Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ Страница 5

Через сорок дней все раны на теле девушки зажили. Лекарь разрешил луноликой побывать в бане. Услышав это, девушка очень обрадовалась, хорошо спала ночь и на другой день сказала мне:

— Эй, такой-то, мне очень хочется покушать чего-нибудь вкусного.

Дервиши! Мне трудно рассказать, в какое я пришел тогда состояние. Ведь все это время я мечтал, чтобы красавица попросила хотя бы шербет. Но даже этого не было. А в тот день, когда она попросила еды, я не мог ничего достать. Ибо все мои запасы к тому дню закончились. От стыда я не смел даже голову поднять. Красавица по моему состоянию поняла, что я истратил все деньги, ласково взглянула на меня и сказала:

— Послушай, дорогой, не огорчайся, что нет у тебя денег. Вставай, принеси мне бумагу и чернила.

Я, пристыженный и растерянный, вышел из комнаты, нашел и принес ей бумагу и чернила.

Красавица, продолжая утешать меня, написала на бумаге несколько слов, отдала ее мне и сказала:

— На городском перекрестке стоит ларек торговца драгоценностями. Там ты увидишь пожилого, благородного вида мужчину. Вручи эту бумажку ему и все, что он тебе даст, возьми и принеси сюда.

Так как я был смущен своей бедностью и думал совсем о другом, я не прочитал бумажку. Когда я пришел к тому человеку и отдал ему записку, он поцеловал ее и приложил к своим глазам. Затем выбежал из лавки, взял меня за руку и направился к своему дому. По дороге он вновь выказывал мне уважение, был приветлив и любезен со мной. Когда мы пришли к нему, он оставил меня в комнате для гостей, сам же куда-то удалился. Вскоре он явился с рабом. Раб нес блюдо с крышкой, завернутое в золотом шитый дастархан — скатерть. Человек указал рабу на меня и сказал:

— Куда бы ни сказал этот юноша, ты пойдешь с ним и вручишь там вот это.

Все это очень огорчило меня, и я подумал про себя: прах на голову тебе, какой же ты неудачник; дошел до того, что ради чашки кушанья ты принес и подал прошение...

По дороге меня терзали те же мысли.

Превратностью жизни вполне я унижен, и вот —

Чего еще хочешь ты сделать со мной, небосвод?

Ковер из-под ног моих выдерни этот земной,

Иль полог небесный сверни над моей головой.

Когда добрались до караван-сарая, я велел рабу оставить дастархан у двери комнаты и удалиться. Когда он ушел, я в сердцах схватил дастархан. Он оказался тяжелым. С чего бы ему быть таким тяжелым,— удивился я. Когда я внес и положил его у ног красавицы, она сказала просящим тоном:

— Открой, хочу посмотреть, что прислал этот окаянный. Я удивился тому, что она бранит того мужчину. Развернув дастархан, я увидел тяжелое серебряное блюдо с крышкой. Я снял крышку и из блюда во все стороны посыпалось золото. Увидев золото, я теперь недоумевал о другом: из какого дома этот стройный кипарис и почему тот мужчина по бумажке без печати, не колеблясь, дал столько золота. А еще удивительнее то, что тот человек ничего не спросил о здоровье девушки и мне ни слова не сказал, кроме извинений. Я сидел погруженный в эти мысли, когда девушка приветливо сказала мне:

— Такой-то, не горюй, что нет у тебя денег. Я знаю, что все доходы от торговли ты потратил на меня; заботу и доброту твою я никогда не забуду. Пока жива, я твоя раба.

Я упал к ее ногам и сказал:

О боже, пусть беды тебя обойдут стороной,

Не милости щедрой — довольно мне тени одной.

Девушка-красавица попросила у меня еды. Я сбегал за кушаньем. Красавица поела и сказала мне:

— Такой-то, если ты искренен в твоих притязаниях на мою любовь, то должен слушаться меня.

Я ответил:

— Что бы ты ни сказала, что бы ни приказала, со всем соглашусь.

Она сказала тогда:

— Если так, сей же час иди на базар и купи себе две смены хорошей одежды.

Я призадумался, она же обиженно молвила:

— Быстро же ты позабыл свои слова и обещания. Если это действительно так, то какие же будут между нами отношения?

Ничего не оставалось, как только исполнить ее желание. Я пошел на базар, купил две пары одежды и принес ей. Они стоили не очень дорого, и ей они не понравились. Она не купила их. Я несколько раз ходил на базар и менял покупку. Это продолжалось до тех пор, пока купленная мной одежда не понравилась красавице. Затем, по ее настоянию, я пошел в баню и сменил одежду. Когда я вошел в комнату, она раскрыла объятия, обняла меня и усадила подле себя. Я плакал от радости и счастья, а она своим рукавом утирала с моего лица слезы. Дервиши! Сладость жизни, какую я познал, познал в тот момент. Она проявила столько нежности и ласки ко мне — влюбленному и отчаявшемуся,— что я готов был умереть за нее, голову превратить в подстилку для праха с ее ног.

