Машина мышления. Заставь себя думать - Курпатов Андрей Владимирович Страница 50

То есть в основе — банальный принцип экономии энергии и времени: создаёшь набор своего рода «психологических моделей людей», свою собственную, так сказать, «классификацию типов», вырабатываешь к каждому типу свой формат реакций, и дальше всё просто — перед тобой не сложный-непонятный внутренний мир, а ясная «сущность».

Такая «определённость» не только экономна, но и вызывает чувство безопасности — если я атрибутировал человеку некую сущность, то мне «всё понятно», и я знаю, как мне с ним себя вести.

Да, вполне возможно, моя аппроксимация достаточно точна, то есть я неплохо схватил множество разных психологических черт и параметров конкретного человека одной «сущностью», а потому могу достаточно точно предсказывать его поведение, эффективно строить с ним отношения и т. д.

Но, что важно помнить, мы в любом случае воспринимаем человека только на том фоне, на котором мы его видим. Одни обстоятельства — это один «фон», другие обстоятельства — другой «фон»: один и тот же человек наедине с собой, в общении с родными, на работе или, не дай бог, в тюрьме — это разные люди, разные «фигуры».

И дело не только в нашем восприятии, но и в том, что сам человек (фигура) в зависимости от обстоятельств (фона) оказывается разным, поскольку фигура определяется фоном.

Итак, «принцип аппроксимации» — эффективный психический механизм, который позволяет нашему мозгу совместить разрозненный набор сигналов в некое единое целое (по сути, это целое создать, придумать), в отношении которого можно реализовывать конкретное действие. Вот о чём идёт речь, когда я говорю о «функциональности» любой вещи для нас.

Таким образом, мы получаем тройственную взаимозависимость принципов нашей «координаты данности»:

«принцип генерации сложности» описывает процесс формирования множества реакций на стимул — в чем большее количество отношений он вступит с существующими уже в мозге интеллектуальными объектами, тем больше вариантов «решения» в нём возникает,

«принцип выявления отношения» описывает процесс соотнесения элементов друг с другом — связано ли это с формированием таких реакций на стимул или с конкуренцией различных вариантов «решения» друг с другом,

«принцип аппроксимации» описывает процесс формирования новых сущностей, позволяющих схватывать многообразие реакций на стимул неким целым, в отношении которого можно будет осуществить функциональное действие (действие, необходимое нам для решения наших изначально, генетически детерминированных задач).

Если попытаться описать работу принципов «координаты данности», то можно, наверное, сказать и так: множество систем мозга становятся фоном для стимула (фигура), порождая новые сущности (аппроксимации, гештальт), которые, оказываясь в отношении друг с другом, формируют сущности следующего и следующего уровней, пока не будет достигнута аппроксимация, достаточная мозгу для формирования одного и единого его поведенческого ответа.

Координата процесса

Каждый момент опыта представляет собой переход от одного мира к другому — от непосредственного прошлого к непосредственному будущему. Альфред Нортон Уайтхед

Мы переходим к двум оставшимся принципам ВРР — «принципу симультанности» и «принципу тяжести», — которые были отнесены нами к координате процесса.

Напомню, что противопоставление координат «данности» и «процесса» не более чем техническая уловка. На самом деле все пять принципов ВРР, конечно, работают совместно — концептуализируют единый психический процесс.

Цель этой уловки лишь в облегчении понимания и оперирования принципами ВРР. Она помогает нам думать о работе мозга, учитывая все пять измерений (принципов), но разделив их на две группы:

в первой — «координата данности» — мы рассматриваем работу мозга, как если бы эту систему можно было обездвижить, как-то моментально заморозить и подвигать её элементы друг относительно друга, рассмотреть, как это может работать,

во второй — «координата процесса» — мы не можем позволить себе подобной роскоши, потому что, заставив психический процесс замереть, мы автоматически лишаемся его, так скажем, «волновых» свойств, то есть здесь нужен какой-то другой подход.

Очевидно, что в этом подходе камнем преткновения становится время.

С одной стороны, с ним вроде бы всё должно быть понятно — прошлое, настоящее, будущее. Но, с другой стороны…

• Что такое прошлое для нас, если не суета неструктурированных воспоминаний?

• Что такое для нас будущее, если не абстрактные мечтания?

• Что, наконец, такое для нас настоящее, если, пытаясь его схватить, мы тем самым его упускаем?

Время на часах — лишь условность, и даже сломанные часы дважды в сутки показывают правильное время.

Время в физике, как утверждают сами физики, — это лишь иллюзия в нашей собственной голове.

Время же в нашей собственной голове — это множество разрозненных механизмов, где-то связанных с циркадными ритмами, где-то со спонтанной электрической активностью мозга, рисующей характерные линии на ленте электроэнцефалографа, а где-то это те самые, предполагаемые нами, но абсолютно на поверку надуманные «прошлое», «настоящее» и «будущее».

ПРОБЛЕМА «ВРЕМЕНИ»

В своё время, работая над книгой «Складка времени», я достаточно долго и обстоятельно пытался разобраться с тем, что же такое время. Сразу скажу, что ответа на этот вопрос ни у кого нет. Поэтому все мы в меру своих знаний и способностей просто строим какие-то гипотезы на этот счёт.

Каковы же фундаментальные проблемы «времени»?

Первая из них, которая беспокоила в своё время Альберта Эйнштейна и до сих пор беспокоит, например, Роджера Пенроуза, заключается в том, что «физика времени» предельно контринтуитивна и противоречит, соответственно, нашему субъективному переживанию времени.

Например, если мы (по крайней мере большинство из нас) считаем, что существует только момент сейчас, а прошлого уже нет, будущего ещё нет (этот взгляд на время получил название «презентизм»), то физика на все лады утверждает, что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно (данный подход называется «этернализм»).

В пользу этернализма свидетельствует, например, тот факт, что и законы Ньютона, и знаменитые уравнения Эйнштейна, а также электромагнетические уравнения Максвелла и, так сказать, квантово-механические Шрёдингера абсолютно правомерны вне зависимости от того, направляются ли события, которые они описывают, в будущее или в прошлое.

С вашего позволения, я не буду здесь приводить известные примеры поездов, движущихся со скоростью, близкой к скорости света, стрельбу из суперпистолетов по зеркалам на таких поездах, мячиков, летающих по нескольким траекториям сразу — по отношению к пассажиру поезда и наблюдателю на железнодорожной станции, а также лазерных лучей, пущенных вперёд такого поезда…

Это и так всем хорошо известно — общая теория относительности Эйнштейна допускает, а точнее даже постулирует, что прошлые и будущие события так же реальны, как и настоящий момент.

Как говорил сам Альберт Эйнштейн, «для нас, убежденных физиков, различие между прошлым, настоящим и будущим — не более чем иллюзия, хотя и весьма навязчивая»68.

С другой стороны, как я уже сказал, Эйнштейн мучился тем, что данный «физический факт» противоречит естественному, субъективному переживанию времени.

Вторая проблема, связанная с феноменом времени, — это проблема изменений. Понятно, что время является мерой изменений чего-либо — полураспада частиц, каких-то колебаний или, например, движения того же поезда относительно платформы.

Но, как изящно формулировал ещё Эрнст Мах, «мы не можем измерять изменение вещей посредством времени. Напротив, время — это абстракция, к которой мы приходим через наблюдение за изменением вещей»69.

То есть первичны изменения, которые мы наблюдаем, а время — это лишь то, как мы эти изменения для себя определяем.