Игорь Жордан - Искусство быть свидетелем, или как вести себя на допросе Страница 4

Следователь у нее спрашивает:

— Как ваша фамилия?

— А вы‑таки запишите этот вопрос в протокол, и я на него отвечу.

— Вы мне морочите голову, — говорит он, — вы что не можете сказать вашу фамилию?

— А вы сперва запишите!

Она начинает с ним бодягу разводить. У нее записано — протокол, и что бы он ни сказал, — она за свое. Наконец они договорились. Она сказала, что ее фамилия Рабинович, такая‑то и такая‑то, там‑то проживает.

Следователь спрашивает:

— В каких вы отношения с обвиняемым? — А почему вы опять не пишете? — Она снова начинает базарить.

Вы же понимаете, если человек говорит, что не будет отвечать, пока вопрос не запишут в протокол, ни один следователь не сможет ничего сделать ! Следователь стал задавать вопросы и записывать их в протокол.

— Ваши отношения с обвиняемым?

Ей деваться некуда, а она говорит:

— А это имеет отношение лично ко мне.

Он говорит:

— Ну и что же?

— А я вам не скажу, потому что это имеет отношение ко мне лично!

В этот момент старушка перестала бояться. Она была немножко скандалистка, всегда бранилась с кем‑то… Это у нее чисто житейское. Она поняла, что со следователем можно спорить, раз он ей уступил… Он ей уступил и стал все писать в протокол. Прошло уже 40 минут, старушка видит, что он нервничает, а сделать с ней ничего не может, тут уже она осмелела и пошла внаглую. И вы знаете, следователь действительно ничего не смог сделать!

Это классический пример того, как, действуя в рамках закона и по простым правилам, можно взять ситуацию под контроль. Побеждает тот, кто ситуацию контролирует.

У В. Альбрехта был и личный опыт разговора со следователем. Вот его рассказ.

«У следователя много забот и много дел. А тут вдруг начальство просит для коллеги из города Одессы допросить меня по какому‑то нудному делу об антисоветской агитации, Понятно, что он толком не знает, в чем дело, и очень торопится. Насколько я понял, его очень устроило бы, если бы я вовсе не пришел. Вот несколько отрывков из нашего разговора. Я записал их по памяти.

Свидетель: Скажите, мы не помешаем вашему коллеге, который чем‑то занят за соседним столам?

Следователь: Нет, не помешаем.

Свидетель: Хорошо. Тогда давайте мы его впишем в протокол. Он поможет нам на допросе.

Следователь: Нет. Он занят своим делом.

Свидетель: Хорошо. Тогда пойдемте в другую комнату, чтобы ему не мешать…

Следователь: А мы ему не мешаем, он уже скоро заканчивает…

Свидетель: Хорошо. Тогда давайте подождем.

Следователь: Образование высшее?

Свидетель: Какое образование?

Следователь: Ваше образование.

Свидетель: Разве допрос уже начался?

Следователь Начался.

Свидетель: Допрос начинается не совсем так. По‑смотрите статью УПК «Порядок допроса свидетеля» Я не понял также, почему вы нарушили статью УПК «Порядок вызова свидетеля».

Следователь: Что вы имеете в виду?

Свидетельс Я имею в виду нарушение порядка вызова свидетеля на допрос. Вы звонили мне на работу. Зачем?

Следователь: Я имею право так поступать. У меня есть служебная инструкция.

Свидетель: А нет ли служебной инструкции, позволяющей нарушать другие статьи УПК?»

Поясним: в старой редакции УПК РФ отсутствовало положение об использовании средств связи для вызова на допрос.

Если вопрос следователя заставляет вас предположить, что вы не просто свидетель, но подозреваемый, можно, добившись подтверждения следователя, что вопрос по делу, записать в протоколе так: «Именно то обстоятельство, что вопрос имеет отношение к делу, позволяет мне, насколько я понимаю, на него не отвечать» (сито «Л»).

Однажды известный правозащитник В. Чалидзе отказался отвечать на какой‑то вопрос следователя. Тот спросил: «Почему?». Чалидзе ответил: «Ваш вопрос не имеет отношения к настоящему делу. Он имеет отношение к еще не возбужденному делу о моем отказе отвечать на предыдущий вопрос».

Итак, если вы не уверены, что вопрос следователя по делу, у вас есть повод на него не отвечать. Но интересно, что такой же повод возникает, если вопрос наводящий, слишком близкий к делу, то есть подсказывающий свидетелю ответ «да» или «нет».

