Станислав Бычков - Изумрудное оперение Гаруды (Индонезия, записки) Страница 5

В 1956 году командированные ЮНЕСКО специалисты вынесли суровый приговор: если не принять чрезвычайных мер, то самый большой буддийский храм мира будет утрачен навсегда, грунтовые воды размоют его земляное основание, и он рухнет. Через четыре года после постановки безжалостного диагноза правительство Индонезии обратилось к ООН за помощью. Был создан международный Фонд Борободура, 28 стран согласились принять участие в восстановительных работах, помочь вызвались специалисты с мировыми именами. Понадобилось 12 лет, 50 миллионов долларов, 600 реставраторов, тысячи рабочих, чтобы разобрать гигантский «дом» из полутора миллионов «кубиков», очистить каждый блок, восстановить, покрыть защитным составом и поставить на место. Одновременно создавалась новая дренажная система. В титанической работе широко использовалась вычислительная техника. Каждому камню был присвоен код, содержащий о нем все данные: вес, размер, форму, место. ЭВМ потом за считанные секунды подсказывала реставраторам, что делать с той или иной скульптурой, куда ставить тот или иной блок.

14 февраля 1983 года — второй день рождения Борободура. Величественный монумент, рожденный гением индонезийцев за две тысячи лет до создания собора Парижской богоматери, вновь занял полагающееся ему место среди архитектурных памятников человечества.

Я поднимался по черным ступеням храма, когда он еще был в строительных лесах, в окружении ажурных башен подъемных кранов, в сети из кабелей и проводов. Для обзора были доступны только центральная лестница и верхняя терраса. Туристов было так много, что узкая лестница казалась сплошной человеческой рекой. Наверху — такая же толчея. Люди спешили запечатлеть себя на фотопленке. Некоторые снимались в обнимку с каменными буддами. Нелепее пары трудно было придумать: непроницаемый, таинственный, всепонимающий лик — и рядом широко улыбающееся простоватое лицо какого-нибудь паренька или, что еще смешнее, ярко раскрашенная физиономия девушки. Неужели, подумалось, в памяти о встрече с чудом света останется толкотня, гам, назойливые приставания фотографов?!

К счастью, в расположенном рядом с каменной громадой деревянном офисе мне как журналисту сразу же пошли навстречу. Разрешили пройтись по закрытым для посетителей террасам и подняться на самый верх до того, как монастырь будет открыт и экскурсанты заполнят его шумом и суетой. Мне посоветовали подняться на верхнюю площадку в момент восхода солнца, как это делали паломники в VII — IX веках.

Чтобы последовать совету, пришлось на следующий день выехать из Джокьякарты в три часа утра. От города до Борободура было около 40 километров.

Фантастично восхитительной была гонка от Джокьякарты до Борободура. Надо было успеть приехать хотя бы за полчаса до рассвета. Поэтому пришлось мчаться с максимально возможной в ночных условиях скоростью. Тьма была поистине кромешной. Такой черной ночи мне видеть до тех пор не приходилось. Небо, видимо, было плотно затянуто тучами. Ни лунный, ни звездный свет не проникал к земле. В непроницаемом для глаза мраке единственным лучом был свет фар машины. Он далеко уходил ослепительно белым столбом, выхватывая из темноты только круглое пятно дороги. Казалось, что стремительно погружаешься в черную глубину океана или мчишься в космическом пространстве.

Впрочем, как ни увлекательно было путешествие, я не забывал об опасностях, подстерегающих автомобилистов на ночных индонезийских дорогах. Сущим бедствием являются велосипедисты. Они, как правило, едут на велосипедах без фонарей и с разбитыми или свернутыми набок задними отражателями света. Поэтому замечаешь их всегда в самый последний момент. А если учесть, что индонезийцы ездят, широко раскинув колени в стороны, убеждены, что их должны видеть, не приучены сворачивать и уступать дорогу, то часто получается, что этот последний момент оказывается трагическим.

Не менее опасны на ночных дорогах буйволиные повозки. Когда повозка вдруг вырастает перед тобой высокой задней стенкой, то для избежания столкновения требуются и реакция, и надежные тормоза.

Когда я подъезжал к Борободуру, горизонт на востоке уже начал бледнеть. В сумерках начинающегося дня храм казался задремавшим исполинским каменным лесом. Неясными силуэтами на фоне неба торчали верхушки многочисленных больших и маленьких дагоб и ступ. При приближении к огромной массе с отлогим, расплывчатым силуэтом создавалось впечатление, что входишь в затаившиеся дебри, в глубине которых живут фантастические существа. Как положено буддисту, я вошел с восточного входа и, попав на первый ярус, начал обход бесконечных галерей по кругу справа налево, с террасы на террасу.

