Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ Страница 7

— Невежливо и негостеприимно оставлять гостя одного. Я сказал:

— Да быть мне жертвой за тебя. Я совсем потерял голову, увидев дивно украшенный дом и двор, к тому же я давно не созерцал твою красоту.

Она засмеялась и сказала:

— Сейчас не время для разговоров. Иди к гостю, посмотри, чем он занимается, как бы твое отсутствие не вызвало его недовольства. И помни, что ты — хозяин этих рабов и слуг. Повелевай ими как хозяин и, чтобы полнее было удовольствие и веселье, пошли человека за возлюбленной гостя. Ибо — пить вино без возлюбленной — все равно что пить кровь наслаждения.

Дервиши! Этими словами она успокоила меня, и я вернулся в собрание и, веселый и довольный, приступил к пиршеству. Кравчий, певцы, музыканты приступили к своим обязанностям, стали услаждать и ублажать собравшихся.

Наливает виночерпий, разрумяненный вином,

Стало горлышко бутыли сладкогласым соловьем.

Я сказал:

— Я тебе — брат, мой дом — это твой дом. Было бы прекрасно, если бы твоя возлюбленная тоже сидела в этом собрании...

Юноша принял предложение и послал человека за своей возлюбленной. Она тут же пришла. Мы стали пить и веселиться. Три дня и три ночи мы развлекались и выпили столько вина, что представить себе трудно.

На четвертую ночь я был пьян до бесчувствия. Когда я, протрезвев, открыл глаза, солнце уже было высоко. Я осмотрелся. Ничего из тех вещей не было, а от людей и след простыл. Растерянный, я обегал все кругом, но никого не нашел. Лишь в углу комнаты лежал свернутый ковер. Я развернул его и увидел юношу с его возлюбленной. С отрубленными головами, в крови, они были завернуты в этот ковер. Увидев это, от ужаса я чуть не потерял сознание. Я не знал, что мне делать и каким образом выбраться из этой пучины бедствия. Дервиши! Хуже всего было то, что я был влюблен. С той ночи, как я добрался до Шома по сей день со мной приключилось несколько происшествий, и каждое из них было для меня загадкой и решение их было довольно трудным. Я еще продолжал стоять в нерешительности, как вдруг кто-то вошел во двор. Я подумал, что это кто-нибудь из слуг юноши пришел узнать о нем. Я кинулся к нему, схватил и повалил его наземь. И тут только я узнал раба, который прислуживал нам в эти дни. Я сказал:

— Где моя возлюбленная? Сердце мое изболелось от разлуки с ней. Где ты был и зачем пришел сюда?

Он ответил:

— Чем я вызвал твое недовольство? Меня послала за тобой та красавица, и я хочу отвести тебя к ней.

При радостной вести о скорой встрече с ней я забыл о случившемся и, окрыленный, последовал за ним. Шли мы долго и наконец пришли на большую площадь. На одном ее краю тянулась высокая стена и виднелись ворота огромного здания. Напротив ворот — просторная мечеть и возле нее протекал большой ручей. По его берегам тянулись раскидистые деревья. Раб оставил меня в тени деревьев, а сам вошел в мечеть. Через некоторое время вышел с евнухом и, остановившись в дверях, показал на меня. Затем он подошел ко мне и сказал:

— Такой-то, день проведешь в этой мечети, а ночью подойди к воротам, и евнух проведет тебя к малике[14].

Дервиши! Я, встревоженный, обливаясь не слезами, а кровью, пробрался в угол мечети, и, прикрыв лицо от людей, просидел так весь день до полуночи. Затем я выбрался из мечети, подошел к воротам и прочитал вот эти бейты:

Мой верный друг меня забыл, не ободрил советом,

Я и на смерть согласен был, запропастилась где-то.

Меджнуну разве рассказать о нестерпимой боли,—

Иных сочувствующих мне не вижу в мире этом.

Вдруг ворота открылись, и евнух ввел меня внутрь. Я увидел просторный сад, где росли разные деревья и цвели разнообразные цветы. Посреди двора протекал большой ручей, на берегу которого были раскинуты шелковые ковры, а в позолоченных подсвечниках горели стеариновые свечи. Евнух усадил меня и удалился. Я сидел и ждал свою возлюбленную. И вот появилась она, окруженная почетом и уважением. Увидев ее, не одним, а тысячью сердец полюбил ее...

В милой тысяча ужимок и капризов правят нами,

Сто подмигиваний глазом, шевеление бровями.

