Лайза Пикард - Викторианский Лондон Страница 8

Для обычного потребителя лучший товар был у Эдварда Стэнфорда. (Его магазин процветает по сей день и считается в Лондоне лучшим из торгующих картографической продукцией; он расположен в Лонг-Эйкре, неподалеку от места, где Стэнфорд начинал свое дело.) «Библиотечная карта Лондона и его пригородов» увидела свет в 1862 году. Она продавалась в виде 24 отдельных листов и стоила 1 шиллинг в черно-белом варианте и 1 шиллинг 6 пенсов в цветном в цилиндрическом футляре, или же в сложенном виде, наподобие папки для бумаг, ценой 1 фунт 1 шиллинг в черно-белом варианте и 1 фунт 11 шиллингов 6 пенсов в цветном.[54] Это превосходное издание, для пользования которым необходима лупа. Хорошо была видна схема газификации Лондона в виде отчетливых круглых пятнышек. А если вглядеться повнимательнее, можно было увидеть еще одно нововведение — места расположения работных домов в каждом районе. Выделялись и тюрьмы, построенные по типу «Паноптикума» (об этом будет идти речь в главе 21). Были обозначены новые кладбища на окраинах и старые места захоронения внутри города с пометкой «закрыто». Точно были обозначены и сады, закладка которых планировалась напротив здания Выставки 1862 года в Южном Кенсингтоне. Итак, после предварительного внимательного изучения столь фундаментального издания, и заглянув мельком в более поздний план города карманного формата, отправляемся на улицу.

Риджент-стрит была спроектирована Нэшем в 1813 году, чтобы соединить Пиккадилли с Риджентс-парк. Улица сохранилась, однако от замысла Нэша разместить жилые комнаты над расположенными на нижних этажах магазинами не осталось и следа. Крытые сводчатые галереи перед магазинами образовывали длинный балкон вдоль окон комнат, так что жильцы могли наблюдать за тем, что происходит на улице — в те давние времена это было удовольствием — и перекинуться парой слов с проезжающими в экипажах знакомыми. (Аркады и балконы были снесены в 1848 году.) Там, где Риджент-стрит пересекалась с Оксфорд-стрит, угловые дома, отступая вглубь, располагались по вогнутой линии, образуя изящную круглую площадь, и та же картина наблюдалась при пересечении Риджент-стрит с Пиккадилли. (Фигура «Эрот» появилась здесь значительно позже, в 1893 году.) Обе площади получили название Риджент-серкус, что несколько сбивает с толку.

На улицах к западу от Риджент-стрит по-прежнему доминирует Гровенор-сквер. Герцогу Вестминстерскому, наверняка, не нравился работный дом, выстроенный из камня, оставшегося после застройки площади. В узком глухом переулке за особняками размещались каретные сараи и жили слуги. Продолжая идти на запад, вы попадали на Парк-лейн, тянувшуюся вдоль восточного края Гайд-парка. Свернув налево, в южном направлении, можно было выйти к Гровенор-хаус и Дорчестер-хаус (теперь здесь отели). В конце Парк-лейн находился Апсли-хаус, дом подлинного кумира викторианского Лондона герцога Веллингтона (сейчас здесь его музей). Еще поворот налево, на Пиккадилли, и можно было бы увидеть Девоншир-хаус (продан и снесен в 1918 году). Отсюда, должно быть, открывался самый восхитительный вид на Лондон: на юге — Грин-парк, на севере, за обширным пространством садов и бывшим Лансдаун-хаусом, живописная Баркли-сквер. В то время на Пиккадилли еще сохранялось здание восемнадцатого века Берлингтон-хаус; когда Стэнфорд в 1862 году составлял свою «Библиотечную карту», он уже не был чьим-либо частным владением, а здание «Палладиума» существует и поныне.

Герцогу Вестминстерскому принадлежал еще один огромный земельный участок в центре Лондона к югу от Найтсбридж. Он поручил Томасу Кьюбитту спроектировать здесь площадь Белгрейв-сквер, которая стала бы центром его владения Белгрейвия, застроенного в 1820–1850-е годы. Семейство Гровенор всегда держало под строгим контролем ситуацию со своей лондонской собственностью; Белгрейвия, даже в большей степени, чем сама Белгрейв-сквер, продолжает оставаться фешенебельным районом, где сохраняется дух викторианской эпохи. Когда в Кенсингтонском дворце проводился ремонт, Виктория арендовала здесь дом для своей матери, герцогини Кентской, за 2000 фунтов в год. К западу от Слоун-стрит Стэнфордом обозначены огороды, протянувшиеся вдоль домов и музеев Эрлз-Корта и Южного Кенсингтона (ныне полностью застроены).