Затем она сказала:

— Такой-то, сейчас ты пойдешь в кофейню, поговоришь со строителями и узнаешь, где какие продаются дома. Когда осмотришь дом и он тебе понравится, ты нарисуешь его, принесешь и покажешь мне, чтобы я поглядела на него и подсказала тебе его стоимость, чтобы не обманули тебя.

— Я, жаждая исполнить ее желание, целый месяц посещал кофейню, пока не нашел хороший чистенький домик. Красавице рисунок дома понравился, и я за тысячу туманов купил его.

Потом она сказала:

— А теперь принеси мне чадру.

Я купил и принес ей чадру. Солнцеликая статная красавица, словно светящаяся высокая свеча под стеклянным колпаком, накинула чадру и велела дать хозяину караван-сарая несколько динаров. Я исполнил ее желание, забрал свое дервишское снаряжение, которое сохранил, и мы отправились в купленный мной дом. Красавица осмотрела двор, прошлась по всем комнатам и выразила свое удовлетворение. Затем раскинула на пол палас, который был у нас, и сказала:

— Вот теперь и мне нужна одежда. Устала я от всех этих бед.

Услышав от нее эти слова, я очень обрадовался и собрался бежать на базар.

Но она сказала с улыбкой:

— А знаешь, где продают готовое платье, подходящее мне? Я остановился в ожидании.

— На шахской дворцовой площади есть большой ларек по продаже платьев. Юноша-торговец продает шахские одежды и там всегда можно найти нужное платье. Если пойдешь туда, думаю, найдешь все, что пожелаешь.

Выслушав ее, я, радостный и окрыленный, направился к Кайсерии[7]. Дойдя туда, я увидел в торговом ряду лавку, стены и крыши которой были отделаны золотом и лазурью. Кучами были навалены тут разнообразные материи, шитая золотом одежда, атласы, парча разных видов и расцветок. Владельцем лавки был двадцатидвухлетний юноша с солнцеподобным лицом, а прислуживали ему слуги, перепоясанные золочеными поясами.

Я подошел и поздоровался. Юноша ответил мне с такой изысканной вежливостью, что я чуть не растаял. Я осмотрелся кругом и увидел у лавки разукрашенный стул. Я сел на него и, восхищенный, затаил дыхание. Гостеприимный юноша очень тонко и любезно вступил со мной в беседу и разговаривал так, словно мы с ним были большими друзьями.

Юноша после приветствий и любезностей сказал мне:

— Если могу вам чем-то услужить, прошу вас, говорите.

Я сказал:

— Да, конечно. У меня есть друг, который избегает общения с людьми. Ему нужна одежда.

Юноша сделал знак, и сообразительные и проворные рабы бегом принесли множество тюков и развернули передо мной. Они показали мне материалы разных видов, самую лучшую одежду. Я выбрал из них самые красивые на мой взгляд. Рабы моментально связали все в узел и вручили мне. Меня поразила такая их расторопность и услужливость.

Юноша взглянул на меня и сказал:

— Братец, если есть еще какие-то желания, пожалуйста, говори.

Я поблагодарил его и спросил цену этим вещам.

Оказалось, что все это стоило всего тридцать туманов. Мне стало как-то неудобно возиться с такой малой суммой, я отсчитал червонного золота, а также заплатил рабам за их труд.

Юноша, увидев во мне выгодного покупателя, совсем по-другому стал смотреть на меня и спросил:

— Братец, из какого ты города? Я ответил:

Я уроженец Йемена. Он сказал мне:

— Братец, я горю желанием быть этим вечером в твоем услужении.

Я извинился и сказал:

— Я очень признателен и благодарен тебе, если буду жив-здоров, как-нибудь приду еще. Сейчас же, когда у меня скрывается мой друг и никуда не может выходить, и сам я в этом городе чужой, оставить своего товарища одного — просто не честно. Мы встретимся еще...

Он сказал мне:

— Не нужно, братец изыскивать причины и извиняться так усердно. Я хочу, чтобы ты своим посещением возвысил меня, да будет сурьмой для моих глаз прах с твоих ног.

Он умолял и просил меня до тех пор, пока я не пообещал сходить домой и вернуться.

Придя домой, я постучал в дверь. Дверь открыла моя красавица, взяла из моих рук узел с одеждой. Все вещи ей понравились, и она спросила о моих делах и как отнеслись ко мне. Я рассказал ей, как вежлив и обходителен был со мной юноша, как он приглашал меня в гости, и какую я выдумал причину, сумел отделаться от него и прийти домой.