Наталья Гарбер - Как писать в XXI веке? Страница 4

Графоман страдает не от разрыва между идеальным и действительным, а от невозможности войти в контакт с реальностью — похоже, при полном отсутствии идеала. Музы его не посещают, и внутренний мир его не освящен вдохновением. Поэтому он постоянно порывается выйти во внешний, которого боится и с которым не умеет обращаться лицом к лицу. И тогда он начинает писать, стремясь донести миру свое болезненное состояние и космическое одиночество. Чем больше он пишет, тем больше привыкает к односторонней связи — и тем меньше стремится к реальному общению. Получается бесконечное, лишенное развития и красоты стиля письмо Татьяны к Онегину, не освященное ни талантом, ни Музами, ни разрешением конфликта даже на бумаге. Произведение кажется автору гениальным не потому, что он совершенствует свой критический дар, а потому что, как наркоман, он с каждым разом все больше проваливается в пропасть одиночества и созависимости.

Критика текстов графомана для него мучительна, ибо еще раз показывает, как далек от него мир и насколько в нем не заинтересован. Обычный писатель самолюбив и нарциссичен, но читательское мнение, особенно профессиональное и конструктивное, его заводит и побуждает к новым мыслям, дает стимул творчеству. Читатели размыкают его мир, как и Музы, давая новый виток развития, и он сам отдает им свою дань своими произведениями. Это диалог. Графоман, как и наркоман, в ответ на свое «творение» ждет похвалы, которая скажет ему «да, ты нужен, ты любим». Это базовая потребность, поэтому графоман настойчив в демонстрации своих творений, а внешний мир, именно по этой причине, начинает его еще больше избегать.

Помочь графоману можно. Для этого его надо социализировать, направив его жизненные силы на то, к чему у него есть призвание. Во время детских программ в Пушкинских горах мне часто высаживают группу в 25 человек школьников, из которых едва ли пятеро могут что-то писать — и их видно. И часто они начинают плести невесть что, лишь бы отвлечься и чем-то себя занять. И тогда я им говорю: пойди реши уравнение, нарисуй картину, сыграй в футбол, в общем, займись чем-то, к чему у тебя лежит душа.

Будь они постарше, я б сказала им «лучше найди себе девушку», как говорил в таких случаях Джек Воробей из «Пиратов Карибского моря». Так что настоящему графоману нужна, конечно, психотерапевтическая помощь, а начинающего болтуна с пером в руке можно просто переключить на нечто более для него полезное.

Самопознание, призвание и страсть

Если я хочу прочитать роман, я пишу его.

Перо пишет плохо, если в чернильницу не прибавлена хотя бы капля собственной крови.

На что, например? Да на самопознание и самотерапию. Начнем с того, что есть люди, которые пишут для арт-терапии своей души или развлечения в свободное время, пишут для капустников и дней рождений — и не придают своему творчеству особого значения. Они делают это «just for fun»[2] или для того, чтобы доставить удовольствие друзьям. Многие неплохие писатели начинали с капустников или желания развлечь девушку.

Надо признать, что литературное творчество — это действительно благородное развлечение в часы одиночества и досуга, прекрасная тема для общения с интересными людьми и способ донести свои чувства до близких. От литературной практики воображение и образность речи становятся богаче, а ясность мышления улучшается. Вы лучше понимаете и выражаете себя, воплощая свои главные жизненные (и литературные) темы. Ибо то, о чем вам интересно писать, как правило, находится в мейнстриме вашей жизни.

Этот подход к писательству также вполне отражен в данной книге, ибо любое ее задание позволяет вам раскрыть душу, и при этом может быть сделано для дружеского застолья или вечеринки — малая проза и поэзия располагают к театрализации и чтению в кругу друзей. В нашей «Студии малой прозы и поэзии» мы часто читаем свои произведения вслух, а иногда — под Новый год или ко дню летнего солнцестояния — делаем театрализованные праздники на основе своих литературных работ. Праздник — это всегда причина прочесть хорошее или сочинить что-то стоящее. Но не это для нас главное.

