Геннадий Иванов - 100 великих писателей Страница 57

И еще одну приятную встречу подарила датскому сказочнику Англия. Он познакомился с Диккенсом, автором «Оливера Твиста» и «Сверчка на печи», которых очень любил. Оказалось, что и Диккенс знает и любит сказки Андерсена. Изъяснялись они жестами, поскольку не знали языка друг друга, но на прощанье растроганный Диккенс долго махал ему платком с пристани.

Как это часто бывает, в последнюю очередь признание пришло к Андерсену на родине. К семидесятилетию писателя в Дании была объявлена подписка на сооружение ему памятника. Скульптор показал ему проект: Андерсен, со всех сторон облепленный ребятишками. «Мои сказки адресованы столько же взрослым, сколько и детям! — разволновался прототип. — …дети никогда не висели у меня на плечах. Зачем же изображать то, чего не было?» Проект переделали. В самом деле, Андерсен так и не завел семьи и своих детей у него не было, а с чужими общаться почти не приходилось. Загадку своего сказочного дара он унес с собой.

Через несколько месяцев после пышных юбилейных торжеств, 4 августа 1875 года, великий сказочник ушел из жизни во сне.

Эдгар Аллан По

(1809–1849)

Самое знаменитое стихотворение Эдгара По «Ворон» впервые было опубликовано 29 января 1845 года в газете «Evening Mirror»[4]… И сразу же принесло автору большую славу.

Возможно, Э. По опирался на средневековую христианскую традицию, в которой Ворон был олицетворением сил ада и дьявола, в отличие от Голубя, который символизировал рай, Святой Дух, христианскую веру. Корни такого восприятия уходят еще в дохристианские мифологические представления о Вороне как птице, приносящей несчастья.

Это стихотворение настолько ритмически разнообразно, что переводчикам есть где проявить свои способности. «Ворона» на русский язык переводили многие поэты. Некоторые переводы музыкально близки к оригиналу, но утрачивают что-то в содержании, другие, наоборот, верны содержанию, но не отражают музыкального своеобразия.

Здесь приводится перевод Дмитрия Мережковского, который довольно редко публиковался. А вообще это стихотворение переводили Валерий Брюсов, и Константин Бальмонт, и Василий Федоров, и Михаил Зенкевич, С. Андреевский, Л. Пальмин, В. Жаботинский, В. Бетаки, М. Донской…

Ворон

Погруженный в скорбь немую и усталый, в ночь глухую,Раз, когда поник в дремоте я над книгой одногоИз забытых миром знаний, книгой полной обаяний, —Стук донесся, стук нежданный в двери дома моего:«Это путник постучался в двери дома моего,Только путник — больше ничего».

В декабре — я помню — было это полночью унылой.В очаге под пеплом угли разгорались иногда.Груды книг не утоляли ни на миг моей печали —Об утраченной Леноре, той, чье имя навсегда —В сонме ангелов — Ленора, той, чье имя навсегдаВ этом мире стерлось — без следа.

От дыханья ночи бурной занавески шелк пурпурныйШелестел, и непонятный страх рождался от всего.Думал, сердце успокою, все еще твердил порою:«Это гость стучится робко в двери дома моего,Запоздалый гость стучится в двери дома моего,Только гость — и больше ничего!»

И когда преодолело сердце страх, я молвил смело:«Вы простите мне, обидеть не хотел я никого;Я на миг уснул тревожно: слишком тихо, осторожно, —Слишком тихо вы стучались в двери дома моего…»И открыл тогда я настежь двери дома моего —Мрак ночной, — и больше ничего.

Все, что дух мой волновало, все, что снилось и смущало,До сих пор не посещало в этом мире никого.И ни голоса, ни знака — из таинственного мрака…Вдруг «Ленора!» прозвучало близ жилища моего…Сам шепнул я это имя, и проснулось от негоТолько эхо — больше ничего.

Но душа моя горела, притворил я дверь несмело.Стук опять раздался громче; я подумал: «Ничего,Это стук в окне случайный, никакой здесь нету тайны:Посмотрю и успокою трепет сердца моего,Успокою на мгновенье трепет сердца моегоЭто ветер, — больше ничего».

