Вячеслав Глазычев - Урбанистика. часть 1 Страница 10

В предвоенной Европе единственной, отчасти реализованной попыткой перейти к крупномасштабному территориальному планированию стала программа мелиорации и комплексного освоения целинных, заболоченных земель северо-западной Германии и центральной Италии, при том что нацистский режим Германии и фашистский в Италии, отвергнув разработки старых европейских специалистов, практически полностью копировали и теоретические разработки советских специалистов, и практику организации труда через молодежные организации.

Три макета: довоенный Гамбург, послевоенные руины тех же кварталов, проект их новой застройки в логике многоэтажных «жилых единиц». Принципиальная смена алгоритма формирования городской среды знаменовала временное торжество модернизма корбюзинского толка.

В первое послевоенное десятилетие, когда в США происходило стремительное, практически нескоординированное разрастание пригородов почти всех городов, масштаб работ по территориальному развитию резко сократился, за исключением Национальных парков, развитие которых осуществлялось федеральным министерством природы. В странах Западной Европы аналогичная задача практически не ставилась. Исключениями стали Нидерланды, приступившие к масштабной задаче осушения залива Зюйдер-Зее и формирования новой системы расселения на новых землях, и Великобритания, где была разработана программа строительства новых городов-спутников Лондона и Глазго.

Подлинный расцвет территориального планирования начинается лишь в 70-е годы – в связи с взаимоналожением нескольких процессов. Модернизация промышленности Западной Германии, сопряженная с массовым закрытием шахт, привела в движение огромную работу по комплексной реконструкции всего Рурского бассейна, что привело к формированию целостного экономического Рурского Района. Политическая программа децентрализации и развития отсталых регионов во Франции породила масштабные работы по реконструкции отсталых южных территорий, примыкающих к старым курортным центрам. Развитие сотрудничества в рамках Европейского Союза вызвало к жизни концепцию Еврорегионов, прежде всего Базельского, где сходятся приграничные территории Франции, Италии и Швейцарии. Понятно, что при существенных различиях традиций и национальных систем права основной объем работы оказался сосредоточенным вокруг вопросов согласования культурных стереотипов планировочной деятельности. Однако реальный центр тяжести работ в области территориального планирования переместился.

Безусловным образцом планируемого территориального развития стал Израиль, специфика развития которого в условиях объединения военных, экономических и социальных задач задала уникальные возможности для комплексного планирования. В связи с обострением проблем быстрого увеличения населения крупных городов Африки, Юго-Восточной Азии, Центральной Америки различные агентства Организации Объединенных Наций (прежде всего «Хабитат») приступили к программам помощи развивающимся странам, включая экспертный анализ и проектные работы. Аналитический опыт, накопленный специалистами в рамках этой деятельности, оказался востребован везде, где сильные национальные правительства начали ставить крупномасштабные задачи экономического развития. Результатом стали реализованные программы формирования крупных зон туристического освоения в Египте (Шарм-эль-Шейх, Хургада) или Тунисе, отчасти в Малайзии, весьма заметно в Южной Корее, где развертывается программа создания новой столицы и технопарков.

При этом все же приходится констатировать, что с проблемой гигантских урбанизированных территорий (назвать городами современный Мехико-сити, Каир или Лагос невозможно) современными средствами планирования справиться невозможно, так как интеллектуальная проблема осмысления таких гигантских скоплений людей связана с чудовищным масштабом необходимых капиталовложений, непосильных для Мексики, Египта или Нигерии.

В России с началом нового столетия, задача грамотной реконструкции системы расселения, доставшейся в наследство от иной, по существу, страны, только ставится. Очевидно, что здесь переплелись и проблемы освоения ресурсов Сибири, и проблемы удержания контроля над Дальним Востоком, над Арктикой, и проблемы фактической самоликвидации большинства сельских населенных мест в целых регионах, и проблемы привнесения экономической динамики в малые города, и проблемы формирования новых зон развития. Очевидно, что драматизм ситуации обострен тем, что остро не хватает специалистов, которые обладали бы необходимой глубиной и широтой мышления, чтобы координировать знания и умения множества разных специалистов для распутывания такого клубка проблем.

