Тензин Гьяцо - Представь себе… Беседы о деньгах, политике и жизни вообще Страница 29

После этого я завтракаю, одновременно мне нравится что-то читать. Еще я люблю слушать тибетскую программу «Голоса Америки». После завтрака я начинаю еще одно занятие гуру-йогой, провожу медитацию на бодхичитту и шуньяту, потом делаю йогу божеств с приблизительно восемью разными мандалами. Это слишком много! И все это длится до восьми тридцати – девяти часов.

Остаток утра я провожу за работой в офисе или читаю философские книги. В полдень у меня обед. Уже около двух лет в один день я ем вегетарианскую пищу, а на следующий – обычную. Так получается, что по крайней мере полгода я – вегетарианец. Я не могу полностью отказаться от мяса. Пробовал это делать целых два года, начиная с 1965, но потом заболел гепатитом В. Позднее оказалось, что форма достаточно серьезная, и после той болезни у меня до сих пор проблемы с печенью.

После обеда я всегда прихожу в эту комнату. По воскресеньям, когда у меня не бывает аудиенций, я иногда приглашаю знакомых стариков. Они приходят ко мне и рассказывают о своей жизни в Тибете до 1959 года. Мне доставляет огромное удовольствие беседовать с этими бывшими чиновниками, старыми ламами и учеными.

В шесть часов вечера я пью чай. Поскольку я буддийский монах, то ужина у меня не бывает. Нам не разрешается есть твердую пищу после того, как солнце вошло в зенит. Если я очень голоден, то со словами приветствия Будде и с мыслью: «Здоровье Далай Ламы важнее» съедаю несколько печений. Ха-ха! Я думаю, что Будда на самом деле добрый, не правда ли? У него ведь такие широкие взгляды, и он может смириться с тем, что Далай Ламе иногда нужно поесть печенья!

До восьми вечера или около того я делаю подношения защитникам, Махакале* и Палден Ламо. После этого ложусь спать. Сплю с полдевятого до полчетвертого, как убитый.

Фабьен: Что вам снится?

Далай Лама: Да ничего особенного. Несколько дней назад мне приснилось, что я в Тибете, а вокруг меня – китайцы. Мне было очень страшно, я думал, как мне убежать. Проснулся и с радостью обнаружил, что я в Индии, на свободе!

На самом деле я не верю в сны, ни в свои, ни в чужие, но иногда сны бывают особенными. Однажды мне приснилась моя предыдущая инкарнация, индийский мудрец Друпчен Нагпопа, великий Мастер линии Херуки*. Я всегда очень любил одну статуэтку Херуки, которая была у меня с детства. А потом мне кто-то сказал, что эта статуэтка принадлежала тому великому индийскому мудрецу. Мы каким-то образом с ним связаны.

Покойный Таклунг Шаптрунг однажды сказал мне, что однажды, когда он передавал учение таклунг* ныне покойному Дилго Кхьенце Ринпоче, то вдруг ясно увидел, как на стенах храма в Непале появились все ламы линии передачи. Он упомянул об этом мимоходом, но, когда я его слушал, эти учения вдруг отчетливо возникли в моей голове.

Еще мне однажды приснился очень яркий сон об одном высшем ламе. Во сне настоятель монастыря Дрепунг сказал мне:

– Джамьянг Чойе (управляющий этого монастыря) еще не пришел.

И тут я подумал: «Я – Джамьянг Чойе», но зовут меня по-другому. Я почувствовал, что меня должны звать Самьепа. Во сне я подумал, что настоятелю об этом лучше не говорить. Поэтому я ответил: «Может быть, он придет позже». На следующий день, когда я встретил Линга Ринпоче, который тогда еще был жив, я рассказал ему о своем сне. Он воскликнул:

– А ведь Джамьянга Чойе когда-то звали Самьепа, потому что он родился в Самье.

Раньше я об этом не знал. Мой учитель похлопал меня по плечу и поздравил. Этот сон натолкнул меня на мысль, что между этим ламой и мной, очевидно, существует какая-то связь. Однако с точки зрения высшей реальности Джамьянг Чойе был великим Мастером. Я по сравнению с ним – просто незначительная личность. Мне действительно не хотелось бы навести вас на мысль, что я какой-то выдающийся человек или воплощение какого-то учителя. Если бы я собирался это сделать, то нарушил бы свой обет бхикшу. Но иногда я и в самом деле переживаю некий необычный опыт, который может принести пользу моим близким друзьям, укрепив их убежденность.

Фабьен: Я хотел бы задать вам вопрос о шуньяте, или пустоте. В XIX веке на Западе эту концепцию неверно понимали и переводили как «небытие». Считалось, что буддизм – это нигилистическая религия.

