Геннадий Иванов - 100 великих писателей Страница 29

Или в другом случае Басё стремится передать через хокку пространство — и только. И вот он его передает:

Бушует морской простор!Далеко до острова Садо,Стелется Млечный Путь.

Если бы не было Млечного Пути, не было бы и стихотворения. Но на то он и Басё, чтобы через его строки нам открылось огромное пространство над Японским морем. Это, видимо, холодная ветреная осенняя ясная ночь — звезд бесчисленное множество, они блестят над морскими белыми бурунами — а вдали черный силуэт острова Садо.

В настоящей поэзии, сколько ни докапывайся до последней тайны, до последнего объяснения этой тайны все равно не докопаешься. И мы, и наши дети, и наши внуки повторяем и будем повторять: «Мороз и солнце; день чудесный!..» — все понимают и будут понимать, что это вот поэзия, самая чудесная и истинная, а почему она поэзия и что в ней такого — об этом даже не хочется особенно и задумываться. Так и у Басё — японцы чтут его, знают наизусть, не всегда отдавая себе отчет, почему его многие стихи сразу и навсегда входят в душу. Но ведь входят! В настоящей поэзии маленькая зарисовка, какой-нибудь пейзаж, бытовой фрагмент могут стать поэтическими шедеврами — и народ их так и будет осознавать. Правда, порой трудно, даже невозможно передать на другом языке, в чем заключается чудо того или иного стихотворения на языке родном. Поэзия есть поэзия. Она тайна и чудо — и так ее и воспринимают любители поэзии. Поэтому кажущееся нам простым и незамысловатым трехстишие Басё знает наизусть каждый культурный японец. Мы этого можем и не уловить не только из-за перевода, но и потому, что мы живем в другой традиции поэтической, а также по многим другим причинам.

О сколько их на полях!Но каждый цветет по-своему —В этом высший подвиг цветка!

Прав Басё, у нас другие цветы, нам свое надо культивировать.

Басё родился в замковом городе Уэно провинции Ига в семье небогатого самурая. Басё — это литературный псевдоним, подлинное имя Мацуо Мунэфуса. Провинция Ига была расположена в центре острова Хонсю, в самой колыбели старой японской культуры. Родные поэта были очень образованными людьми, знали — это предполагалось в первую очередь — китайских классиков.

Басё с детства писал стихи. В юности принял постриг, но не стал настоящим монахом. Он поселился в хижине близ города Эдо. В его стихах есть описание этой хижины с банановыми деревьями и маленьким прудом во дворе. У него была возлюбленная. Ее памяти он посвятил стихи:

О, не думай, что ты из тех,Кто следа не оставил в мире!Поминовения день…

Басё много странствовал по Японии, общался с крестьянами, с рыбаками, со сборщиками чая. После 1682 года, когда сгорела его хижина, вся его жизнь стала странствованием. Следуя древней литературной традиции Китая и Японии, Басё посещает места, прославленные в стихах старинных поэтов. В дороге он и умер, перед кончиной написав хокку «Предсмертная песня»:

В пути я занемог,И все бежит, кружит мой сонПо выжженным лугам.

Поэзия была для Басё не игрой, не забавой, не заработком, а призванием и судьбой. Он говорил, что поэзия возвышает и облагораживает человека. К концу жизни у него было множество учеников по всей Японии.

XVIII ВЕК

Джонатан Свифт

(1667–1745)

«У доктора Свифта лицо было от природы суровое, даже улыбка не могла смягчить его, и никакие удовольствия не делали его мирным и безмятежным; но когда к этой суровости добавлялся гнев, просто невозможно вообразить выражение или черты лица, которые наводили бы больший ужас и благоговение», — свидетельствует его современник граф Оррери.

Те же противоположные чувства — ужас и благоговение — внушают и книги Свифта, особенно самая знаменитая: «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей». Благоговение вызывают острота мысли, богатство фантазии, блеск иронии, литературное мастерство, а ужас — ядовитые суждения обо всем мироустройстве, но еще более о «венце природы» — человеке, которого Свифт яростно развенчивал: по его убеждению, люди являются «самыми грязными, гнусными и безобразными животными, каких когда-либо производила природа».

