Виталий Каравашкин - Кто предавал Россию Страница 2

Основная часть предлагаемой книги является своеобразной «энциклопедией русского изменничества», в которой представлены биографии (краткие либо более пространные) наших «героев» — изменников и клятвопреступников, дезертиров, перебежчиков, перевербованных агентов и т. д., и т. п. Персонажи размещены в алфавитном порядке, поэтому читатель на одной странице может встретить, например, историю предательства офицера органов госбезопасности 70-х и 80-х гг. прошлого века и описание бегства за рубеж воеводы или дворянина в XVI в. Изложение этих фактов намеренно сухо и, как правило, не сопровождается комментариями. Любознательному читателю представляется исключительное право на свои собственные оценки, пусть расходящиеся с общепринятыми интеллектуально-пропагандистскими клише.

Введение составляет неотъемлемую часть книги. Оно, по замыслу автора, выполнит роль лоцмана в путешествии по морю, условно называемому «энциклопедией русского изменничества», т. е. призвано помочь читателю более свободно ориентироваться в предлагаемом материале, понять каждый случай измены более объемно в жесткой связи с эпохой, в которой это преступление имело место. Во введении автор постарался показать критерии выбора своих «героев», заинтересовать читателя генезисом правовых норм, касающихся измены и других государственных преступлений.

Автор счел уместным уделить некоторое внимание сведениям об уголовном праве и уголовном процессе разных эпох, а также структуре и деятельности органов, занимавшихся выявлением и расследованием государственных преступлений.

Однако проблему изменничества в истории России нельзя рассматривать только с юридической точки зрения. Здесь выходит на первый план феномен нравственно-исторической памяти, который невозможно объяснить ни формальной логикой, ни привычным интеллектуальным анализом. Именно историческая память порождает такие духовно-нравственные константы, как идея необходимости защиты Русской земли как этнического, конфессионального, географического, духовного, культурного, лингвистического целого. Поступки изменников иногда не подпадают под нормы уголовного права, но их оценка обществом, не потерявшим историческую память, всегда однозначна.

Героизм и самопожертвование всегда спасали наш многонациональный народ в самые трудные исторические времена, несмотря на усилия ее внешних врагов и иуд из числа наших соотечественников.

«Громада двинулась и рассекает волны,Плывет. Куда ж нам плыть?..[2]

Автор особенно благодарит доктора исторических наук А.И. Филюшкина за предоставление необходимых материалов и бесценные рекомендации.

Большую помощь в создании книги оказали автору профессиональные контрразведчики полковники в отставке Ю.М. Калинин, А.Д. Родионов и С.С. Терехов.

Без практической помощи супруги автора и друзей, особенно братьев Е.П. и В.П. Загородневых и К. К Липотенкова работа над книгой никогда не была бы завершена.

Введение

В Древней Руси понятие измены первоначально трактовалось как нарушение присяги на верность, данной господину (вассалом — сюзерену), или клятвы, скреплявшей политические договоры. Формулы присяги языческого времени сохранились в договоре Руси с Византией 944 г. Согласно им, клятвопреступники «не имут помощи от бога, ни от Перуна, да не ущитятся щиты своими, и да посечени будуть мечи своими и от стрел, и от иного оружья своего, и да будут раби в сии век и в будущий»; «Аще ли же кто… преступить се, еже есть писано на харатье сей, и будет достоин своим оружием умрети, и да будет клят от бога и от Перуна, яко преступи свою клятву»[3]

После принятия на Руси христианства такие клятвы скреплялись целованием креста. Эта процедура имела широкое распространение.[4] Крест как главный символ христианства обозначал соединение, слияние верующего с Господом, служил орудием победы над дьявольскими силами,

При клятве на кресте проявлялась и другая его семантика — он служил символом мук Спасителя, искупившего ими человечество от греха. Тем самым клятвопреступник как бы предавал искупительную жертву Иисуса и этим уподоблялся распявшим Христа» В числе главных виновников гибели Сына Божьего был и предатель, чье имя стало нарицательным — Иуда…

Нарушение крестоцелования означало отречение от Бога и гибель души клятвопреступника; «Если же преступит кто, то и здесь, на земле, примет казнь и в будущем веке казнь вечную» (Повесть временных лет под 1068 г,).[5]

