Вячеслав Глазычев - Урбанистика. часть 1 Страница 12

Частичным исключением стали проекты крупных фрагментов города, будь то застройка улицы Горького (Тверской), Ленинского проспекта или Фрунзенской набережной в Москве, центральных частей восстановленных после войны крупных городов, и в особенности республиканских столиц и областных центров. Частичным исключением стала работа над секретными тогда атомными городами – с их небольшим масштабом, расположенностью в живописном ландшафте (подальше от старых городов) и повышенными затратами на обустройство городской среды.

Иллюзорная очевидность трехмерных моделей города создает ловушку: слишком многое в содержании работы остается не выявленным в устном обсуждении. Совсем не просто установить действительные связи между визуальным образом и данными, содержащимися в многих томах аналитики. Компьютерное моделирование позволяет отчасти разрешить эту давнюю проблему.

Фактический отказ от архитектуры в пользу сугубо утилитарного подхода к задаче строительства массового жилья с начала 60-х годов привел в Советском Союзе не только к преобразованию жилого дома в «машину для жилья», но и к широчайшему распространению схемы т. н. свободной планировки. Эту схему заимствовали, не слишком в ней разобравшись, у западных урбанистов – прежде всего у британца Патрика Аберкромби. Фактически произвольная расстановка зданий, нередко с пренебрежением условиями солнечного освещения и господствующих ветров, разумеется, вела к деградации городского планирования. Работы в сверхмасштабе (Тольятти, Набережные Челны) и работы в масштабе крупных фрагментов города практически стали идентичными по содержанию. Своего рода апофеозом этого процесса стало проектирование Олимпийской деревни в Москве в конце 70-х годов. Выбор варианта осуществлялся высшим начальством из нескольких схем, представленных на столах в виде макетов: вырезанные из пенопласта прямоугольные и подковообразные фигуры в масштабе 1:500 были расставлены в разных орнаментальных рисунках для утверждения одного из орнаментов сообразно вкусу начальства.

Руководителем процесса городского планирования был определен архитектор. Ученики Семенова не самым удачным образом перевели urban planning как градостроительное проектирование, но, став Главным архитектором Москвы, он нес в себе наработанное в Англии знание и пытался его распространить. На архитектора был замкнут процесс формирования инженерных инфраструктур, тогда как универсальность советской системы управления полностью освобождала его от представлений о социальной и экономической сторонах жизни городов. Столкновение логики, порождаемой представлением о городе как о форме в пространстве, с логикой координатора исследований технического характера всегда создавало чрезвычайную напряженность рабочего процесса. Над ним, подобно дамоклову мечу, висели чрезвычайно жесткие сроки, заданные без учета реальных потребностей в затрате труда и времени. Отдельные усилия гуманизации планировочных схем героически предпринимались, будь то при застройке Юго-Запада Ленинграда, в микрорайонах Вильнюса или Минска, но изменить общий характер практики было решительно невозможно.

Раньше или позже такая практика должна была привести к тому, что детализация стала осуществляться в проектных материалах в рамках т. н. проектов благоустройства территорий и отходить на дальний план. На первый же план выступило создание, как можно быстрее, общей проектной документации, позволяющей крупному (тогда только государственному, но по существу ведомственному) застройщику выполнить план жилищного строительства. Вечная спешка заставляла сводить к минимуму необходимые геологические и, в особенности, гидрогеологические изыскания, тогда как всеобщий переход к крупнопанельному, многоэтажному домостроению автоматически повлек за собой привычку работать исключительно сверхкрупным масштабом застройки. Такой характер практики, осуществляемой в формате крупных, бюрократически организованных проектных институтов, в свою очередь, не мог не повлиять на процесс обучения, что вело за собой концентрацию внимания на планировочном рисунке как таковом, при весьма поверхностном представлении обо всем прочем. Именно эта модель была многократно зафиксирована и в книгах, авторы которых были принуждены тщательно обходить проблемные вопросы, и, что важнее, в строительных нормах и правилах.

Застройка гигантских пространств ширмами из жилых домов 20 и более этажей является запоздалым воплощением корбюзианского модернизма, повторенным в бесконечность. В данном случае – район Марьино в Москве, но в любом случае это соединение интересов крупных застройщиков и распорядителей землей. В этой ситуации городская среда в ее человеческом измерении сжимается до отдельной квартиры, шаг из которой есть шаг в «ничьи» просторы.