Закон прямо запрещает задавать наводящие вопросы (п. 2 ст. 189 УПК РФ). Например, нельзя спрашивать: «Приносил ли вам Н. такую‑то вещь?» Следует спросить: «Приносил ли вам Н. какие‑либо вещи?» Если далее вы говорите, что не знаете, о каком Н. идет речь, и хотели бы увидеть его фотографию, следователь не имеет права показать вам одну фотографию (это было бы наводящим вопросом). Он должен показать сразу несколько фото, чтобы вы сами узнали Н. на одном из них. Подобную просьбу не так легко выполнить. Тем более вся процедура опознания должна совершаться в присутствии понятых и оформляться протоколом.

Ну, а если вы отказываетесь отвечать на вопрос, не пренебрегайте возможностью усилить вашу аргументацию. Например, можно ответить так: «Ваш вопрос не имеет отношения к делу, поэтому я не желаю на него отвечать». А можно иначе: «Я готов ответить на ваш вопрос, если вы объясните, что он имеет отношение к делу». Затем, после записи в протокол объяснений следователя, пишите: «Тем более, то‑то и то‑то окончательно убеждает меня, что заданный вопрос не имеет отношения к делу» (сито «О»).

Приведем пример того, что такое нравственная допустимость, или как отвечать на очень простой вопрос (сито «Д»).

Свидетель: Действительно, обвиняемый играл на пианино. Но я просил бы вас не писать об этом в протоколе.

Следователь: Почему?

Свидетель: Непонятно? Андрей — мой друг, а вы — враг. Андрей выйдет из тюрьмы. Он спросит меня: «Зачем ты сказал про пианино?», — а я что отвечу?

Невинное признание, что вы одалживали у подсудимого зонтик, может быть передано ему в столь оригинальной форме, что человек, просидевший почти год в тюрьме, наконец «поймет»: им все известно. Хорошо, если в результате он покажет, где спрятал 100 кг золота, а если он с испугу признается, что рыл подкоп в Бомбей, чтобы произвести теракт?

Мы не призывает вас к скрытности. Конспирация — это не для вас, а для них. И пожалуйста, не бойтесь. Не бойтесь неосторожных разговоров по телефону. Не бойтесь небольших личных неприятностей. Зато бойтесь признаваться следователю, что в гостях вы пили шампанское. Чего доброго, о ваших знакомых напишут фельетон, в котором шампанское благодаря вам потечет рекой.

В. Альбрехт в 1970‑е годы прочитал на квартирах множество лекций о правилах поведения на допросах: «Людей это волновало, потому что их довольно часто вызывали на допросы. Но в конце моих лекций о допросах люди обычно спрашивали: что нам говорить, если нас завтра вызовут и спросят, о чем мы здесь говорили? Я им отвечал: „Надо говорить, что мы здесь говорили о том, что говорить, если нас завтра вызовут и попросят рассказать, о чем мы здесь говорили“. Тогда они меня спрашивали: „А если спросят, с кем мы об этом говорили?“ — „Нужно сказать: смотря о чем говорили“. Надо заставить их повторить эту галиматью о том, что говорить, если нас завтра вызовут и… В конце концов те, кто будут спрашивать, поймут, что спрашивают глупость».

Правила В. Альбрехта легко усваиваются и легко применяются на практике в самых неожиданных ситуациях. Как‑то ему рассказали про одну его бывшую слушательницу, которая уверена, что своими лекциями он спас ее от беды.

По указанию сотрудника КГБ ее задержал милиционер и попросил открыть сумочку. В сумочке было кое‑что не для милицейских глаз. Но дама попросила оформить протокол обыска и позвать понятых. В результате ее почти сразу отпустили, не обыскивая. В. Альбрехт говорит, что ничего подобного он ей не советовал. Он рассказывал совершенно другие истории, но в ее сознании они так преломились.

Почему же ее отпустили? Возможно, у милиционера не было бланка для протокола, он мог вообще не уметь писать протокол. Не было под руками нужных понятых: нельзя же брать понятых прямо с улицы, не зная, что лежит в сумочке. Да и зачем ему связываться? Если бы дама безропотно открыла сумочку, дело другое. Правда, разве не мог милиционер вырвать у нее из рук сумочку и посмотреть, что в ней лежит?

В. Альбрехт говорит: «Все зависело от поведения человека, от города, в котором это происходило. Я ездил по многим городам, меня часто задерживали, обыскивали.