Шри Ауробиндо - Шри Ауробиндо. О себе Страница 65

Трудности, которые чувствуете вы и которые чувствует каждый садхак, исполняя садхану, на самом деле состоят не в выборе между медитацией, бхакти и работой, а в выработке правильного отношения к ней или подхода, или называйте это как угодно. Вы кажетесь человеком, чья основная черта, с одной стороны, состоит в невероятной устремленности ума, а с другой – в мрачной вере в то, что говорит вам витал, который, кажется, следит за вами и бормочет шепотом, а то и вслух: «Хорошо, хорошо, приятель, иди вперед, но…», – а под конец медитации: «Что я тебе говорил?» Витал всегда настолько готов впадать в отчаяние, что даже после всплеска самой «славной» поэзии он пользуется любым предлогом, чтобы прочесть проповедь отчаяния! Я прошел через многие трудности садхака, но не могу вспомнить, чтобы я стал смотреть на радости поэтического творчества или на погруженность в него как на нечто лишенное божественности и причину для отчаяния. Это кажется мне излишним.

Да, конечно, я помогал Х. Когда кому-то нужно, на самом деле, развить в себе литературные способности, я использую часть силы, чтобы помочь ему или ей. Если есть природный дар и упорство, даже если это скрытые способности, под действием силы они могут возрасти, их можно даже развернуть в том или ином направлении. Естественно, одни адхары лучше других и развиваются более целенаправленно и быстро. Другие отступают, не имея необходимой силы упорства. Но в общем и целом, развить эту способность достаточно легко, поскольку есть сотрудничество со стороны воспринимающего, и нужно преодолеть только тамас апракаши (aprakāśa) и аправритти (apravṛtti) в уме, что не такое серьезное препятствие для человеческого ума по сравнению с витальным сопротивлением или не-сотрудничеством воли или с идеей, которая начинает мешать, когда возникает давление Силы, подталкивающей к изменениям или развитию в других направлениях.

Вопрос: Мы чувствуем, что ваша Сила дает нам необходимое для поэзии вдохновение, но мне часто приходит в голову вопрос, шлете ли вы ее непрерывным потоком. Если бы это было так, то мы не писали бы один раз 15 или 20 строк подряд, а потом три-четыре строки за несколько дней.

Ответ: Конечно, нет. Зачем? В этом нет необходимости. Я посылаю Силу время от времени и позволяю ей действовать, чтобы она сделала то, что должно быть сделано. Это правда, что некоторым я посылаю ее чаще, чтобы предотвратить длительную непродуктивность, но даже в этих случаях я не создаю постоянного потока. У меня нет времени на подобные вещи.

Всё зависит от ментального инструмента. Одни пишут свободно, другие – только в особых состояниях.

Вопрос: Я пытался написать поэму, но она у меня не вышла, несмотря на молитвы и просьбы. Тогда я написал вам с просьбой прислать мне немного Силы. Но прежде чем письмо дошло до вас, вдруг случилось чудо! Можете ли вы объяснить, как это возможно? Простое письмо помогло установить контакт с Силой?

Ответ: Очень часто достаточно призвать Силу, вовсе не обязательно, чтобы этот призыв сначала достиг моего физического ума. Многие получают Силу, пока пишут письмо или (если они не в ашраме) когда письмо попадает в атмосферу ашрама.

И все же здесь важно успешное установление контакта. Это что-то вроде того, как установить канал связи и нажать на невидимую кнопку, или назовите это как угодно.

Вопрос: Когда вы посылаете Силу, есть ли какое-то ограничение в сроках для ее действия, или она устанавливается надолго, или же исчезает сразу, если видит, что адхара к ней невосприимчива?

Ответ: Никаких ограничений во времени нет. Я знаю случаи, когда я прикладывал Силу, чтобы что-то сделать, и казалось, что она не работает совершенно, но года через два всё исполнялось точно в тех деталях и том порядке, какие я и подготавливал, хотя я давно уже об этом не думал. По-видимому, вы не знаете – хотя вам следовало бы, – что в Европе исследования «психического» доказали, что все так называемые «психические» связи способны проникать в сознание незаметно и проявляться через длительное время. То же самое происходит и с передачей Силы.

Вопрос: Если человек имеет внешние знания и способности, то он не получит вашей истинной Силы?

Ответ: Одно с другим не связано. Один человек может иметь знания и ничего не воспринять. Если же он воспринимает, то его знание и способности помогают Силе проработать детали.

Ваша идея состоит в том, что либо я должен вдохновлять его конкретно во всех деталях, просто превратив его в автомат, либо, если я этого не сделаю, то я ничего не могу для него сделать? Что за глупое, механистическое понимание вещей?