Далай Лама: Это неверно.

Фабьен: Безусловно, но многие люди, в том числе Ни Папа Римский, продолжают воспринимать буддизм именно так. Не могли бы вы несколькими словами объяснить концепцию пустоты?

Далай Лама: Вчера вы упоминали о пространстве, в котором растет сострадание. Иногда пустота подобна этому пространству. Это не пространство как таковое, но пустота ведет себя как пространство, которое дает возможность возникнуть всем действиям. Если бы существовала абсолютная связность, то не было бы возможности изменений и законы причинности не могли бы действовать. Моя рука не смогла бы двигаться. Но все находится в движении, что указывает на существование некоего пустого пространства. По существу, именно отсутствие независимого существования – а это другое определение пустоты – позволяет действовать всему сущему.

Фабьен: Ученые утверждают, что внутри электрона почти ничего нет: там одна треть материи и две трети пустого пространства. Кварк – это лишь абстрактное математическое понятие. Мы не можем увидеть или обнаружить его. Мы знаем, что элементарные частицы состоят из электронов, которые, в свою очередь, состоят из элементарных частиц. Следовательно, любой материальный объект на две трети состоит из пустоты. Таким образом, современная наука, по-видимому, склоняется к убеждению, что пустота – это реальность, а не только нигилистическое восприятие действительности.

Далай Лама: Пустота и материя – это две стороны одной монеты. Однако термин «пустота» в разных текстах используется в разном значении. Согласно текстам Мадхьямики, шунъята предполагает зависимое возникновение, или взаимозависимость. На уровне трекчо в высшем дзогчене и махамудра-тантре* этот термин означает сознание ясного света, или ясность. Хотя существует два определения пустоты, одно в Мадхьямике или сутрах, а другое в тантре, – оба они связаны между собой. Это просто различные аспекты одного и того же понятия.

В дзогчене катаг, или безначальная чистота, – это аспект пустоты, тогда как лхун друп, или спонтанное присутствие, – это аспект взаимозависимости. На этом уровне шуньята означает в точности следующее: «ясный свет как основа всего». Эти чрезвычайно глубокие воззрения не имеют ничего общего с нигилизмом.

Фабьен: Меня удивляет то огромное уважение, с которым буддисты относятся к разным священным объектам. Это странно для философии такой метафизической глубины. Евреи говорят, что простираться перед статуей или образом – идолопоклонство. Как буддисты относятся к изображениям и статуям святых?

Далай Лама: В буддийских текстах сказано, что если человек обладает высокой реализацией, то ему не нужно простираться перед статуями или обходить святыни. Цель всех этих действий – достигнуть реализации. Если человек уже полностью реализован, то ему незачем все это делать. Лучше медитировать на эту реализацию, чем делать простирания. Но для других людей лучше простираться, чем не простираться. По крайней мере, вы себе напоминаете о цели, которую преследуете!

Ценна не святыня сама по себе – ее ценность в том, что она олицетворяет. Когда мы делаем простирания, то обязаны представлять, что в статую перед нами воплотилась истинная сущность природы будды. А иначе, какой в этом смысл?

Кроме того, для нас не существует разницы между статуями, сделанными из золота или глины. Мы не должны ценить золотую статую Будды выше, чем глиняную. Нельзя статую простого защитника, даже если она сделана из золота, считать выше, чем статую Будды, даже выполненную из глины. Имеет значение лишь то, что эта статуя олицетворяет для нас.

Фабьен: Я хотел бы задать еще один вопрос о страдании. Мне кажется странным, что буддисты так много размышляют о страдании, но при этом всегда очень жизнерадостны. В чем источник этой радости? Как можно развить в себе это чувство?

Далай Лама: Я не думаю, что Будда когда-либо советовал нам размышлять лишь о страдании и его причинах, не думая при этом о прекращении страданий и о пути, ведущем к их прекращению. Четыре благородные истины - страдания, причина страданий, их пресечение и путь пресечения – тесно связаны. Осознание того, что существуют причины, порождающие страдания, но есть и способ эти страдания прекратить, делает наш ум ясным и помогает выработать в себе твердое намерение добиться пресечения всех страданий. Простое размышление о первых двух истинах – страдании и его причинах – без рассмотрения двух последних истин не принесет никакой пользы. Лучше выпить немного спиртного и забыть о страданиях! Последние две истины указывают на то, что страдание можно прекратить, и более того – для этого существует действенное средство. Когда эти два последних аспекта проясняются, в размышлениях о страдании появляется какой-то смысл.