На фоне всех предыдущих любителей «марать бумагу» все-таки есть люди, которые пишут художественную прозу и поэзию, надеясь обрести достаточно широкий круг читателей и донести им нечто значительное и интересное. Несмотря на обширный опыт в деловой журналистике и связях с общественностью, я отношу себя именно к этой категории. Такие авторы пишут, несмотря на знание того, насколько велик объем и высок уровень уже накопленных произведений мировой литературной культуры. Для них вопрос «зачем писать?» имеет несколько иной смысл, чем для первых двух групп авторов. Эти люди пишут не затем, чтобы что-то получить для себя, а затем, чтобы что-то выразить «от себя». Отдать. Подарить миру. Странное занятие написания «нетленок» в обществе потребления зачастую не очень выгодно автору, но жизненно важно для писателя, у которого есть талант. Ибо дар — это поручение. Поручение выразить то, что даровано. И следующие цитаты я привожу, чтобы поддержать на первых этапах литературного творчества именно таких людей.

Пишите жестко и ясно о том, что причиняет боль.

Мастерство писательства состоит не в одном даре письма, слова, хотя оно необходимо — но этот дар письма является только заключительным звеном цепи других, более внутренних и драгоценных даров. Сущность писательской души заключается в гораздо большем, чем у обыкновенных людей, даре вникать в вещи и любить вещи, видеть их и враздробь, и в обобщении, в связи, в панораме. Писатель больше любит и больше понимает обыкновенных людей. У него вместимость души и страстность души больше.

Писатели — представители психологической специальности.

Великий Баратынский, говоря о своей Музе, охарактеризовал ее как обладающую «лица необщим выраженьем». В приобретении этого необщего выражения и состоит, видимо, смысл индивидуального существования, ибо к необщности этой мы подготовлены уже как бы генетически. Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается. Было бы досадно израсходовать этот единственный шанс на повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию…

Если вы пишете без увлеченности, без горения, без любви, вы только половина писателя… у писателя должно быть беспокойное сердце. Писателя должно лихорадить от волнения и восторга… Как давно написали вы рассказ, где проявляется ваша искренняя любовь или подлинная ненависть? Когда в последний раз вы набрались смелости и выпустили на страницы своей рукописи хищного зверя? Что в вашей жизни лучшее и что худшее, и когда, наконец, вы то и другое прокричите или прошепчете?

Первый раз она пришла ко мне в Фонтанный Дом в ночь на 27 декабря 1940 г., прислав как вестника еще осенью один небольшой отрывок («Ты в Россию пришла ниоткуда…»).

Я не звала ее. Я даже не ждала ее в тот холодный и темный день моей последней ленинградской зимы.

…Я посвящаю эту поэму памяти ее первых слушателей — моих друзей и сограждан, погибших в Ленинграде во время осады. Их голоса я слышу и вспоминаю их, когда читаю поэму вслух, и этот тайный хор стал для меня навсегда оправданием этой вещи.

…До меня часто доходят слухи о превратных и нелепых толкованиях «Поэмы без героя». И кто-то даже советует мне сделать поэму более понятной.

Я воздержусь от этого.

Никаких третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов поэма не содержит.

Ни изменять ее, ни объяснять я не буду.

«Еже писахъ — писахъ».

Зачем писателю учиться?

…Что? писатели? Хочешь, я за полтинник сделаю тебя писателем?

…В имении богатая библиотека, о которой говорят, но которой совсем не пользуются, варят жидкий кофе, который пить нельзя, в саду безвкусица, нет цветов, — и все это выдается за нечто якобы толстовское.

…Публика в искусстве любит больше всего то, что банально и ей давно известно, к чему она привыкла… и литературу, которая ее не беспокоит… В итоге поэзия и художественные произведения содержат не то, что нужно, а то, что хочется; они не идут дальше толпы и выражают только то, что хотят лучшие из толпы.