Публий Назон - Метаморфозы Страница 15

335 Грудь терзая свою, весь круг земной исходила;

        Все бездыханную плоть повсюду искала и кости, —

        Кости нашла наконец на чуждом прибрежье, в могиле.

        Тут же припала к земле и прочтенное в мраморе имя

        Жаркой слезой облила и ласкала открытою грудью.

340 Дочери Солнца[96] о нем не меньше рыдают, и слезы —

        Тщетный умершему дар — несут, и, в грудь ударяя, —

        Горестных жалоб хоть он и не слышит уже, — Фаэтона

        Кличут и ночью и днем, и простершись лежат у могилы.

        Слив рог с рогом, Луна становилась четырежды полной.

345 Раз, как обычно, — затем что вошло гореванье в обычай, —

        Вместе вопили они; Фаэтуза меж них, из сестер всех

        Старшая, наземь прилечь пожелав, простонала, что ноги

        Окоченели ее; приблизиться к ней попыталась

        Белая Лампетиэ, но была вдруг удержана корнем.

350 Третья волосы рвать уже собиралась руками —

        Листья стала срывать. Печалится эта, что держит

        Ствол ее ноги, а та — что становятся руки ветвями.

        У изумленной меж тем кора охватила и лоно

        И постепенно живот, и грудь, и плечи, и руки

355 Вяжет — и только уста, зовущие мать, выступают.

        Что же несчастная мать? Что может она? — неуемно

        Ходит туда и сюда и, пока еще можно, целует!

        Этого мало: тела из стволов пытается вырвать,

        Юные ветви дерев ломает она, и оттуда,

360 Словно из раны, сочась, кровавые капают капли.

        «Мать, молю, пожалей!» — которая ранена, кличет.

        «Мать, молю! — в деревьях тела терзаются наши…

        Поздно — прощай!» — и кора покрывает последнее слово.

        Вот уже слезы текут; источась, на молоденьких ветках

365 Стынет под солнцем янтарь, который прозрачной рекою

        Принят и катится вдаль в украшение женам латинским.

        Кикн, Сфенела дитя, при этом присутствовал чуде.

        Он материнской с тобой был кровью связан, но ближе

        Был он по духу тебе, Фаэтон. Оставивши царство, —

370 Ибо в Лигурии[97] он великими градами правил, —

        Берег зеленый реки Эридана своей он печальной

        Жалобой полнил и лес, приумноженный сестрами друга.

        Вдруг стал голос мужской утончаться, белые перья

        Волосы кроют ему, и длинная вдруг протянулась

375 Шея; стянула ему перепонка багряные пальцы,

        Крылья одели бока, на устах клюв вырос неострый.

        Новой стал птицею Кикн. Небесам и Юпитеру лебедь

        Не доверяет, огня не забыв — их кары неправой, —

        Ищет прудов и широких озер и, огонь ненавидя,

380 Предпочитает в воде, враждебной пламени, плавать.

        Темен родитель меж тем Фаэтона, лишенный обычной

        Славы венца, как в час, когда он отходит от мира;

        Возненавидел он свет, и себя, и день лучезарный,

        Скорби душой предался, и к скорби гнева добавил,

385 И отказался служить вселенной. «Довольно, — сказал он, —

        Жребий от века был мой беспокоен, мне жаль совершенных

        Мною вседневних трудов, — что нет ни конца им, ни чести.

        Пусть, кто хочет, другой светоносную мчит колесницу!

        Если же нет никого, и в бессилье признаются боги,

390 Правит пусть сам! — чтобы он, попробовав наших поводьев,

        Молний огни отложил, что детей у отцов отнимают.

        Тут он узнает, всю мощь коней испытав огненогих,

        Что незаслуженно пал не умевший управиться с ними».

        Но говорящего так обступают немедленно Феба

395 Все божества и его умоляют, прося, чтобы тени

        Не наводил он на мир. Юпитер же молнии мечет

        И, добавляя угроз, подтверждает державно их просьбы.

        И, обезумевших, впряг, еще трепещущих страхом,

        Феб жеребцов, батогом и бичом свирепствуя рьяно.

400 Бьет, свирепствует, их обвиняя в погибели сына.

