Публий Назон - Элегии и малые поэмы Страница 43

        Чем протяженнней она, тем ее сила слабей.

115 Вечно цвести не дано цветам длиннолепестных лилий;

        Роза, осыпав красу, сохнет, шипами торча.

        Так и в твоих волосах забелеют, красавец, седины,

        Так и тебе на лицо борозды лягут морщин.

        Дух один долговечен, — да будет тебе он опорой!

120 Он — достоянье твое до погребальных костров.

        Не забывай и о том, что для всякой души благотворно

        Знание двух языков и благородных наук.

        Не был красивым Улисс, а был он красноречивым —

        И воспылали к нему страстью богини морей.

125 Ах, сколько раз, сколько раз о поспешном грустила Калипсо,

        И говорила, что нет в море дороги гребцу,

        Как она вновь и вновь вопрошала о гибели Трои,

        Чтобы на разный он лад все говорил об одном!

        На берегу стояли они, и снова Калипсо

130 Об одрисийском вожде свой начинала расспрос.

        Легким прутом Улисс (был прут в руке у героя)

        Все, о чем говорил, изображал на песке.

        «Вот, — говорил он, — стена» (рисуя троянские стены),

        «Вот река Симоент, вот и палатка моя;

135 Вот и луг (нарисован и луг), обагренный Долоном

        В ночь, когда пожелал он гемонийских коней;

        Ну, а там стояли шатры ситонийского Реса,

        Там я пробрался в ночи, пленных коней уводя».

        Так он чертил и чертил, как вдруг волна, разливаясь,

140 Вмиг стирала с песка Трою, шатры и царя.

        И говорила богиня: «Ты видишь, как смыла пучина

        Столько великих имен, — ей ли доверишь ты плот?»

        Не возлагай же надежд на красу ненадежного тела —

        Как бы ты ни был красив, что-то имей за душой.

145 Лучше всего привлекает сердца обходительность в людях, —

        Грубость, наоборот, сеет вражду и войну.

        Ястреба мы ненавидим за клюв его дерзкий и коготь,

        И ненавидим волков, хищников робких овец;

        Но безопасно от нас кротких ласточек быстрое племя

150 И хаонийский летун, башен высоких жилец.[217]

        Прочь, злоязычная брань, исчезни, вредная ссора!

        Сладкие только слова милую нежат любовь.

        Жен мужья и жены мужей пусть ссорами гонят,

        Словно меж ними в суде длится неконченый спор.

155 Это — супружества часть, в законном приданое браке,

        А меж любовников речь ласкова будь и мила.

        Вам не закон приказал сойтись к единому ложу —

        Силу закона иметь будет над вами Любовь.

        Пусть, к приятным словам склоняясь польщенной душою,

160 Будет подруга всегда рада увидеть тебя!

        Тех, кто богат, я любви не учу — на что им наука?

        Ежели есть, что дарить, — им мой урок ни к чему.

        Тот без науки умен, кто может на всякую просьбу

        «Вот тебе, молвить, и вот!» — с ним мне тягаться невмочь.

165 Бедным был я, любя, для бедных стал я поэтом;

        Нечего было дарить — праздное слово дарил.

        Бедный робок в любви, боится недоброго слова,

        Бедный такое снесет, что не стерпеть богачу.

        Помню, однажды, вспылив, повредил я прическу подруги —

170 Скольких мне дней любви стоила эта гроза!

        Я ей рубашку не рвал, а она уверяет, что рвал я, —

        Мне же пришлось на свои новую ей покупать.

        Умные ученики! Не следуйте нашим ошибкам!

        Пусть мой убыточный грех служит уроком для вас.

175 Схватки — на долю парфян, а учтивым подругам несите

        Ласки, шутку и мир — все, что питает любовь.

        Если подруга в ответ на любовь неприветлива будет —

        Будь терпелив и крепись: жди, и смягчится она.

        Ветку нагни, и нагнется она, если гнуть терпеливо;

180 Если же с силой нажать, то переломится сук.

        Будь терпелив, по теченью плыви через всякую реку,

        Ибо пустой это труд — против течения плыть;

        Будь терпелив, и ты усмиришь и тигрицу и львицу,

        И неповадливый бык шею нагнет под ярмо.

