, поглаживая Серого по его густой шерстке.

Тот терся у ног и тихонько похрюкивал.

— А ногами сучит, чтобы нам приятно было, людям подражает.

Деда, а он кусается?

Дед засмеялся:

Нет, внучек, не кусается, ведь у него и зубов-то нет.

Серый тут же открыл рот и показал огромные серые клыки. Дед аж сложился от смеха:

— Ты погляди на него, паразита, что вытворяет! Что ж ты, нежить, делаешь! Стар я уже так смеяться.

Он засунул палец Серому в рот и вытащил наружу, стараясь задеть зубы. Палец прошел через зубы, как через воздух. Серый захихикал и засеменил ногами.

Радуется, паразит. Ох, давно так не смеялся! Лесовик, он как ребенок — добрый, преданный, любопытный, да уж больно игривый. Все бы ему играть да безобразничать. Но он зла никому не причинит.

Деда Федя, а погладить его можно?

Погладь, конечно, — согласился дед. — Хотя что уж там гладить!

Я протянул руку и попытался погладить лесовика по спинке. Рука, почувствовав сопротивление, погрузилась в тело Серого. Тот захихикал, я отдернул руку.

— Да ты не нажимай так, это ж не собака!

Дед взял мою руку и, едва касаясь, провел ею по спине Серого. Под ладонью появилось ощущение очень мягкой шерстки, которая слегка потрескивала и покалывала руку мелкими электрическими разрядами. Чувство было очень приятным, и я продолжал гладить. Серый поеживался, семенил лапами и хихикал. Тем временем из кустов показались еще три мордочки.

— Ишь, повылезали! — Дед махнул рукой. — Назад идите, не до вас. Мордочки исчезли.

— Пойдем в дом, внучек, прохладно становится.

Дед поднялся и направился к двери. В доме он зажег

керосиновую лампу, принес молока, хлеба, луку, достал из печки чугунок с картошкой и грибы. Мы поужинали.

— Деда, а скотину мы загонять будем?

— Уже загнали, — ответил дед. — Вот их сколько, помощников, по лесу шастает.

Дед напоил меня каким-то травяным отваром с медом, постелил на сундуке и сказал:

— Ложись, внучек, спать, поздно уже.

Спать действительно очень хотелось, глаза слипались. Я забрался на сундук, укрылся одеялом и сразу уснул.

"ВЕСЬ ДОМ СОДРОГАЛСЯ ОТ ВИЗГА И ТОПОТА…"

Ночью я проснулся от жуткого шума. Весь дом, казалось, трясся от хохота, визга и топота. Я осторожно выглянул из-за занавески, которой дед Федор занавесил мою импровизированную кровать, чтобы не мешал свет. За столом сидели дед Федор и три лесовика. Они ожесточенно резались в карты. Четвертый лесовик метался вокруг них, непрерывно тараторил и визжал. Серый шипел на него, одновременно успевая подглядывать в карты деда. Тот хлопал его по мохнатой морде и раскатисто хохотал. Вся эта оргия сопровождалась жутким шумом, визгом и грохотом падающей мебели и посуды.

С вещами действительно происходило что-то странное. Миски, стулья и другие вещи вдруг безо всякой видимой причины поднимались в воздух, пролетали какое-то расстояние и падали на пол. Сначала я думал, что все еще сплю и вижу сон. Но, повертев головой и пощипав себя, понял, что это не так.

Снова оглядев комнату, я заметил еще одно существо размером с кошку. Оно держалось в тени у печки, и четко рассмотреть его не удавалось. Видно было только, что оно дергается из стороны в сторону и бестолково размахивает лапами.

Весь домик кипел, и только вокруг моей постели была зона покоя. Как будто невидимая стенка отделяла меня от кипящего и визжащего пространства. Вся эта картина: визжащие, корчащие рожи лесовики, хохочущий дед Федор, летающие предметы, карточная игра, мечущееся существо у печки, — все это выглядело так нереально и уморительно смешно, что я не выдержал и засмеялся.

Мгновенно все стихло. Пространство заколыхалось, искажая окружающие предметы, потом я почувствовал толчок воздуха, как будто беззвучно лопнул большой шар, и все стало на свои места. В доме опять было тихо и спокойно. Вещи находились, где им положено. Существо у печки исчезло. И лишь за столом продолжал сидеть дед Федор, да хитрая мордочка Серого выглядывала из-за его спины. Переход от сумасшедшего кавардака к полной тишине и порядку был настолько неожиданным, что я невольно ойкнул.

Дед посмотрел в мою сторону:

Что случилось, внучек? Сон дурной приснился?

Деда, а куда они делись?

Кто они? — Дед удивленно поднял брови.

Ну, лесовики и этот у печки, который с тобою в карты играл, — сказал я, слезая с сундука и подходя к столу.

Колода карт все еще была там. Брови деда поползли еще выше.

— Так ты их видел?

Конечно, видел. Они же так орали.

Дед нервно потеребил бороду:

Ох, и достанется мне от твоей бабушки, если узнает!

Не узнает, я ей не скажу.

— Узнает, — вздохнул дед. — А впрочем, сама виновата, — подытожил он. — Садись сюда, внучек. — Дед показал на лавку.

Я уселся и стал слушать.

Понимаешь, внучек, ведь никаких лесовиков здесь и не было вовсе. Один Серый. То есть они, конечно, были, но не здесь и не сейчас.

Как же не было, ведь я их видел!

— Ты их видел не здесь, а в их собственном мире. Хотя ума не приложу, как тебе это удалось. Когда наш мир и мир лесовиков накладываются один на другой, то возникает нечто среднее. Собственно, я и сам до конца не понимаю это явление. Какой он, мир лесовиков? То есть не лесовиков, конечно, а леса и тех существ, которых он порождает? Время в этом мире течет по-другому, не так, как у нас, поэтому мы тот мир не видим и не понимаем. Вот когда наш мир и мир леса или другой какой соприкасаются, то время этих миров в этом месте начинает течь одинаково и тогда мы можем тот, другой мир, видеть и общаться с его обитателями. Учиться у них и в карты играть тоже. — Дед хмыкнул.

Серый принялся тараторить и размахивать лапами. Дед раскатисто расхохотался:

— Ишь, как меня защищает! Правильно, Серый. Мы с тобой старые друзья, друг друга защищать должны.

Мне стало неловко. Показалось, что я обидел старика.

— Прости, деда Федя, я не хотел, — сказал я и, подобравшись поближе, погладил деда по руке.

Дед широко улыбнулся и обнял меня.

— Ничего, внучек, кто ж на правду обижается, — сказал он и взъерошил мне волосы.

В этот момент я почувствовал, что между нами возникла какая-то связь и что этот старик, одиноко живущий в лесу, не чужой мне человек, которого бабушка попросила приглядеть за мной на время своего отсутствия, а бесконечно родной и близкий. Это породило такую бурю чувств, что, прижавшись к деду, я обратился к нему совсем как к бабушке:

— Деда, расскажи сказку.

Он снова взъерошил мне волосы:

— Не умею я, внучек, сказки рассказывать. Это ты бабушку попроси, она их много знает. Бабушка твоя человек мудрый, мне не чета. Она каждому слову применение найти умеет. А я житель лесной, говорю мало, оттого и в словах путаюсь.

О ТОНКОСТЯХ ДУШИ, МАТЕРИИ И ДУХА