Александрийская поэзия - Грабарь-Пассек Мария Евгеньевна Страница 18

Ну вот я опять отдышалась.

С детства я страсть как боюсь лошадей, да от кожи змеиной

Дрожь пробирает. Но живо! Толпа нам уж валит навстречу.

60 Матушка, ты из дворца?

Из дворца, мои детки!

Пробраться

Можно туда?

Пробрались лишь терпеньем ахеяне в Трою. Так-то, красотка.

Терпеньем свершается всякое дело.

Вишь, изрекла, как оракул, старуха! Отправилась дальше!

Все-то нам, бабам, известно — как Гера и Зевс поженились.127

Глянь, Праксиноя, — в дверях! Смотри, какая толкучка!

Ужас! Дай руку, Горго. Ты, Эвноя, возьми Эвтихиду,

За руку крепче держи. Берегись, не отбейся! Все вместе

Мы протеснимся. Держись покрепче за нас ты, Эвноя.

Ах, злополучная я! Мое летнее надвое платье

70 Разорвалось. Ах, дружок, ради Зевса, коль хочешь ты счастья,

Можешь ли ты последить, как бы мне и плаща не порвали?

Хоть не в моей это власти, но я постараюсь.

Ну, давка!

Словно как свиньи толпятся.

Смелее! Ну вот и пробились.

Быть же тебе, мой голубчик, счастливым теперь и навеки!

Нас охранил ты. Не правда ль, прекрасный, любезный мужчина?

Где же Эвноя? Пропала? Несчастная, крепче толкайся!

«Наши вошли», — молвит сват, запирающий дверь новобрачных.

Ну же, вперед, Праксиноя! Гляди, что ковров разноцветных!

Ах, как легки, как прелестны! Как будто богини их ткали!

80 Мощная дева Афина! Каких же ткачей это дело?

Кто они, те мастера, что узоры для них начертили?

Люди стоят, как живые, и кружатся, будто бы живы,

Словно не вытканы. Ах, до чего ж человек хитроумен!

Там — вот так диво для глаз возлежит на серебряном ложе

Он, у кого на губах чуть первый пушок золотится,

Трижды любимый Адонис, любимый и в тьме Ахеронта.

Да перестаньте трепать языком бесконечно, сороки!

Что за несчастье! Убить они могут — разинули глотки!

Что это? Кто ты такой? Что тебе-то, что мы разболтались?

90 Слуг заведи и учи. Ты учить сиракузянок вздумал!

Да, чтоб ты знал: из Коринфа мы родом, а знаешь, оттуда

Беллерофонт128 был; и мы говорим по-пелопоннесски.

Мы, полагаю, дорийки, дорийская речь нам пристала.

Нет, не родился никто, кто бы нас пересилил, клянусь я,

Разве что царь. Очень нужен ты мне! Не болтай по-пустому.

Тише, молчи, Праксиноя. Во славу Адониса песню

Хочет пропеть уроженка Аргоса, искусная в пенье,

Та, что и в прошлом году погребальную песню всех лучше

Спела и нынче, наверно, споет. Она уж готова.

100 О госпожа, ты, что любишь душою и Голг и Идалий,

Эрика горный обрыв, Афродита, венчанная златом!129

Друга Адониса снова из вечных глубин Ахеронта

После двенадцати лун привели легконогие Оры.

Медленней движетесь, Оры благие, вы прочих бессмертных;

Людям желанны вы все же за то, что дары им несете.

О Дионея Киприда!130 Из тленного тела к бессмертью

Ты воззвала Беренику, как нам повествует сказанье,

Каплю за каплей вливая амброзии сладкой ей в сердце.

Ныне ж во славу тебе, многохрамной и многоименной,

110 Дочь Береники сама, Арсиноя, Елене подобна,

Пышно Адониса чтит и его осыпает дарами.

Вот золотые плоды, что деревьев вершины приносят;

Вот словно сад расцветает в серебряной пышной корзине;

С мирром душистым сирийским сосуды стоят золотые;

Кушаний много на блюдах — их стряпали женщины долго,

Сладкие соки цветов с белоснежной мешая мукою;

Эти — на сладком меду, а иные — на масле душистом.

Все здесь животные есть, и все здесь крылатые птицы.

Вот и зеленая сень, занавешена нежным анисом,

120 Ввысь вознеслась; а над нею летают малютки Эроты,

Словно птенцы соловьев, что, порхая от веточки к ветке,

В кущах высоких дерев упражняют некрепкие крылья.

Золота сколько, резьбы! Из слоновой точеные кости

Мощные Зевса орлы виночерпия юного держат.

Сверху пурпурный покров, что зовется «нежней сновиденья», —

Так их в Милете зовут, и самосцы зовут скотоводы.

Рядом с престолом твоим красавца Адониса место:

Это — Киприды престол, здесь сидит Адонис румяный.

Он девятнадцати лет иль осьмнадцати, твой новобрачный.

130 Нежен его поцелуй — пушком обросли его губы.

Ныне, Киприда, ликуй, обладай своим мужем любимым!

Завтра же ранней зарей, по росе мы, все вместе собравшись,

К волнам его понесем, заливающим пеною берег.

Волосы с плачем размечем и, с плеч одеянья спустивши,

Груди свои обнажив, зальемся пронзительной песней.

Ты лишь один, полубог, что являешься к нам и нисходишь

В мрак Ахеронта опять, ты один, — даже сам Агамемнон

Доли такой не стяжал, ни Аянт, что во гневе был страшен,

Также ни старший из тех двадцати, что родила Гекуба,

140 Или Патрокл, или Пирр, что домой из-под Трои вернулся,

В древнюю пору лапифы иль Девкалиона потомки,131

Иль Пелопидов семья, иль Аргоса сила — пеласги.132

Милостив будь к нам, Адонис, в грядущем году благосклонен.

Дорог приход твой нам был, будет дорог, когда ты вернешься.

Ах, Праксиноя, подумай, не диво ли женщина эта?

Знает, счастливица, много и голосом сладким владеет.