Барельефы на первых четырех квадратных террасах отражали все перипетии жизненного пути Сиддхартхи Гаутамы — основателя буддизма. Каменная «книга» его жизни начиналась с земных глав: вещего сна матери, рождения из материнского бока, пребывания в родительском доме, встреч со злом, несправедливостью, бегства в лес, скитаний в поисках истины. Потом «страницы» стали повествовать о постах, подвижничестве, проповедях, постепенном приближении к просветлению. По мере подъема сюжеты отрывались от земной повседневности, все в большей степени иллюстрировали отвлеченные идеи, уводили все дальше в глубь абстрактных представлений.

Барельефы на первых этажах подробно рассказывали о реалиях тех далеких времен, когда создавался Борободур. Нигде, пожалуй, не найти такого подробного отражения одежды, транспорта, музыкальных инструментов, окружавших людей той эпохи. С этой точки зрения, историческая значимость храма не поддается оценке.

Эпизод из легенды о царственном юноше, влюбившемся в танцующую нимфу, изящная фигурка девушки Суджаты, которая протягивает Будде чашку риса, парусники с балансирами, сцены сельскохозяйственных работ, свадебных обрядов, царских аудиенций вырезаны на камне с такой достоверностью, так законченно и цельно, что невольно переносишься в события многовековой давности, становишься их участником.

Эстетическое воздействие резьбы потрясающе. Всматриваясь в проникнутые глубоким внутренним спокойствием, гармонией, равновесием барельефы, все больше окунаешься в мир, полный тепла и пластики. Мягкие, округлые формы умиротворяют, композиционная уравновешенность, неторопливость повествования настраивают на безмятежный лад. Только «очистившись» духовно при осмотре первых ярусов, паломник способен воспринять более одухотворенную, более абстрактную форму отражения истины — статую сидящего Будды под каменными шатрами-дагобами на трех верхних террасах. Непроницаемые лики, приподнятые плечи, сплетенные в символический знак пальцы гибких рук, распластанные в позе лотоса ноги можно рассмотреть сквозь окна в колоколообразных ступах.

Прикосновение к Будде считалось панацеей от всех невзгод. Его каменные плечи миллионами пальцев отполированы до зеркального блеска.

Недалеко от ступы-колосса находится еще один памятник буддийского периода — храм Мендут. Он построен примерно в то же время, что и Борободур, но выполнен в форме чанди. Храм замечателен высоким художественным уровнем барельефов, скупо покрывающих стены святилища и более щедро — боковые грани цокольной части. Наибольший интересны картины жанрового характера, иллюстрации к джатакам.

На одном из барельефов — обезьянка, сидящая на спине крокодила. Хищник хотел полакомиться сердцем малышки, но та обманула его, сказав, что оно находится в ветвях дерева на другом берегу, и переправилась невредимой через реку. Техника резьбы мягкая, композиции гармоничны и естественны. Большую роль играет декоративное оформление — резной орнамент, стилизованные деревья, сплетения цветов и листьев.

Внутри высокой темной целы — трехметровая статуя Будды. Познавший Истину здесь, хоть и отрешенно величественный, он все же очень человечный. Выражение лика, плавные линии тела, пальцы, сплетенные в жест поучения,— все выполнено по индийским канонам. Но Будда сидит не в традиционной аскетической позе, а восседает, подобно царю, на троне, среди львов и макар — фантастических морских чудовищ.

В этом его земной характер. Яванские художники ориентировались не на каноническую традицию, требовавшую придать Будде сверхчеловеческие качества, а на реалистическое изображение рожденного от земных родителей основателя учения. Он непроницаем в своей строгости, но не как бог, а как мудрец, постигший тщету сует и благость спокойствия духа. Потом, когда я сталкивался с потрясающей невозмутимостью индонезийцев, каждый раз вспоминал бога-человека из храма Мендут.

Создатели Борободура и Мендут — владыки Матарама — так и не сумели добиться того, чтобы капитаны торговых судов платили пошлину им, а не суматранцам. В IX столетии двор Шайлендра распадается на несколько отдельных княжеств. Одно за другим они подпадают под власть другой династии, которая поклонялась индуистским богам. Новые властелины Явы с еще большей настойчивостью стали рваться к водам Зондского пролива. Наступил период, который в историю Индонезии вошел как героический, легендарный «золотой век». В воспоминаниях о нем реальные события тесно переплелись с мифическими, в его земных делах участвуют боги, а его люди совершают подвиги, доступные богам.