185 Кто неприступнее был Аталанты, охотницы горной?

        Но и ее получил сильный заслугою муж.

        Часто Миланион под сенью дубравных деревьев

        Плакал о доле своей, о непокорной любви;

        Часто по слову ее таскал он охотничьи сети,

190 Хаживал на кабанов с пикою наперевес.

        Раны знавал он тугой тетивы Гилеева лука —

        Но уязвляла его глубже иная стрела.[218]

        Я не гоню тебя следом за ним по рощам Менала,

        Можешь сетей не таскать, можешь не трогать копья.

195 Можешь не подставлять свою грудь стремительным стрелам —

        Проще и легче завет скромной науки моей!

        Я говорю: будь уступчив! Уступки приносят победу.

        Все, что придет ей на ум, выполни, словно актер!

        Скажет «нет» — скажешь «нет»; скажет «да» — скажешь «да»: повинуйся!

200 Будет хвалить — похвали; будет бранить — побрани;

        Будет смеяться — засмейся и ты; прослезится — расплачься;

        Пусть она будет указ всем выраженьям лица!

        Если захочет играть, бросая квадратные кости, —

        Хуже старайся играть, больше старайся платить.

205 Ежели в длинные кости игра[219] — то же самое делай:

        Чаще выбрасывай «псов», ей уступая игру.

        Если, в «разбойники» сев, ты двинешь по линии шашку.[220] —

        Пусть поскорей твой боец сгинет в стеклянном бою.

        Сам держи над своей госпожой развернутый зонтик,

210 Сам расчищай для нее путь в многолюдной толпе.

        Если в точеных носилках она — придвинь ей скамейку,

        И не стыдись у нее ножку обуть и разуть;

        Ежели холодно ей — позабудь, что и сам ты иззябнул,

        И на холодной груди ручку замерзшую грей.

215 Нет позора и в том (отрада ведь пуще позора!),

        Чтобы своею рукой зеркальце ей подносить.

        Тот, кому мачеха дать по плечу не могла супостата,[221]

        Тот, кто небо носил, тот, кто на небо взошел,

        Меж ионийских девиц сидел над рабочей корзинкой

220 И, говорят, не стыдясь прял ионийскую шерсть.

        Если тиринфский герой покорялся приказу царицы —

        Ты ль не возьмешься снести то, что сносил Геркулес?

        Коли прикажет тебе госпожа явиться на площадь —

        Раньше срока предстань, самым последним уйди.

225 Если велит бежать по делам — беги, не замедли,

        Чтоб никакая толпа не задержала тебя.

        Ночью ли с пира домой собираясь, раба себе кликнет, —

        Будь ей вместо раба, первым являйся на зов.

        Шлет ли, уехав, письмо «Приезжай!» — поезжай и не мешкай;

230 Не на чем ехать — беги: лени Амур не простит.

        И да не будут помехой тебе ни снега на дорогах,

        Ни в нестерпимые дни дышащий жаждою Пес.

        Воинской службе подобна любовь. Отойдите, ленивцы![222]

        Тем, кто робок и вял, эти знамена невмочь.

235 Бурная ночь, дорожная даль, жестокая мука,

        Тяготы все, все труды собраны в стане любви.

        Будешь брести под дождем, из небесной струящимся тучи.

        Будешь, иззябший, дремать, лежа на голой земле.

        Если рожденный на Делосе бог, Адметово стадо

240 Пасший, ютился порой под шалашом пастуха, —

        Ты ли не примешь того, что сам не отверг дальновержец?

        Хочешь остаться любим — всякую спесь позабудь.

        Если не будет тебе дороги открытой и ровной,

        Если перед тобой дверь заперта на засов —

245 Не устрашись ничего и спускайся во двор прямо с крыши

        Или в высоком окне выищи надобный лаз.

        Женщина рада бывать причиною смертного риска:

        Это им верный залог самой горячей любви.

        Ты опасался, Леандр, потерять любимую Геро

250 И, чтоб себя показать, переплывал Геллеспонт.

        Нет худого и в том, чтобы льстить рабам и рабыням:

        Каждого, кто повидней, надобно ближе привлечь.

        Но именам их зови, обращаясь (чего тебе стоит?),