Городское планирование и градостроительное проектирование

Городское планирование имеет столь же долгую историю, как и сам город. Так, уже в письменности Древнего Египта город и крепость были обозначены разными иероглифами, что ясно указывает на достаточно углубленное понимание природы города как особой формы концентрации людей на ограниченной территории. Не менее (может, и более) древние города Месопотамии имели более сложную структуру. В отличие от Египта, который весь был своего рода крепостью, защищенной пустынями, здесь города, окруженные протяженными стенами, включали обширные сельскохозяйственные угодья – отсюда их огромные размеры.[13]Многочисленные древние тексты донесли до нас следы тщательного планировочного процесса создания или реконструкции городов, с тем что месопотамские глиняные таблички подробно излагают городское законодательство, в рамках которого были учтены и рассчитаны буквально все стороны городской жизни.

Основные функциональные характеристики городов универсальны, и потому города и системы городов создавались и планировались повсюду примерно одним набором средств и приемов. У нас есть основания полагать, что древние греки заимствовали систему планирования городов у египтян, и мы точно знаем, что тот же по существу инструментарий был унаследован римлянами от греков и этрусков. Однако нет доказательных свидетельств тому, что из того же источника искусство строительства городов было воспринято в долине Инда, где тщательность планирования Мохенджо Даро и Хараппы, с их изощренной системой водоснабжения и канализации, вызывает восхищение и у сегодняшнего инженера. Тем более в Китае. И уж совсем нет оснований уловить тот же источник в городах Инков или в Теночтитлане, на месте которого стоит сегодняшний Мехико-сити, ведь эти цивилизации сложились за океаном, тысячью лет позже. Скорее всего, тождество задачи быстрого заселения множества людей на новом месте и удобство расчета налога на землю привело к формированию универсального инструмента городского планирования – регулярной прямоугольной сетке кварталов.

Именно эта схема расчерчивания территории под кварталы города была сочтена идеальной – в Греции ее изобретение было приписано математику и коммерсанту Гипподаму, но мы теперь твердо знаем, что этой конструкции по меньшей мере пять тысяч лет. Впрочем, сложный рельеф заставлял и греков, и римлян отходить от жесткости схемы, если этого требовала местность, так что нам известны нередкие случаи применения «сбитой» сетки, как в малоазийской Приене. Древние гигиенисты, знавшие связь чистоты воздуха и здоровья, решительно настаивали на целесообразности отказа от строгой ориентации уличной сети по странам света, настаивая на необходимости учитывать направления господствующих ветров. И все же «гипподамова» сетка утвердилась на века как ведущий принцип, а римляне довели его до полной стандартизации размеров квартала и ширины главных и второстепенных улиц. Теперь при условии общей пригодности местности было достаточно расчертить сетку кварталов, отсчитывая их от центрального пункта, где ставили астролябию, и отвести прямоугольники, равные двум, четырем или более кварталам под будущие форумы, термы или амфитеатры. Это было сделать тем легче, что зрелая Римская империя подобно Древнему Египту могла позволить себе отказаться от оборонительных стен своих городов, отнеся общую границу на дальние подступы к своим провинциям.

В планировочном рисунке итальянской Сиены уже нет возможности прочесть сеть кварталов древнеримского города. Лишь полукружье главной площади – Кампо выдает следы римского амфитеатра. По типологии Камилло Зитте это классический пример площади, все улицы к которой выходят по касательной, что обостряет контраст между узостью путей и просторностью цели. Высокая башня замка играет роль своеобразных солнечных часов.

Идеал был утвержден настолько прочно, что и в европейские Средние века, когда большинство городов утратили унаследованную от римских городов планировочную структуру, властители, при первой возможности, стремились восстановить эту идеальную форму, пусть и в ограниченном масштабе. Так было в Аахене, столице императора Карла Великого, или в крупном монастырском комплексе Санкт-Галлен и, несколько позднее, при закладке множества бастид – городов на приграничных территориях.[14]