Диалоги об Атлантиде - Платон Страница 55

Лиз. Хороша похвала, Сократ, когда хвалят тебя люди, достойные вероятия, и за такое дело, как это. Знай же, что я радуюсь, слыша о заслуженном тобою мнении, и будь уверен в моем расположении к тебе. Тебе и прежде надлежало бы посещать нас и по праву считать своими домашними; а теперь, с этого дня возобновления старинного нашего знакомства, не иначе поступай, но будь с нами короток, сблизься и со мною, и с этими юношами, чтобы сохранить родовую нашу дружбу. Если так будешь делать, то мы станем еще чаще вспоминать о тебе. Что же скажете вы о том, с чего было начато? как думаете? годится ли детям или нет наука сражаться в полном вооружении?

Сокр. Попытаюсь, Лизимах, дать совет, какой могу, о предложенном предмете, и сделать всё, к чему меня приглашаешь. Но так как я моложе этих мужей и не столько опытен, как они, то мне, думаю, приличнее сперва послушать, что они скажут, и поучиться у них, а потом, если представится нечто отличное от их слов, предложить собственное мнение и сообщить его тебе и детям твоим. Итак, не угодно ли, Никиас, начать кому-нибудь из вас[299].

Ник. Ничто не мешает, Сократ. Изучать юношам эту науку, кажется, полезно во многих отношениях. Им хорошо свободное время проводить не в других занятиях, до которых они бывают охотники, а в этом: чрез такое занятие они непременно укрепят свое тело; потому что тут нужен труд не слабее и не менее всякого гимнастического упражнения. Притом это движение и верховая езда особенно приличны свободному человеку; потому что мы бываем атлетами только на том поприще, и только то поприще нам указывается, с военными орудиями коего ознакомились посредством прежних гимнастических упражнений. Сверх того, эта наука будет полезна и во время самой битвы, когда в шеренге понадобится сражаться со многими; а особенно должно ожидать от ней пользы, когда ряды расстроятся и уже нужно будет драться один на один, или преследуя защищающегося неприятеля, или защищая себя в бегстве от его преследования. Кому известно это знание, тот ничего не потерпит не только от одного, но, может быть, и от многих; напротив, с помощью его всегда будет брать верх. Наконец, оно может возбудить расположение и к другим похвальным знаниям; ибо кто умеет сражаться в полном вооружении, тот захочет знать и прочее, относящееся к строю; а переняв это и гордясь своим искусством, успеет и во всём, что входит в должность военачальника. Теперь ясно, что дети, обладающие этою наукою, изучат и усвоят себе все прочие, всё похвальное и достойное человека пытливого, всё, к чему ведет означенная наука. Прибавим к этому еще одно не маловажное обстоятельство, что такое знание каждому во время войны вдохнет более смелости и мужества, чем сколько кто имел прежде. Да и тем нельзя пренебрегать, – хотя иному это кажется и безделицею, – что она сообщает человеку хорошую выправку, где надобно показаться молодцом, а неприятелям тою же самою выправкою внушает страх. Итак, по моему мнению, Лизимах, юноши должны учиться этому, и причины уже известны. Теперь я с удовольствием послушал бы Лахеса, если он имеет сказать нечто кроме этого.

Лах. Трудно найти искусство, Никиас, которому не следовало бы учиться; потому что хорошо знать всё. Надобно конечно знать и то, как сражаться в полном вооружении, если только это, по словам учителей и Никиаса, есть действительно наука: а когда не наука, когда выдающие себя за её преподавателей обманывают нас, или когда это и наука, но не стоящая внимания, то к чему изучать ее? Я говорю так, основываясь на следующем. Если бы уменье сражаться в полном вооружении походило на науку; то оно, мне кажется, не скрылось бы от Лакедемонян, которые во всю свою жизнь заботятся единственно об отыскании и приобретении того, чем воспользовавшись, могли бы побеждать других на войне. Но как скоро Лакедемоняне не знают этой науки, то преподавателям ее должно бы знать, что они, гораздо более прочих Эллинов, любят подобные занятия, и, что оцененный ими в этом отношении, как и трагик, оцененный нами, собрал бы много денег и у других Греков. Поэтому кто почитает себя хорошим писателем трагедий, тот не странствует за пределами Аттики, чтобы показать свое искусство в других городах, но тотчас идет сюда и здесь дает свои представления: так и должно быть[300]. Напротив, для людей, сражающихся в полном вооружении, Лакедемон, как видно, есть недоступное святилище, куда они не смеют занесть и ногу, а только ходят вокруг его границ, показывая свою науку каждому и даже тем, которые сами сознаются, что между ими многие, в знании военного дела, превосходнее этих учителей. При том мне случалось, Лизимах, быть с некоторыми из таких людей на самом деле, – и вижу, что они значат. Да можно судить и по тому, что из всех искусников сражаться в полном вооружении, будто нарочно, ни один не прославился на войне; между тем как по прочим наукам, которые входили в круг их занятий, иные сделались известными. Эти-то искусники, кажется, более других и терпят неудачи. Вот хоть бы тот Стезилай, которого вы со мною видели в толпе и который так хвастался и столько дивного, как слышали, говорил о себе. Раз я с большим удовольствием смотрел на него, когда он, правда нехотя, но точно показал истинное искусство. Случилось, что корабль, на котором он плыл, столкнулся с одним ластовым судном. В то время Стезилай с тем судном делал вид сражения серповидным копьем, – оружие конечно отличное, как и сам владетель его. Впрочем, о других качествах этого человека говорить не стоит; а что вышло из его затеи приделать к копью серп, расскажу вам. Когда он таким образом сражался, копье его как-то запуталось в снастях ластового корабля и зацепилось за них. Он потянул свое оружие, с намерением высвободить его, но не мог. Между тем тот корабль начинал двигаться мимо другого. Стезилай, пока мог, следовал за ним, не выпуская из рук копья. Но когда судно уже совсем проходило и тянуло его, державшегося за копье, – он начал, рука чрез руку, перехватывать древко своего оружия до самого конца. На ластовом корабле, смотря на положение Стезилая, подняли смех и рукоплескания; а когда кто-то