        А всемогущий отец обходит огромные стены

        Неба; тщательно стал проверять: от огня расшатавшись,

        Не обвалилось ли что. Но, уверясь, что прежнюю крепость

        Все сохранило, он взор направил на землю и беды

405 Смертных. Но более всех о своей он Аркадии полон

        Нежных забот. Родники и еще не дерзавшие литься

        Реки спешит возродить и почве траву возвращает,

        Листья — деревьям, велит лесам зеленеть пострадавшим.

        Часто бывает он там, и вот поражен нонакринской

410 Девушкой,[98] встреченной им, — и огонь разгорается в жилах.

        Не занималась она чесанием шерсти, для тканей.

        Разнообразить своей не умела прически. Одежду

        Пряжка держала на ней, а волосы — белая повязь.

        Легкий дротик она иль лук с собою носила;

415 Воином Фебы была. Не ходила вовек по Меналу

        Дева, Диане милей Перекрестной[99]. Но всё — мимолетно!

        Уж половину пути миновало высокое солнце, —

        Девушка в рощу вошла, что порублена век не бывала.

        Скинула тотчас колчан с плеча и лук отложила

420 Гибкий, сама же легла на травою покрытую землю;

        Так, свой расписанный тул подложив под затылок, дремала.

        Только Юпитер узрел отдыхавшую, вовсе без стража, —

        «Эту проделку жена не узнает, наверно, — промолвил, —

        Если ж узнает, о пусть! Это ль ругани женской не стоит?»

425 Вмиг одеяние он и лицо принимает Дианы

        И говорит: «Не одна ль ты из спутниц моих? На которых,

        Дева, охотилась ты перевалах?» И дева с лужайки

        Встала. «Привет, — говорит, — божеству, что в моем рассужденье

        Больше Юпитера, пусть хоть услышит!» Смеется Юпитер,

430 Рад, что себе самому предпочтен, и дарит поцелуи;

        Он неумерен, не так другие целуются девы.

        В лес направлялась какой, рассказать готовую деву

        Стиснул в объятиях он, — и себя объявил не безвинно.

        Сопротивляясь, она — насколько женщина может —

435 С ним вступает в борьбу, но Юпитера дева какая

        (Если бы видела ты, о Сатурния, ты бы смягчилась!)

        Может осилить и кто из богов? Победитель Юпитер

        Взмыл в небеса. Опостылел ей лес — достоверный свидетель, —

        Чуть не забыла она, удаляясь оттуда, колчан свой

440 Взять и стрелы и лук, на ветку повешенный рядом.

        Вот с хороводом своим Диктинна[100] по высям Менала

        Шествуя, диких зверей удачным горда убиеньем,

        Видит ее и, увидев, зовет; но в испуге сначала

        Та убегает, боясь, не Юпитер ли вновь перед нею.

445 Но, увидав, что идут с ней вместе и нимфы, решила

        Дева, что козней тут нет, и к легкой толпе их примкнула.

        Как преступленья — увы! — лицом не выказать трудно!

        Очи едва подняла, пошла, но не рядом с богиней,

        Как то бывало: теперь из целого строя не первой.

450 Молча идет и свое выдает поруганье румянцем.

        Девой когда б не была, могла бы по тысяче знаков

        Видеть Диана вину; говорят, и увидели нимфы!

        Лунные в небе рога возникали уж кругом девятым,

        Как, от охоты устав, истомленная пламенем брата,

455 В свежую рощу придя, откуда струился с журчаньем

        Светлый ручей и катил волною песок перетертый,

        Местность одобрив, к воде стопою она прикоснулась

        И, похваливши ручей, — «Далеко, — говорит, — соглядатай

        Всякий; нагие тела струею бегущей омоем!»

460 Бросилась краска в лицо Паррасийки[101]. Все сняли одежды,

        Медлит она лишь одна. Со смутившейся платье снимают.

        Только лишь спало оно, наготою был грех обнаружен.

        Остолбеневшей, закрыть пытавшейся лоно руками, —

        «Прочь, — сказала, — иди, родника не скверни мне святого!» —

465 Кинтия и отойти от своих приказала ей спутниц.

        Знала об этом давно супруга Отца-Громовержца,

        Но до удобнейших дней отлагала жестокую кару.

        Медлить не стало причин: уж мальчик Аркад — он Юноне

        Больше всего досаждал — у любовницы мужа родился.