Франсиско Суарес - Франсиско Суарес о речи ангелов Страница 11

22. Во-вторых, аргументируют вслед за Скотом в указанном месте, что в противном случае один ангел мог бы скрывать от другого свою субстанцию и сделаться невидимым для другого, что ложно… И сходным образом он мог бы скрывать свою потенцию или хабитус, с чем согласен Марсилий Ингенский в названном выше вопр. 6, арт. 2. И это говорится последовательно, если сокрытие по природе производится одной лишь волей: ведь в некотором смысле второй акт более постижим, чем первый. Стало быть, если, тем не менее, акт может быть сокрыт, то почему не может хабитус? Но в абсолютном смысле вывод ложен, как мы уже видели выше. И объясняется это, безусловно, именно тем, что одной лишь воли недостаточно, чтобы скрыть умопостигаемый объект от того, кто обладает его интенциональной формой, дающей силу понимания.

В-третьих, имеется и еще одно, главное, возражение против этого мнения: ведь ангельская речь не только позволяет другому познать такой акт, но и побуждает другого к слушанию и познанию. А такое побуждение не может выполняться одним лишь внешним приданием направленности другому ангелу: ведь оно ничего не влагает в другого. Побуждение же немыслимо без некоторого внутреннего движения того, кто побуждается. Но этот довод будет напрямую осуждаться ниже.

23. На три тезиса, которые были приняты в качестве основания в пункте 13. – На довод в защиту этой позиции, заимствованный у Каэтана, там же. – На основание противоположного суждения отвечаю: оно несостоятельно. Ибо, во-первых, первая посылка ложна, как мы сказали выше, а чуть ниже покажем, что ложна и вторая. Третья же, поскольку она утверждает, что акты одного ангела сокрыты от других, пока он не захочет явить их другим, в высшей степени истинна, а вот поскольку утверждает, что они формально скрываются или становятся явными действием одной лишь воли, ложна, как было доказано. Что касается довода в защиту этого мнения, заимствованного у Каэтана, можно подвергнуть отрицанию принятый Каэтаном принцип, а именно: благодаря одной лишь воле, придающей своему акту направленность к другому, этот акт принадлежит тому, к кому направлен. В самом деле, этот глагол, принадлежать, обладает весьма широким значением и неоднозначен, а как принцип объяснении различных отношений, которые он способен подразумевать, оказывается ложным или недейственным. Ведь принадлежность другому можно понять так, что акт выполнен им, что ложно; или так, что этот акт есть объект, непосредственно и беспрепятственно соразмерный его естественному познанию, и в этом смысле он предвосхищает основание и, говоря формально, ложен, как было показано. Либо о принадлежности другому говорится потому, что акт содержательно связан с другим. Но это не имеет отношения к делу, потому что этого недостаточно для того, чтобы акт познавался другим ангелом: ведь и мысль о нем, и любовь в нему, и недоверие к его поступкам, и т. д. – все это (в указанном смысле) принадлежит ему, но этого недостаточно, чтобы быть познанным с его стороны. Что же касается того дополнительного утверждения Каэтана, что в силу одной лишь содержательной связи между актом, направленным к другому, и этим другим такой акт обладает силой возбуждать другого, ничего не влагая в него, ибо то, что разделено в низлежащих понятиях, объединено в понятиях более высокого уровня как в утверждении, так и в разуме, – все это весьма темно и абсолютно неправдоподобно. В отношении утверждения это очевидно – как из приведенного рассуждения и разделения, так и потому, что возбуждение, о коем идет речь, есть нечто предшествующее познанию и добавляет нечто помимо умопостигаемости объекта, а именно объективную вмещающую способность. И присутствует она не в объекте, а в том, кто испытывает возбуждение; следовательно, если в него ничего не влагается, то и возбуждение, конечно, будет невозможным. Но и в отношении разума это очевидно, ибо он ничего не добавляет к делу. Действительно, пусть даже интеллектуальные сила и речь превосходнейшим образом обладают всем тем, чем обладают чувственные речь и познание, тем не менее, они должны поистине и формально обладать тем, что присуще речи именно как побуждающей другого к слушанию, а в противном случае истинного и формального побуждения не будет.