Вопрос: Разве вы не развиваете нашу интуицию внешним руководством, исправляя форму и внося поправки в наши английские стихи?

Ответ: Я это делаю, если речь идет о ваших английских стихах, потому что я специалист по английской поэзии. С бенгальскими стихами я этого не делаю. Я только выбираю из тех вариантов, какие вы предлагаете сами. Заметьте, что с Х. я теперь насколько возможно избегаю вносить поправки – чтобы побудить вдохновение к самостоятельной работе. Иногда я вижу, что он должен бы написать, но не подсказываю, оставляя ему самостоятельно найти слова – и взять или не взять их – в моем молчании.

Стихи Х. лишь проба – хорошая для его возраста, – так что я стараюсь его подбодрить, когда говорю, что проба эта очень хорошая. Стихи на английском я у него правлю, поскольку талант у него есть, но владение языком пока что, разумеется, несовершенно. Остальные трое прекрасно владеют языком, а Y. – поэт очень высокого ряда. Я высказываю им свое мнение в общих чертах, только когда им нужно. Я никогда им ничего не предлагаю. Я высказываю свое мнение либо вношу правку или предложения только к стихам на английском.

Не знаю, могу ли я предложить подробный критический разбор для стихов на бенгальском, поскольку здесь мне больше приходится полагаться на свои ощущения, чем на серьезные знания языка или законов стихосложения.

Не хочу ничего говорить [о книге Х.], потому что, когда не могу сказать ничего хорошего молодому начинающему писателю, то предпочитаю хранить молчание… Каждый писатель должен иметь возможность развиваться по-своему.

Что касается Х., то, если хотите, можете переслать ему ту часть моих замечаний, где я говорю комплименты, только, возможно, с намеком на то, что я считаю его стихи довольно неровными, так чтобы не был сплошной сахар. Но высказывания, касающиеся альбомной поэзии и беспорядочной техники, слишком резки и предназначались для личного употребления – чтобы это передать объекту критики; мне следовало бы выразить ту же самую точку зрения в менее драматических выражениях. Как я уже однажды писал, я не хочу говорить ничего плохого или расхолаживающего тем авторам, кому я не могу помочь стать лучше. В «Арье» многие индийские поэты присылали мне на рецензию свои стихи, но я всегда воздерживался от высказывания своего мнения, иначе пришлось бы их судить со всей строгостью. Я тогда написал только об Y., потому что вот тут я мог серьезно и, думаю, справедливо выразить ему свои безоговорочные похвалы.

Кажется, вы требуете от моих наскоро написанных замечаний о присланных мне стихах очень строгой и академичной точности. У меня нет незыблемых эстетических норм или раз установленных критериев качества – более того, я считаю их невозможными в применении к такой тонкой и неуловимой материи, как стихи. Жесткие мерки или критерии хороши только в приложении к физическому. Отношение к поэзии есть вопрос ощущений, интуитивного восприятия и определенного эстетического чувства, а не умственных построений.

Мой взгляд на стихи меняется при оценке не только разных авторов, но и разных жанров. Если я пишу про стихотворение S.: «очень хорошо», это не означает, что это стихотворение стоит на одном уровне со стихотворениями Х. или А., или с вашими. Это означает, что это стихотворение очень хорошо для S., а не то, что оно было бы хорошо для Х. или для А. «Как будто бы они все заслужили «очень хорошо», – пишете вы! Но, Боже мой, вы пишете так, будто я учитель и расставляю оценки ученикам. Я могу написать «хорошо» или «очень хорошо» про сочинение новичка, если я вижу, что это поэзия, а не просто рифмованные строки, пусть даже правильные и хорошие, но если бы это было сочинение Х. или А., или ваше, я никогда бы не сказал про него «очень хорошо». У вас есть стихи, которые я раскритиковал, назвал неудачными, но если бы их прислал мне кое-кто другой, то я бы сказал: «Да, на этот раз у вас всё получилось великолепно». Я не выставляю оценок в соответствии с жесткой шкалой. Я использую их гибко, в соответствии с ситуацией и конкретным человеком. То же самое относится к разным жанрам. Если я пишу «очень хорошо» или «блестяще» об определенных стихах D. про его кресло, это не означает, что я выдаю им сертификат равнозначности с вашими, которые счел также очень хорошими или блестящими – я лишь говорю тем самым, что это очень хорошие, веселые стихи, что это очень удачный, великолепный образец юмористической поэзии. В отношении к вашему стиху те же слова означали бы нечто совсем иное.