Сочинения. Том 3 - Гален Клавдий Страница 31

АЛЬ-РАЗИ[202]

Однако ее части были плотно спаяны с грудиной и тоже сгнили. Он сказал: «Мы видели сердце так же четко, как если бы производили вскрытие».

Он сказал: «Юноша исцелился, и на месте, где была удалена часть грудины, плоть наросла так, что оставшиеся части соединились между собою». Сросшаяся плоть прикрыла сердце так же, как ранее верхняя часть перикарда.

Он сказал: «Это не более удивительно, чем [обычные] ранения груди».

О переводах с греческого на арабский[203]

Арабской культуре принадлежит значительная заслуга в сохранении и преумножении греческого классического наследия в философии, богословии и науке[204]. Многие греческие сочинения, не дошедшие до наших дней в оригинале, сохранились в переводе на арабский. Однако арабские переводы не всегда точно соответствовали греческому оригиналу: в каждом конкретном случае на то были свои причины.

Переводы греческих текстов на арабский язык имеют долгую историю[205]. Необходимость в них появилась в период расцвета исламской государственности и культуры, который приходится на существование халифата Аббасидов (750–1258). Для успешного дальнейшего развития завоеванных византийских территорий, а также, в идеале, приведения их населения в культурно-религиозный ареал ислама необходим был весь комплекс мер — от науки до идеологии, которых в VIII в. от Р. Х. в полной мере не существовало. Переводческая деятельность виделась единственной альтернативой государственной стагнации, и поэтому не удивительно, что наука и переводы ученых текстов на арабский язык с языков покоренных и соседних народов были поддержаны на государственном уровне и в течение как минимум 10 лет находились под прямым государственным патронажем. Перед халифатом стояла важная и амбициозная задача: вслед за чередой военно-политических успехов придать новой империи интеллектуальный и культурный блеск. Халифу аль-Мамуну (813–833) принадлежит честь открытия в Багдаде специального института переводов, так называемого Дома правильного решения (араб.: Байт аль-Хикма[206]), который просуществовал до XIII в. и для мировой культуры значит не меньше, чем Александрийская библиотека. В разное время в нем работали многие выдающиеся ученые, среди которых аль-Хорезми, математик Сабит ибн Курра, Куста ибн Лука и многие другие. Переводы с иностранных языков (главным образом с греческого) на арабский были известны и до времени аль-Мамуна[207], однако они были многоступенчатыми (сначала переводили, например, на сирийский, а с него — на греческий) и неточными, так как не было ни общепринятого переводческого стандарта (словаря), ни методологии (грамматик или учебников).

Историческая заслуга создания словаря и учебной грамматики принадлежит противоречивой фигуре — выдающемуся филологу и организатору науки Хунайну ибн Исхаку (809–873)[208]. Неуживчивый характер Хунайна был причиной его ссоры с профессором медицины Йуханной ибн Масавайхом, за которой последовало изгнание из «семинара». Хунайн был вынужден уехать «в страну Румов», где он изучил греческий язык «лучше всех»[209]. По возвращении в Багдад Хунайн по праву смог добиться главенствующего положения в Доме правильного решения и на много лет определить в самом широком смысле политику переводов с греческого и сирийского на арабский.

Хунайн перевел на арабский язык сочинения Платона и Аристотеля, Гиппократа, Галена и Диоскорида. Оригиналы его переводов до нас не дошли, а многочисленные попытки отечественных и западных ученых восстановить технику этих переводов на основании их позднейших списков были обречены на полный провал. Причиной этого была не недобросовестность позднейших ученых, но особенности рукописной традиции. Оригинальный греческий текст и его переводы на арабский не оставались неизменными: они переписывались, сокращались и дополнялись в соответствии с требованиями времени и заказчиков. Поэтому сравнение так называемых оригинала и перевода в лучшем случае является сравнением греческого языка немецких ученых XIX в. с арабским языком немецких и в основном англо-американских ученых последующего столетия. Добавим, что эти сравнения, как правило, производились на основании так называемых критических изданий, представлявших собой реконструкцию текста позднейшими исследователями. Историки науки должны понимать, что в таких случаях, с одной стороны, максимально учитываются все сохранившиеся версии текста, в идеале приближающие нас к пониманию протографа, но с другой — создается фактически новый текст, в действительности, скорее всего, никогда не существовавший.