В дорогом платье, со сверкающей маленькой короной поверх головного убора, появилась она, грациозная, волоча подол по земле. Она ласково взглянула на меня и спросила о моем самочувствии. Я, будучи почти без сознания, не в силах был даже дышать. Она после долгих утешений и ласковых уговоров сказала мне:

— Прости, что из-за меня тебе пришлось многое испытать, и с того момента, как увидел меня, ни часа не провел в покое, и все свое состояние, добытое торговлей, потратил на меня. Прими от меня эту малость, прости меня и вспоминай хоть иногда.

По знаку малики евнух принес и положил возле меня два мешка, полных золота.

Затем малика сказала евнуху:

— Дайте ему ту кобылицу, чтобы сегодняшней же ночью он мог покинуть город.

Сказав это, она встала с места. Я понял, что теряю ее, поэтому протянул руку, преграждая ей дорогу, и сказал:

Эй, грациозный кипарис, кокетливый тростник,

Влюбленному смертельный риск несешь ты каждый миг.

— Выслушай пару слов последней просьбы, исходящей из разбитого горем сердца.

Она остановилась и, улыбаясь, сказала:

— Говори, какая просьба? Я сказал:

— О ты, основа основ изящества и неги, да пусть будет долгой жизнь твоя, помнишь, как говорила ты в ту ночь: «О, юный чужеземец, убей меня и предай земле!», но я проявил неповиновение и не послушался тебя. Теперь ты исполни мою просьбу и сделай то, о чем тогда просила меня:

За худо воздаешь наградою худой,

Где ж разница, скажи, меж мною и тобой?

Она спросила:

— Как же теперь мне быть? Я ответил:

— Сделай одно из двух! Или прими меня в число своих слуг, или прикажи одному из этих рабов убить меня и таким образом избавить меня от тоски и похоронить меня в проходе твоего дворца.

Вели надеждой оживить во мне смятенный дух,

Или вели во мне убить и зрение и слух.

Ну, словом, нету у меня иных желаний в мире,

Как чтоб свершились надо мной дела — одно из двух,

Выслушав это, она улыбнулась и сказала:

— Такой-то, не мучай себя, это неразумно, и благоразумный никогда не сделает этого...

Я сказал:

— Если так, то расскажи мне, чем вызваны все эти удивительные события, свидетелем которых был я?

Она ответила:

— И это невозможно сделать.

Завесу тайны разорвать неумно сгоряча,

Ведь в оболочке фонаря светлей горит свеча.

Сказав это, малика ушла. Сколько я ни пытался еще говорить с ней, евнух и служанки не допустили меня к ней. Малика удалилась, а меня вывели за дверь и стали совать мне золото. Я не принимал его. Тогда они захлопнули передо мной двери и ушли, а я с разбитым сердцем и плачущими очами пошел в мечеть, уединился там и ни с кем не хотел общаться. Днями сидел я, забившись в угол, не смея плакать и стонать. Ночами напролет, без сна повторял:

Гляди, что с несчастным со мной небосвод сотворил,

С единственным в жизни желаньем меня разлучил.

Или говорил:

Нет мне от любви ничего кроме мук и обид,

Печаль не тревожит и горе мое не томит.

Шесть месяцев я провел таким образом, затем я заболел... болел сорок дней и с каждым днем мне становилось хуже. Дошло до того, что три дня я провалялся без сознания. Приходившие в мечеть люди сожалели о моей молодости.

По воле судьбы в последний день в мечеть пришел евнух, который был в курсе событий той ночи, и, увидев столпившихся людей, подошел ко мне, узнал меня и понял мое состояние. Ему стало жаль меня, и он, опечаленный, предстал перед маликой и рассказал ей обо мне. Она приказала евнуху пойти и сесть у моей постели, и, если я до вечера помру, ночью вынести и похоронить меня под каким-нибудь деревом. Если же до вечера буду жив, опять-таки тайком от всех, вывести меня, привести в гарем с тем, чтобы она сама могла заняться моим лечением...

Когда я пришел в себя и открыл глаза, то увидел у своего изголовья мою возлюбленную, которая понемногу вливала мне в рот шербет. Это возвратило меня к жизни. Лечил меня опытный лекарь, и через двадцать дней мне полегчало. Каждый день приходила ко мне моя милая красавица, утешала и успокаивала меня. Я креп и оживал с каждым днем.

Лекарства влюбленному лучше возлюбленной нет,

Ширин для Фархада[15] — его исцеленья шербет.

Однажды вечером во время беседы она сказала:

— Такой-то, чего ты желаешь, к чему стремишься? Я ответил:

— Да быть мне жертвой за тебя,—

Та боль, что в сердце у меня сокрыта,