Сходная трактовка содержится и в «Поучении Владимира Мономаха» (ок. 1117 г.): «Если же вам придется крест целовать братии (т. е. князьям. — Авт.) или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей».[6]

Именно с этим связан термин, обозначающий изменника в Древней Руси, — «преступник» («преступившие клятву»), «а в четверк побегоша к Ярославоу преступници кресту, человали бо бяхоу хрест честный к Мстиславоу со всеми новгородци» (Новгородская Первая летопись, ст. 1215 г.).[7] «Преступников» летописец часто определяет как «беззаконных» (т. е. отрекшихся от соблюдения христианских заповедей, «закона» ) и «окаянных» ( «сходных с Каином» — библейским братоубийцей, чье имя стало нарицательным).

Сам обряд крестоцелования известен с апостольских времен. На Русь он пришел из Византии вместе с христианством. О присяге христиан на кресте говорится в договорах Руси с греками 911 и 944 гг.[8]

В самой же Руси она впервые упоминается в 1059 г., когда Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи, освободив своего дядю Судислава из темницы, «водили его к кресту».[9]

Крестоцелование отражало особое положение князя — как стержня всей политической структуры.[10] Первоначально оно выступало как атрибут статуса князей, исключительная прерогатива в институте регулирования межкняжеских отношений. Им утверждался мир между враждующими князьями, держание ими столов на момент заключения соглашения, фиксировалось единство военных коалиций, закреплялись международные соглашения. Часто акт крестоцелования осуществлялся на княжеском съезде.

Текст клятвы, как правило, включал следующую формулу: «Кто преступит крестное целование — на того быть всем» (Лаврентьевская летопись под 1097 г., Ипатьевская летопись под 1145 г.)[11]

Присяга сопровождалась заключением крестоцеловальной грамоты, в которой оговаривались конкретные условия соглашения. В случае возникновения спорных моментов она могла быть предъявлена оппоненту (напр., это сделал в 1144 г. галичский князь Владимир Володаревич в ходе конфликта со Всеволодом Ольговичем).[12]

При оценке легитимности присяги арбитром мог выступить митрополит или церковный собор. Иерарх церкви имел право снять с князя крестоцелование, приняв ответственность за его нарушение на себя.[13]

Нарушение присяги на верность в Киевской Руси встречалось довольно редко, поэтому каждый раз привлекало к себе внимание летописца. В рассказе об аресте 10 июля 1067 г. Всеслава Брячиславовича Полоцкого князьями Изяславом, Святославом и Всеволодом Ярославичами говорится, что, поклявшись на кресте, они заманили Всеслава для переговоров в шатер, схватили его и бросили в киевскую тюрьму («поруб»). Однако князь находился там недолго: 15 сентября 1068 г. во время восстания киевлян против Изяслава Всеслав был освобожден из заточения, восславлен и поставлен восставшими на киевский престол. Летописец подчеркивает: «Всеслава же явно избавил крест честной!…Бог же показал силу креста и поученье земле Русской, чтобы не преступали честного креста, целовав его; если же преступит кто, то и здесь, на земле, примет казнь и в будущем веке казнь вечную».[14]

Следует отметить, что летописцу не очень важно, пред кем нарушена клятва, — перед соотечественниками или иноземцами. Показателен в этой связи рассказ об избиении Итларевой чади. В 1095 г. в Переяславль Южный прибыло для заключения мира посольство половцев во главе с Итларем и Кытаном. Им были даны гарантии неприкосновенности. Переяславский князь Владимир Всеволодович (Мономах) даже отдал им в заложники своего сына Святослава. Но дружинники Славята и Ратибор убедили Владимира перебить послов. Князь поначалу возражал, ссылаясь на нерушимость «роты» (клятвы). Но веская аргументация, что половцы сами не держат мирных клятв, привела князя к решению, что «нет в том греха».

Славята с небольшой дружиной выкрал заложника Святослава и убил Кытана с его людьми, расположившимися у ворот Переяславля. На следующий день, 24 февраля 1095 г., Итларь и его спутники были обманом заманены в избу, якобы специально истопленную для них. Дружинники Владимира во главе с Ольбером Ратиборовичем расстреляли их из луков через разобранную крышу.[15]

Летописец довольно сухо излагает эти факты, описывает колебания Владимира, подчеркивает, что клятвопреступление русского князя явилось ответом на нарушение половцами своих обещаний. И все же он называет смерть Итларя «злой».