Финал советской эпохи и советской системы государственного планирования, формирование новой практики застройки, подчиненной преимущественно соображениям сиюминутной выгоды, застал российскую школу городского планирования врасплох, так что выйти из кризиса ей чрезвычайно затруднительно.

Испытав обаяние отважных идей архитекторов-урбанистов, которые, как Ле Корбюзье, были готовы снести с лица земли старые города ради создания новых, якобы идеально отвечающих потребностям людей, городские планировщики Европы довольно быстро вернулись к ценностям тщательной

работы с фрагментами. При этом они делали все возможное, чтобы сохранить контроль над городом как целым, и на долгое время роль лидеров в этом процессе заняли скандинавские профессионалы, стремящиеся соединить соображения современного комфорта с бережным отношением к ландшафту и верностью культурной традиции. Во многом распространению этой позиции способствовал провал крупных проектов, осуществленных государственной властью в роли девелопера, как это случилось с парижскими пригородами, кварталами т. н. социального жилья в Стокгольме, Ньюкасле, или в американском Сент-Луисе, где такие кварталы, превратившиеся в трущобы, куда не рисковали появиться ни скорая помощь, ни полиция, в конечном счете выселили и взорвали.[18]

Формирование безмерных американских пригородов осуществлялось и далее осуществляется девелоперскими компаниями, которые нанимают ландшафтных архитекторов и транспортных инженеров, так что здесь затруднительно говорить о городском планировании как самостоятельном умении. Ключом к проектам планировки становится «зонинг» – пространственное зонирование, главной функцией которого стала сегрегация микрорайонов (их обычно называют «деревнями») по стоимости земли и недвижимости. Тем не менее под воздействием авторов-урбанистов начиная с Джейн Джекобс, с середины 70-х годов началось развертывание двух процессов протестного характера. Один из них – массовое движение «архитекторов-адвокатов», которые берутся за работы микромасштаба: помогают самоорганизации жителей с целью сохранения зданий от сноса, осуществления ремонта, частичной перестройки и обустройства площадок под нужды детей, формирование мини-парков и пр. Это масштаб отдельного двора, малого квартала, небольшой улицы, но в этот процесс в одной Великобритании оказались втянуты свыше четырех тысяч профессионалов. Другой, параллельный, процесс связан с идеологией т. н. нового урбанизма. Его сторонники, взгляды которых восходят к идее города-сада Говарда, стремятся к возрождению малого города, который в отличие от стандартной пригородной «деревни» должен иметь собственный публичный центр, свои торговые центры и, в идеальном случае, еще и рабочие места. Предельным выражением идей «нового урбанизма» стал городок Селебрейшн, построенный на осушенной земле крупнейшим девелопером – корпорацией Диснея. Достижения и ошибки, допущенные при создании Селебрейшн, заслуживают того, чтобы рассмотреть их специально дальше.

В целом уроки, которые можно извлечь из знакомства с городским планированием, сводятся к тому, что этот вид деятельности, так и не успев до конца оформиться, явно расщепился на три автономные области. Одна – выход на уровень территориального планирования, оперирующего структурой гигантских земельных ресурсов, вместе с городами, поселками и селами. Очевидно, что здесь стратегия социально-экономического развития и макроэкономика выходят на первый план, но столь же очевидно, что попытки обойтись в решении подобных задач без знаний и умений планировщика повсеместно доказали свою неэффективность. Другая область – отстройка инфраструктур города, где ключевая позиция принадлежит законодательству и настройке проектного процесса на балансировку интересов девелоперов, домовладельцев и жителей. Здесь планировщик играет скорее роль эксперта-координатора, и его профессиональные знания и умения остаются незаменимым инструментом достижения искомого баланса интересов. Наконец, третья область – тонкая настройка фрагмента городской среды в ответ на новые вызовы, и здесь планировщик – ключевой специалист, посредничающий между девелоперами и жителями, с одной стороны, и профессиональными архитекторами – с другой, при существенной роли девелоперов и (во все большей степени) местного сообщества.