Как свидетельствует материал «учебника» греческого языка, написанного Хунайном, его автор знал значения и умел использовать все формы греческого глагола[210].

Выучить весь этот объем информации иностранцу было нелегко. Еще сложнее было найти адекватные греческие и сирийские соответствия, так как даже отдаленного сходства между арабской и греческой грамматическими системами не наблюдается в силу того, что эти языки принадлежат к разным языковым семьям. С именами существительными, прилагательными и наречиями особых трудностей не возникало: арабский язык богат синонимами. Сложно было с глагольной системой: девять греческих времен приходилось соотносить с двумя арабскими (прошедшим и настоящим). Хунайну приходилось находить соответствия, используя два времени и 14 «пород» арабского глагола, которыми он передавал значения «участительности», страдательный залог и многое другое. Не удивительно, что многие переводы с арабского на греческий выглядят несколько упрощенно. Но именно эта простота позволила выработать и отточить язык арабской науки, который впоследствии повлиял на персидский, турецкий и другие языки Ближнего и Среднего Востока, а также на латинский язык и языки народов Европы. Не следует забывать, что «блеск» западной науки в эпоху Возрождения определялся сначала улучшением качества заимствований с арабского Востока и в конечном счете античной традиции, модифицированной Восточной Римской империи.

ΓΑΛΗΝΟΥ. ΠΕΡΊ ΤΩΝ ΙΠΠΟΚΡΆΤΟΥΣ ΚΑΙ ΠΛΆΤΩΝΟΣ ΔΟΓΜΆΤΩΝ

Γален. Об учениях Гиппократа и Платона

Древнегреческий текст трактата Галена «Об учениях Гиппократа и Платона» приводится по изданию «On the doctrines of Hippocrates and Plato = De Placitis Hippocratis et Platonis / Galen; edition, translation and commentary by Phillip de Lacy. — Berlin: Akademie Verlag, cop. 2005. — 3 vol. (836 p.) — (Corpus medicorum graecorum, ISSN 0070–0347; V / 4,1,2)» с письменного разрешения Департамента прав и лицензий издательства De Gruyter от 26.08.2016.

ΒΙΒΛΙΟΝ ΠΡΩΤΟΝ[211]

1.5.1. ἀλλὰ κἀκείνου τὸ συνεχὲς τῷ στέρνῳ διασεσήπει, καὶ ἦν οὕτω σαφῶς θεάσασθαι τὴν καρδίαν ὡς κἀν ταῖς τῶν ζῴων ἀνατομαῖς, ἐπειδὰν ἑκόντες αὐτὴν γυμνώσωμεν.

1.5.2. τὸ μὲν οὖν παιδάριον ἐσώθη σαρκωθέντων τε τῶν περὶ τὸ στέρνον καὶ συμφύντων ἀλλήλοις καὶ <εἰς> τοιοῦτον ἐπίθεμα γενομένων τῆς καρδίας οἷόν περ ἡ ἔμπροσθεν ἦν κορυφὴ τοῦ χιτῶνος.

1.5.3. καὶ οὐ χρὴ θαυμάζειν εἰ γυμνωθείσης τῆς καρδίας ἐσώθη τὸ παιδάριον. οὐδὲν γὰρ περιττότερον ἡ διάθεσις εἶχε τῶν ὁσημέραι γινομένων εἰς τὸν θώρακα συντρήσεων.

1.5.4. οὐ μὴν οὐδὲ ὁ περικάρδιος ἴδιον ἐξαίρετον ἐπιφέρει τινὰ κίνδυνον, ὥσπερ που καὶ ῾Ηρόφιλος