Публий Назон - Элегии и малые поэмы Страница 40

470 Ты не лишайся надежд: будешь упорней — прочтет.

        Только со временем бык норовистый притерпится к плугу.

        Только со временем конь жесткую примет узду;

        Перстень железный, и тот за годы сотрется на пальце,

        И заостренный сошник сточит за годы земля;

475 Что есть тверже скалы, что мягче текучей водицы?

        А ведь и твердый утес мягкая капля долбит.

        Будь терпелив, и ты победишь самое Пенелопу —

        Поздно пал Илион, поздно, а все-таки пал.

        Если прочтет, а ответа не даст, — подожди, не насилуй:

480 Ты приучи ее глаз к чтению ласковых строк.

        Та, что хочет читать, захочет потом и ответить —

        Всюду своя череда, все совершается в срок.

        Или, быть может, она поначалу ответит сурово,

        Веско тебе запретит письмами ей докучать?

485 Знай: боится она послушанья и ждет ослушанья, —

        Будь же настойчив и тверд — цель от тебя не уйдет!

        Если твоя госпожа, полулежа в открытых носилках,

        Будет по улице плыть, ты подойди невзначай;

        Но чтобы речи твои не попали в недоброе ухо,

490 Ты постарайся их смысл скрыть в двуязычный намек.

        Если же праздной стопой под просторной она колоннадой

        Бродит, то с ней заодно время свое убивай.

        То вперед забеги, то ступай по пятам неотступно.

        То приотстань, то опять скорого шагу прибавь;

495 Время от времени будь на другой стороне колоннады,

        Чтоб оказаться потом с нею бок о бок опять.

        Не допусти, чтоб она без тебя красовалась в театре —

        Будь в полукруглых рядах там же, где будет она;

        Там и любуйся, там и дивись на нее без помехи,

500 Взглядами с ней говори, знаками дай себя знать,

        Хлопай в ладоши, когда плясун представляет девицу,

        Хлопай, когда лицедей изображает любовь;

        Встанет она — встань и ты; сидит — не трогайся с места;

        Время свое убивай так, как покажет она.

505 Только не вздумай завить себе кудри каленым железом

        Или по голеням ног едкою пемзой пройтись:

        Это оставь корибантам,[202] которые матерь Кибелу

        В диких напевах своих славят фригийским вытьем.

        Мужу небрежность к лицу. Похитил Тесей Ариадну,

510 Не украшая висков прикосновеньем щипцов;

        Федре мил Ипполит, хотя Ипполит и не щеголь;

        Сам лесной Адонис дорог богине любви.

        Будь лишь опрятен и прост. Загаром на Марсовом поле

        Тело покрой, подбери чистую тогу под рост,

515 Мягкий ремень башмака застегни нержавою пряжкой,

        Чтоб не болталась нога, словно в широком мешке;

        Не безобразь своей головы неумелою стрижкой —

        Волосы и борода требуют ловкой руки;

        Ногти пусть не торчат, окаймленные черною грязью,

520 И ни один не глядит волос из полой ноздри:

        Пусть из чистого рта не пахнет несвежестью тяжкой

        И из подмышек твоих стадный не дышит козел:

        Все остальное оставь — пускай этим тешатся девки

        Или, Венере назло, ищут мужчины мужчин.

525 Полно: Вакх призывает певца! Он тоже влюбленным

        Друг, и пламя любви с пламенем Вакха сродни.

        Кносская дева блуждала, без сил, в песках незнакомых,[203]

        Там, где у Дийской скалы хлещет морская волна,

        Как была, в чем спала, распустившая складки туники,

530 Русых волос не покрыв, голой ногою скользя,

        В волны глухие кричала жестокого имя Тесея,

        Горьким терзала дождем нежную кожу ланит;

        Крики неслись, и слезы лились, но и слезы и крики

        Деве были к лицу: прелесть была и в слезах.

535 Вновь и вновь ударяя ладонями в нежные груди,

        «Бросил неверный меня! Бросил! — твердила она. —

        Как мне быть? Как мне быть?» Вдруг грянули бубны по скату

        Берега, вдруг зазвучал в буйных ладонях кимвал;

        Ужасом дева полна, смолкает, не кончивши слова,

540 Замер вздох на устах, краска сбежала со щек.