Я открыл окно, и странный гость полночный, гость нежданный,Ворон царственный влетает; я привета от негоНе дождался. Но отважно, — как хозяин, гордо, важноПолетел он прямо к двери, к двери дома моего,И вспорхнул на бюст Паллады, сел так тихо на него,Тихо сел, — и больше ничего.

Как ни грустно, как ни больно, — улыбнулся я невольноИ сказал: «Твое коварство победим мы без труда,Но тебя, мой гость зловещий, Ворон древний, Ворон вещий,К нам с пределов вечной Ночи прилетающий сюда,Как зовут в стране, откуда прилетаешь ты сюда?»И ответил Ворон: «Никогда».

Говорит так ясно птица, не могу я надивиться.Но казалось, что надежда ей навек была чужда.Тот не жди себе отрады, в чьем дому на бюст ПалладыСядет Ворон над дверями; от несчастья никуда, —Тот, кто Ворона увидел, — не спасется никуда,Ворона, чье имя: «Никогда».

Говорил он это слово так печально, так сурово,Что, казалось, в нем всю душу изливал; и вот, когдаНедвижим на изваяньи он сидел в немом молчаньи,Я шепнул: «Как счастье, дружба улетели навсегда,Улетит и эта птица завтра утром навсегда».И ответил Ворон: «Никогда».

И сказал я, вздрогнув снова: «Верно молвить это словоНаучил его хозяин в дни тяжелые, когдаОн преследуем был Роком, и в несчастьи одиноком,Вместо песни лебединой, в эти долгие годаДля него был стон единый в эти грустные года —Никогда, — уж больше никогда!»

Так я думал и невольно улыбнулся, как ни больно.Повернул тихонько кресло к бюсту бледному, туда,Где был Ворон, погрузился в бархат кресел и забылся…«Страшный Ворон, мой ужасный гость», — подумал я тогда, —Страшный, древний Ворон, горе возвещающий всегда,Что же значит крик твой: «Никогда»?

Угадать стараюсь тщетно; смотрит Ворон безответно.Свой горящий взор мне в сердце заронил он навсегда.И в раздумьи над загадкой, я поник в дремоте сладкойГоловой на бархат, лампой озаренный. НикогдаНа лиловый бархат кресел, как в счастливые года,Ей уж не склоняться — никогда!

И казалось мне: струило дым незримое кадило,Прилетели Серафимы, шелестели иногдаИх шаги, как дуновенье: «Это Бог мне шлет забвенье!Пей же сладкое забвенье, пей, чтоб в сердце навсегдаОб утраченной Леноре стерлась память — навсегда!..»И сказал мне Ворон: «Никогда».

«Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,Злой ли Дух тебя из Ночи, или вихрь занес сюдаИз пустыни мертвой, вечной, безнадежной, бесконечной, —Будет ли, молю, скажи мне, будет ли хоть там, кудаСнизойдем мы после смерти, — сердцу отдых навсегда?»И ответил Ворон: «Никогда».

«Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,Заклинаю небом, Богом, отвечай, в тот день, когдаЯ Эдем увижу дальной, обниму ль душой печальнойДушу светлую Леноры, той, чье имя навсегдаВ сонме ангелов — Ленора, лучезарной навсегда?»И ответил Ворон: «Никогда».

«Прочь! — воскликнул я, вставая, — демон ты иль птица злая.Прочь! — вернись в пределы Ночи, чтобы больше никогдаНи одно из перьев черных, не напомнило позорных,Лживых слов твоих! Оставь же бюст Паллады навсегда,Из души моей твой образ я исторгну навсегда!»И ответил Ворон: «Никогда».

И сидит, сидит с тех пор он там, над дверью, черный ВоронС бюста бледного Паллады не исчезнет никуда.У него такие очи, как у Злого Духа ночиСном объятого; и лампа тень бросает. НавсегдаК этой тени черной птицы пригвожденный навсегда, —Не воспрянет дух мой — никогда!

В переводе нам труднее уловить «подводное течение смысла», но в оригинале, как писал Бодлер, поэт «вне всяких философских систем постигает раньше всего внутренние и тайные соотношения между вещами, соответствия и аналогии».

Эдгар По вошел в американскую литературу как поэт, новеллист и критик. Много внимания он уделял теории искусства: он разработал эстетику «кратких форм» в поэзии и прозе. Он был одним из тех, кто заложил основы современной научной фантастики и детектива.