Отвергаются некоторые приведенные объяснения второго общего мнения, изложенного в пункте первом

24. Первое объяснение – Скота, через своего рода действование вовне. – Первое объяснение того мнения, согласно которому речь осуществляется через некоторое производящее действие по отношению к слушающему, таково, что это достигается через вынесение действия вовне[33], если можно так выразиться. А именно: ангел говорит к другому, производя в слушающем актуальное мышление предмета, о котором идет речь, будь то либо акт воли или интеллекта самого говорящего, либо внешняя вещь. Таким образом, слушающий чисто пассивен по отношению к тому предмету, о котором рассказывает говорящий, и это мнение так различает слушающего и говорящего, как различаются претерпевание и действие. Ибо одно и то же качество, или движение, поскольку оно исходит из говорящего, есть речь, а поскольку принимается в слушающего, есть слушание. Поэтому Скот говорит также, что речь как речь не конституирует мыслящего, а как слушание формально делают слушающего мыслящим. И этим она отличается от прочих собственно интеллектуальных актов, которые именуются усмотрениями, или простыми постижениями: ведь они извлекаются мыслящим, в отличие от слушания в собственном смысле. Таково было мнение Скота в книге 2 комментария к «Сентенциям», дист. 9, вопр. 2, § Ad quaestionem istam; и так его передают Каэтан, Капреол и все томисты.

15. Оправдание Скота у Эрреры. – Опровержение оправдания. – Основание приведенного первого объяснения. – Тем не менее, Эррера, не имея возможности отстаивать позицию Скота в таком смысле, находит ей следующее оправдание: дескать, Скот не говорит, что слушающий ангел чисто пассивен по отношению к акту, через который познает и мыслит предмет речи другого, он лишь говорит, что слушающий пассивен по отношению к речи, ибо с необходимостью должен принимать от другого его слово – во всяком случае, принимать его в species. Но Скот в вышеназванном § 2 вполне ясно говорит о самом когнитивном акте, который, по его словам, напечатлевается говорящим и лишь принимается слушающим. А в § Ad ulteriorem он еще яснее указывает, что говорящий иногда может причинять в слушающем только акт мышления, иногда – акт и species, а порой только species; и там же разъясняет это подробнее. И так же понял Скота Бассолис, комм. к книге 2 «Сентенций», дист. 9, вопр. 2, на 1, ближе к концу, и пытался защищать его, хотя в ответах на аргументы ясно видит, что ему не удалось ответить удовлетворительно. Поэтому он и заключает: «Если этого недостаточно, не вижу другого выхода».

Основание этого мнения таково: речь может осуществляться таким способом, так как он наиболее совершенен. Антецедент доказывается, ибо говорящий ангел достаточно активен по отношению к такому акту познания, а другой достаточно пассивен. При этом говорящий предельно действенно выражает свое понятие, а слушающий в результате наилучшим образом постигает предмет, известный говорящему; следовательно.

26. Но такое суждение отвергается прочими авторами, как можно видеть у Оккама, комм. к книге 2 «Сентенций», вопр. 20, и в Quodl. 1, вопр. 2; у Габриэля Биля, 2, дист. 9, вопр. 2, арт. 4; Капреола, Каэтана и других. Активнее всего его опровергают Григорий из Римини и Васкес, приводя многочисленные и разнообразные аргументы, из коих я, правда, опущу те, на которые у Скота, вероятно, нашелся бы ответ. Итак, главный аргумент против него следующий: напрасно и безосновательно Скот утверждает, что для ангела, которому рассказывают о чем-то, слушание чисто рецептивно. Это противоречит внутренней сущности витального акта, каковым является акт познания… Поэтому многие основательнейшие теологи полагают настолько противоречивым считать, что мышление осуществляется в чисто рецептивном акте, не извлеченном самим мыслящим, что это было бы абсолютным противоречием даже с точки зрения абсолютной власти Бога. Другие хотя так и не считают, но, во всяком случае, отрицают, что такой способ познания возможен естественным образом, и в этом согласны почти все учители. И это, пожалуй, ясно само собой: ведь мы не в силах помыслить ни актуального акта познания, ни любви без витального движения, ни витального движения без производящего действия. А это, по меньшей мере, с очевидностью указывает на то, что согласный с природой способ познания – производить в себе движение, то есть акт познания. Но в ангельской речи познание осуществляется согласным с природой способом и без чудес; следовательно, неправдоподобно, чтобы оно осуществлялось помимо производящего действия слушающего.