        Видит: мималлониды закинули кудри за плечи,[204]

        Видит: сатиры бегут, богу предшественный сонм,

        Видит: старец нетрезвый, Силен, на усталом осленке

        Еле сидит и рукой пряди отводит со лба:

545 Он за вакханками, те — от него убегают и дразнят,

        И неумелый седок, не совладавши с ослом,

        Вдруг соскользнув с длинноухого, падает вниз головою, —

        Хором сатиры кричат: «Встань, подымайся, отец!»

        И наконец, золотою уздой уздающий тигров,

550 Сам в виноградном венце светлый является бог.

        Ни кровинки, ни Тесея, ни голоса в деве —

        Трижды рвется бежать, трижды от страха застыв.

        Вся дрожит, как под ветром дрожит сухая былинка,

        Как над болотной водой влажный трепещет тростник.

555 Бог гласит: «Это я, вернейший друг и заботник!

        Дева, страх позабудь: Вакху ты будешь женой!

        Небо — брачный мой дар: звездой просияешь на небе,

        Путь в ночи кораблям Критский укажет Венец».

        Молвив, шагнул с колесницы, чтоб не были страшны пугливой

560 Тигры, и божью стопу напечатлел на песке,

        И, обессиленную прижав ее к мощному лону,

        Взнес ее ввысь на руках всепобеждающий Вакх.

        Те Гименея поют, эти Эвия, Эвия славят[205] —

        И на священном одре дева и бог сопряглись.

565 Вот потому-то, когда на столе — возлияния Вакху,

        А за столом возлежит женщина рядом с тобой,

        Богу ночному молись, молись Никтелийским святыням,[206]

        Чтобы твоя голова не помутилась вином.

        Тут-то тебе и дано о многом сказать незаметно,

570 Чтобы она поняла: сказано это о ней;

        Тут-то вином и чертить на столе говорящие знаки,

        Чтобы твоей госпоже знать, чья она госпожа;

        Взглядами взглядов искать, изъясняясь их пламенным блеском —

        Часто немые глаза красноречивее уст.

575 Тронет ли чашу губами она, перейми эту чашу

        И за красавицей вслед с той же пригубь стороны;

        Если к какому куску она потянется пальцем,

        Ты, потянувшись за ней, руку рукою задень.

        Кроме того, не забудь и понравиться мужу подруги —

580 Станет полезнее он, сделавшись другом твоим:

        Если по жребию пьешь — уступи ему первую долю

        И со своей головы дай ему первый венок,

        Пусть ему первым нальют, будь он выше тебя или ниже,

        Что бы он ни сказал — с легкой готовностью вторь.

585 Самый испытанный путь — обманывать мнимою дружбой

        (Все же опасность таит даже испытанный путь):

        Именно так и делец, превышая свое полномочье,

        Больше берет на себя, чем доверялось ему.

        Мера есть и питью — указать ее вовсе не трудно:

590 Пусть голова и нога будут послушны тебе!

        Больше всего берегись за вином затевать перебранку,

        Бойся волю давать рвущимся к бою рукам:

        Евритион нашел себе смерть в неразумной попойке,[207] —

        Нет, за столом и вином легкая резвость милей.

595 Пой, коли голос хорош, пляши, коли руки красивы, —

        Всем, чем можешь пленить, тем и старайся пленить.

        Истое пьянство вредит, но мнимое даже полезно:

        Пусть заплетется язык, пусть залепечется речь, —

        Что б ты теперь ни сказал и ни сделал не в меру ретиво —

600 Все для тебя не в упрек: скажут, виновно вино.

        «Благо любимой моей и благо любимому ею!» —

        Так говори, а в уме: «Чтоб ему сдохнуть!» — добавь.

        Но покидают застольники стол, расходясь многолюдно;

        Тут-то сама суета подступ к красавице даст.

605 Вдвинься в толпу, проберись к красавице, словно случайно,

        Пальцами стана коснись, ногу ногою задень.

        Вот когда время начать разговор! И Венера и Случай —

        Оба помогут тебе; Стыд неотесанный, прочь!

        Здесь твоему красноречью не надобны наши советы,