«Путешествия Гулливера» одни считают веселой детской книгой, забавной сказкой и, прочитав в нежном возрасте, больше не открывают, другие — мрачной и злой сатирой, предназначенной исключительно для взрослых.

Удивительны и другие загадки Джонатана Свифта. Язвительнейший из людей, он был священником; скромный деревенский викарий, он был грозой сановных вельмож и влиял на политические события; англичанин по происхождению, он боролся за свободу ирландцев; запутавшись между двумя женщинами, как заправский ловелас, в то же время писал о себе:

Любовь, пускаясь в дальний путь,К нему не проникала в грудь.

Необычайно скрытный от природы, Джонатан Свифт даже прощался с этим миром в двух лицах. На исходе дней в частном письме человек Свифт предрекал, что умирать ему уготовано «в злобе, как отравленной крысе в своей норе», а в эпитафии, которую сам себе и сочинил, писатель Свифт торжественно сообщал: «Здесь покоится тело Джонатана Свифта, декана этого кафедрального собора, и суровое негодование больше не раздирает его сердце. Ступай, путник, — и подражай, если можешь, ревностному защитнику мужественной свободы». Эти слова выгравированы на его надгробье в Дублинском соборе.

Джонатан Свифт родился 30 ноября 1667 года в столице Ирландии, Дублине. Отец его, англичанин Джонатан Свифт, мелкий судейский чиновник, скоропостижно умер в молодом возрасте — за несколько месяцев до рождения сына, названного в память об отце тоже Джонатаном. Мать, оставив ребенка на попечение дяди, уехала в Англию. Жизнь в чужом доме заставила мальчика с детства испытать унижения, попреки, нужду.

После окончания школы четырнадцати лет Джонатан поступил в Дублинский университет. Независимый, остроумный, язвительный, прилежанием в учебе он не отличался и с особым раздражением относился к трудам средневековых философов и богословов-схоластов. Претенциозная псевдонаучность станет одной из сатирических тем его творчества.

После окончания университета в 1688 году с дипломом бакалавра Свифт уехал в Англию, где получил по протекции место литературного секретаря у влиятельного вельможи сэра Уильяма Темпла. В прошлом Темпл был видным дипломатом, но, разочаровавшись в государственной деятельности, удалился в свое поместье Мур-Парк, чтобы разводить цветы, читать древних авторов и сочинять на свободе философские труды эпикурейского содержания. Скрашивали его отшельничество именитые друзья, часто наезжавшие из Лондона.

Казалось бы, богатая библиотека, незаурядные люди, философско-литературные беседы могли увлечь Свифта, еще в университете проявлявшего особый интерес к поэзии, истории, литературе. Однако, гордый и неуживчивый, он стал тяготиться ролью слуги-секретаря и вскоре уехал в Ирландию искать лучшей доли. Через два года, смягчившись, вернулся в Мур-Парк и даже подружился с хозяином. Там же Свифт создал и первые произведения — «Оду Вильяму Сэнкрофту» (1690) и «Оду Конгриву» (1693), содержащие гневные выпады против общественных пороков, в чем уже угадывалось сатирическое направление его пера.

В 1692 году Джонатан Свифт защитил магистерскую диссертацию, давшую ему право на церковную должность, но оставался у Темпла до его смерти в 1699 году. Затем нужда заставила Свифта принять место помощника священника (викария) в маленькой ирландской деревушке Ларакор.

В то время бедная Ирландия была зависима от Англии, превращающейся благодаря бурному развитию промышленности и торговли, а также успешным войнам в самую могущественную европейскую державу и «владычицу морей». В начале XVIII века, потеснив своих прежних соперников, Испанию и Голландию, Англия готовилась к войне с Францией, единственной страной, способной оспаривать ее международное влияние. В самой Англии вели борьбу за политическую власть две партии — тори и виги. Тори стояли за усиление власти короля и сохранение дворянских привилегий, виги — за ограничение королевской власти во имя беспрепятственного развития промышленности и торговли, а значит, за войну, расширение колониальных владений и торговых сфер.

Связи с друзьями Темпла, занимавшими видные посты в правительстве, привели Свифта в лагерь вигов. Он выпустил анонимно несколько ядовитых политических памфлетов, направленных против торийских лидеров. Памфлеты пользовались большим успехом, ходили по рукам и оказали неоценимую услугу вигам.