Тесей - Сергей Быльцов Страница 5

Итак, аргосский царь Акрисий не желал сидеть, сложа руки и ждать, когда у дочери Данаи родится сын и убьет его. Он спрятал свою дочь от людей, надеясь, таким образом, если не обмануть Могучую Судьбу, то как можно сильней отсрочить предсказанную насильственную смерть от руки внука.

11. Золотой дождь, согревший лоно Данаи

Зевс, узнавший от некогда не дремлющей Мойры Лахесис, о своей приятной обязанности, попросил бога солнца Гелиоса разузнать все о Данае, которой он должен был подарить ребенка, но солнечный титан его разочаровал. Оказалось, что дева спрятана под землей, куда не проникают лучи солнца. Царь богов был сильно озадачен замысловатыми играми Могучей Судьбы потому, что ему предстояло не понятно, как проникнуть в подземную комнату с медными стенами и возлюбить там девушку. Впервые Громовержец, собираясь взойти на девичье брачное ложе, не знал стоит ли ему радоваться, а вдруг она совсем не красива, ведь молва ошибается часто?

Как всегда, в подобных случаях, Зевса выручил его глашатай, вестник и помощник по всяким тайным делам сын от плеяды Майи неутомимый Гермес, гораздый на выдумки всякие. Пронырливый Зевсов вестник узнал, что Даная очень красива и, успокоив этим отца, посоветовал ему просочится к Данае в облике дождя, чтобы не разрушать стенок ее крепко запертого жилища. Превратиться в дождь даже самому великому из богов было значительно труднее, чем в животное, например, в быка, но, Зевс сумел стать не просто дождем водяным, а настоящим золотым ливнем.

Говорят, став золотым дождем, Зевс через мельчайшие щели на стыках медных листов в потолке проник в терем могильный и, увидев возлежащую на кровати обнаженную Данаю, ликом и телом бессмертной богине подобную. Он влюбился в нее так, что не удержался и, как был золотым дождем, так и согрел ей девственное лоно своей животворной влагой.

Гораций в одной из Од поет, что башни медной замок, двери дубовые, караульных собак лай, угрожающий для Данаи, могли б верным оплотом быть от ночных обольстителей. Но над стражем ее, робким Акрисием, сам Юпитер-отец вместе с Венерою подшутил: путь найден верный, едва лишь бог превратил себя в золото.

Лишь, согрев животворной влагой лоно Данаи, Зевс принял облик статного юноши с приятным, как у девушки лицом, и такой же тонкой талией. Он с интересом рассмотрел лежавшую перед ним деву. Вся ее красота, не была скрыта ненужной одеждой, Даная предстала перед ним совершенно нагой, и только лишь одну из грудей и лоно стыдливо ее прикрыли ладошки, когда она увидела возникшего неизвестно откуда перед ней юношу, очень красивого с виду. Зевсу показалось, что слегка улыбающийся полуоткрытый рот девы и томный взгляд ее карих глаз говорили, что она грудь прикрыла и лоно не из стыдливости, а, наоборот, чтобы приковать его внимание к самым сокровенным частям своего прекрасного тела. Тугую полнота раздвоенных девичьих грудей, округлую упругость начавших приобретать женственность бедер и совершенные полушария ее зада, он увидел, обойдя вокруг ложе, когда Даная перевернулась со спины на бок, как бы давая возможность всю себя рассмотреть. Все это возбудило в Зевсе неистовое желание, и он пылко овладел девой, уже как мужчина.

Желая выполнить предназначение свыше как можно лучше, Зевс наслаждался любовью беспрерывно, целую ночь, проведя неразлучно на ложе с Данаей. Он то ласкал ее страстно, то мощно колебал девичье ложе, хотя кормилица, находившаяся рядом, много раз просила неутомимого юношу дать ее питомице хоть немного передохнуть и не сломать кровать односпальную. Этим Олимпиец придал особую силу и храбрость своему будущему ребенку. Лишь перешедшие в действие настойчивые просьбы кормилицы оставить хоть ненадолго в покое Данаю, лишившуюся девства, заставили бога остановиться, когда она своими старческими руками стала хватать его за разные места и тащить его с тела Данаи.

— Знай же, Даная, Кронид был твоим мужем! Не с простым небожителем, ты с самим Олимпийцем спозналась! Так выше главою юница! Страсти большей, чем страсть моя не найдешь ни средь богов, ни среди смертных!

Данаю охватил сон глубочайший, но Зевсу было все равно слышит она его речь или нет, он просто привык перед расставанием говорить девам подобные слова, а привычка — вторая натура, даже для бессмертных богов. Отец всех бессмертных и смертных, гордый исполненным долгом, опять превратился в золотые капли, которые на глазах кормилицы медленно воспарили к потолку их подземной комнаты и исчезли в щелях между толстыми медными листами. Оказавшись на поверхности земли, Громовержец, оставаясь никому не видимым, принял свой божественный облик и мощно взмыл в высокое небо, светящееся вечно сиянием ясным, где у него был нетленный чертог, возведенный с несравненным искусством его милым сыном Гефестом.

В «Палатинской анталогии» говорится, что Зевс Данаю за злато купил, конечно, это не более, чем поэтическая выдумка, говорящая о щедрости Владыки Олимпа.

Лактанций же в «Божественных установлениях» говорит, что Юпитер не превращался в золотой дождь, а просто обесчестил Данаю, расплатившись золотыми монетами, поэты же придали этой грязной истории словесную красоту.

12. Акрисий узнает о внуке

Через девять круговратных месяцев у Данаи, по-прежнему жившей в подземной медной комнате, родился прекрасный сын, которого она назвала Персеем. Молодая мать вместе с преданной кормилицей тайно от хитроумного отца — рокоборца вскормила его.

В это время непреложная Мойра Лахетис решила, что длительное пребывание под землей может пагубно сказаться на здоровье будущего знаменитого героя Эллады, которому кроме истребления ужасной Медусы-Горгоны и морского чудовища, опустошавшего эфиопское царство Кефея, по ее простирающимся в даль замыслам предстояло еще стать предком Алкмены — матери другого великого сына Зевса Геракла.

Поэтому, когда Персею исполнилось три или четыре года, Акрисий вдруг захотел сам присутствовать при одной из еженедельных передач продуктов под землю для дочери и ее кормилицы. Лишь только ключница — рабыня открыла крышку узкого люка, чтобы на веревке спустить приготовленные припасы, как царь услышал детские крики и смех. Он сразу все понял, и сердце царя в первый миг бессильным наполнилось гневом, а в вечно озабоченный взор закралась большая тревога и он сказал сам себе:

— Не я его, а он — коварный Рок, меня обманул и