Вернувшись на площадь на пересечении Пиккадилли и Риджент-стрит, направимся к востоку на Лестер-сквер: место малопримечательное, если бы не необыкновенное сооружение в центре — «Большой глобус» Уайльда, и «Альгамбра» на восточной стороне (см. главу 16). Пройдя мимо работного дома Сент-Мартин напротив церкви Сент-Мартин-ин-де-Филдз, вы оказались бы на Трафальгар-сквер, на северной стороне которой Национальная галерея, а на открытом пространстве — два фонтана. В «Библиотечной карте» Стэнфорда приведены даже названия фигур на постаментах — Нэпьер и Хавлок, хотя сами постаменты обозначены, как пустые, и, конечно же, показана колонна Нельсона, о которой один приезжий француз отозвался так: «этот жуткий Нельсон, водруженный на колонну, похож на насаженную на палку крысу».[55] Однако трудно было бы ожидать от француза восторженных отзывов о Нельсоне. Отсюда можно направиться либо по улице Уайтхолл к комплексу зданий парламента, минуя различные правительственные учреждения, либо, повернув налево, по улице Стрэнд в направлении Сити с его прихотливым лабиринтом извилистых улочек, сохраняющих средневековую планировку, что приводит в восхищение историков, но малопонятно людям приезжим. Темзу можно было учуять по доносившемуся от нее запаху. Вдоль ее берегов тянулись верфи и склады, оставляя узкие пространства для причалов, используемых лодочниками, перевозчиками и пассажирскими пароходиками.

Пережитки средневекового уклада отравляли жизнь современного мегалополиса. По-прежнему, как это происходило с четырнадцатого века, на расположенный в Сити рынок Лиденхолл гнали по улицам небольшие стаи гусей и уток, каждая птиц по 500 или около того. Здесь повсюду находились конюшни, хлева, сыроварни, а поблизости были разбросаны скотобойни. За одним из домов в Бетнал-Грин у «торговца молочной продукцией был большой сарай, где он содержал около 40 коров… Каждый день он выгонял их пастись на большой двор, от которого наши дома были отделены лишь невысокой оградой. Запах порой стоял невыносимый, а летом сущим бедствием становились слепни и оводы».[56] Здесь располагались три коровника, а возле церкви Св. Иоанна на Смит-сквер — бойня.[57] Неподалеку от улицы Стрэнд, в подвале под маслобойней тоже был устроен хлев. Двенадцать коров приходилось спускать в стойла на канатах.

Вспышка коровьей чумы в 1865 году значительно уменьшила поголовье рогатого скота в Лондоне. В приходе Сент-Панкрас из 1178 животных, обычно содержавшихся в 100 коровниках, осталось только 266. В 83 коровниках Хакни численность скота снизилась с 1288 до 450.[58] «Колеса тяжелых фургонов, груженных тюками и бочками, скрипели и постанывали… [Здесь были] резвые бычки, а также кэбы, подводы живодеров, овцы, свиньи, двуконные экипажи…».[59] Хотя «резвых бычков» и другой скот перегоняли главным образом рано утром, животные и в другое время заполоняли пространство между экипажами и создавали угрозу пешеходам. Они медленно двигались по Лондонскому мосту, потом мимо собора Св. Павла вдоль Ладгит-Хилл до ее пересечения с Фарингдон-стрит, где с криками и руганью скот гнали через перекресток, мешая движению, далее на север, к Смитфилдскому рынку.

В 1852–1854 годах на главном скотном Смитфилдском рынке за два торговых дня еженедельно распродавалось в среднем 5000 крупного рогатого скота, 30 000 овец и 2000 свиней. Всех их доставляли сюда своим ходом, а немногих оставшихся гнали по улицам обратно в их хлева. «Вид наших улиц портят порождающие хаос гурты рогатого скота… Обезумевшие животные… создают опасность для находящихся на улице и поддевают рогами тех, кто не может от них увернуться».[60] Так было до того, как рога стали спиливать.

Несмотря на очевидную необходимость перенести рынок, он продолжал функционировать в таком виде до 1855 года, когда был открыт новый скотный рынок в Ислингтоне; Смитфилд стал местом, где в основном велась торговля мясом и битой птицей. Биллингсгейтский рынок на берегу Темзы, ниже по течению от Лондонского моста, долгие годы специализировался на торговле рыбой. До появления железных дорог рыбацкие суда разгружались здесь на пристани. Но когда речные перевозки пошли на убыль, а рыба стала доставляться в Лондон по железной дороге, ее приходилось привозить на рынок со станции, потому что до Биллингсгейта ветки проложено не было. Вся территория вокруг рынка была уставлена пахнущими рыбой повозками.[61]

Заторы на дорогах были ужасные. Омнибусы, следовавшие от жилых кварталов, около Английского банка попадали в потоки всадников, наемных конных экипажей и более степенных частных карет. Правил дорожного движения тогда не существовало.[62] Местом постоянных заторов был район между Темпл-Баром, Английским банком и Лондонским мостом, особенно в будни между 11 часами и 5-ю вечера. По Лондонскому мосту проезжало свыше 13 000 экипажей и всадников, в среднем более 1000 в час, и все они пополняли водоворот, кружившийся вокруг банка.[63] Толпы конторских служащих и мелких чиновников шли с окраин на работу в Сити пешком. Невзирая на погоду, они преодолевали на удивление большие расстояния. По официальным данным 1854 года каждый день в центр Лондона пешим ходом прибывали 200 000 человек.[64] От прохода такого количества людей гранитные плиты на тротуарах Лондонского моста стирались, на них образовывались неровности и выбоины. «По тротуарам двигалась плотная людская масса, а проезжая часть постоянно являла собой смешение лошадей и колес, зачастую там не было ни одного свободного промежутка».[65]