Эллинские поэты - Коллектив авторов Страница 5

III

Наряду с ямбографией важным видом лирики была элегия, пение которой сопровождалось игрой на авле (гобое). Она слагалась из двустишия, в которых гексаметр (шестимерник) чередовался с пентаметром (пятимерником), образуя такую строфу:

— СС-СС-СС-СС-СС-С

— СС-СС-//-СС-СС—

На Саламин поспешим, сразимся за остров желанный, Чтобы скорее с себя // тяжкий позор этот смыть! (Солон).

Несмотря на общую форму, элегические стихотворения имели самое различное содержание. У поэтов VII века Каллина, Тиртея и Солона оно является глубоко общественным. Первый из этих элегиков, живший в Эфесе, призывал своих малоазийских соплеменников к мужественной борьбе против завоевателей-киммерийцев.

Вслед за ним Тиртей увещевал соотечественников проявлять перед лицом врагов мужество и храбрость, не позорить себя бегством с поля боя. Элегии этого поэта исполнены истинного пафоса верности отчизне и доблестного боевого духа. Если предание о том, что элегии Тиртея воодушевили спартанцев и принесли им победу в войне против мессенцев, и является легендой, то оно, во всяком случае, характеризует высокую роль вдохновенной патриотической песни.

С такой патриотической элегией обратился к своим согражданам и афинянин Солон, побуждая их вернуть себе отнятый мегарцами Саламин. Из ста ее стихов до нас дошли лишь восемь. Интересно, что государственный деятель здесь прямо предпочитает ораторскому слову слово поэтическое:

Стройно сплетенную песнь вместо речей приношу, —

говорит он своим согражданам. Поэт взывает к чувству афинян, ущемленному утратой этого острова.

Если стихотворения Солона, созданные им для убеждения сограждан, по своему содержанию и стилю рационалистичны, то элегии Мимнерма («К Панно») более эмоциональны, непосредственно «лиричны». Это не советы и рассуждения, а душевные излияния и раздумья. Они проникнуты грустным чувством и сознанием, что молодость убывает невозвратно, что вместе с нею уходят радости и начинают довлеть заботы и горести, которые несет с собою надвигающаяся старость. Не случайно Мимнерму созвучно гомеровское сравнение кратковечных людей с увядающими и опадающими листьями («Илиада», VI, 146-148). Именно его стихотворения стали образцами для печально чувствительной элегии позднейшего времени.

С другой стороны, в лирике Мимнерма утверждается, что нельзя упускать моментов наслаждения, ибо только в них и заключается ценность бытия:

Без золотой Афродиты какая нам жизнь или радость? —

читаем мы в сентенциозном запеве одной из его элегий, вызвавшей множество вариаций в дальнейшей поэзии.

Мимнерм явился также и автором элегий, воспевавших мужество участников войны против лидийских завоевателей, но от них сохранилось немногое. Этой войне была посвящена и не дошедшая до нас его историческая поэма «Смирнеида».

В большем объеме сохранилось поэтическое наследие элегика VI в. Феогнида Мегарского, составляющее около 1400 стихов нравоучительного и сентенциозного характера. В социальном, этическом и философском содержании элегий Феогнида отражено мировоззрение и жизнеотношение поэта аристократии, утратившей свое положение в результате демократической революции. Феогнид остро переживал этот переворот, считая его большой общественной несправедливостью. Исходя из такого реакционного взгляда, поэт преподает своему молодому другу Кирну советы, которые должны составить кодекс его поведения в новой, революционной обстановке. Элегии Феогнида — интереснейший исторический памятник этой обстановки, когда тот,

Кто одевал себе тело изношенным мехом козлиным И за стеной городской пасся, как дикий олень, — Сделался знатным отныне. А люди, что знатными были, Низкими стали… (55-58).

В таких условиях, поучает поэт-аристократ, нельзя доверяться людям из низов, посвящать в свои замыслы можно только благородных, но и то немногих (69-76). Честность — большая редкость (83-86). Везде царит бесстыдство и наглость, поэтому нужна при распознавании людей большая осторожность (117-118). Видимость бывает обманчивой (128).

Сокрушаясь о том, что утрачивает чистоту своей крови и ухудшается аристократическая порода, Феогнид видит причину этого «зла» в охватившем всех духе расчета:

…Замуж ничуть не колеблется лучший Низкую женщину брать, — только б с деньгами была! Женщина также охотно выходит за низкого мужа, — Был бы богат! Для нее это важнее всего. Деньги в почете всеобщем. Богатство смешало породы… (185-189).

Самого поэта богатство не прельщает, он только не хотел бы страдать от нищеты, которая более ужасна, чем старость и смерть (173-182).

Горечь одинокого осколка исторически обреченной общественной группы слышится в жалобах Феогнида на друзей, которые, чураясь изгнанного, не оказывают ему поддержки. Это больней, чем само изгнание (209-210).

Феогнид не верит в людей, в возможность изменить их природу, перевоспитать дурных. Способа исправить нравственное зло пока еще никто на свете не изобрел (430-438). Люди вообще жалки и ничтожны, жизнь опрокидывает их надежды, они ничего предусмотреть не могут (140-142). Счастливого человека на свете нет (167-168).

При таком чувстве социальной безнадежности и таком беспросветном взгляде на жизнь привязанность к ней, естественно, теряет всякий смысл. Лучше было бы и вовсе не родиться, но раз уж человек появился на свет, то он должен возможно скорее лечь в могилу (425-428). Такова безрадостная философия этого античного предка пессимистических поэтов, певцов социальной реакции и упадка.

IV

Элегия, вначале связанная с музыкой, рано утратила эту связь и превратилась в чисто литературный жанр. Значительно большую роль музыка сохранила в другой области поэзии — мелике. Мелика — развившаяся из фольклорной песни вокальная лирика. Пение мелических стихотворений сопровоядалось игрой на струнном инструменте (лире, кифаре), а также ритмическими движениями. В зависимости от содержания, назначения и количества исполнителей мелика была хоровой или монодической, сольной. Последняя особенно расцвела на острове Лесбосе, с которым связано имя певца Терпандра, усовершенствовавшего лиру, и творчество двух прославленных поэтов, Алкея и Сафо (VII-VI вв.).

В главном городе острова, Митиленах, где жил Алкей, шла ожесточенная борьба между разнослойным демосом и старой землевладельческой знатью. Из новых торгово-колонизационных групп населения здесь выдвигаются один за другим правители-тираны Меланхр, Мирсил, затем Питтак, ранее принадлежавший к одному кругу с Алкеем и его братьями, сторонниками аристократии, позиции которой поэт защищал своими стихами и делами.

В одной из своих «песен восстания» Алкей изображает свой дом как склад боевого оружия — должно быть, для членов аристократического товарищества — гетерии.

Медью воинской весь блестит, Весь оружием убран дом — Арею в честь. Тут шеломы, как жар, горят. И колышутся белые На них хвосты. Там медяные поножи На гвоздях поразвешены; Кольчуги там. Вот и панцири из холста; Вот и полые, круглые Лежат щиты. Есть булаты халкидские, Есть и пояс, и перевязь: Готово все. Ничего не забыто здесь; Не забудем и мы, друзья, За что взялись. (Перевод Вячеслава Иванова.)