Публий Назон - Элегии и малые поэмы Страница 72

185 Здесь на соломенной он по ночам забывался подстилке,

        С этого ложа сумев богом взойти в небеса.

        Римляне были тогда далеко уже по свету славны,

        Но не звался среди них свекром иль мужем никто.

        Бедных супругов себе не брали соседки-богачки,

190 И забывали, что в них тоже течет моя кровь.

        Стыдно казалось и то, что живут они с овцами в стойлах

        И что немного у них пахотной было земли.

        С равными сходятся все: и птицы, и дикие звери,

        Даже змея, чтоб родить, ищет другую змею;

195 И с иноземцами в брак вступать возможно, но чтобы

        С римлянином заключить брак, не нашлось ни одной.

        Я огорчался: «Я дал родительский нрав тебе, Ромул:

        То, чего просишь, сказал, даст тебе собственный меч».

        Праздника Конса канун. Что мучилось, Конс тебе скажет

200 В день, когда и ему будешь ты песни слагать.[389]

        Куры и с ними все те, кто был оскорблен, возмутились:

        В первый раз на зятьев свекры с оружьем пошли.

        Много похищенных жен матерями уже называлось:

        Слишком уж долго война между соседями шла.

205 Сходятся жены во храм, меж собой сговорившись, Юноны,

        И невестка моя[390] смело им всем говорит:

        «Все одинаково мы захвачены (нечего спорить),

        Но не должны забывать должного нашей семье.

        Биться готовы войска: здесь муж, там отец при оружье,

210 Сами должны мы решить, кто нам дороже из них.

        Надо ли вдовами стать, иль сиротами нам оставаться;

        Если хотите, подам смелый и честный совет».

        Подан был этот совет: они по плечам распустили

        Волосы и, облачась в скорбное платье, стоят.

215 Были готовы войска и на смерть идти, и сражаться,

        Ждали, чтоб голосом труб подан был битвенный знак, —

        Вдруг меж отцов и мужей плененные бросились жены.

        На руки взявши детей — брака бесценный залог.

        До середины они добежав рокового им поля,

220 Пали, колени склонив, кудри раскинувши в прах,

        И, точно бы по чутью, все внуки с ласковым криком

        Кинулись к дедам своим ручками их обнимать:

        «Дедушка», — дети кричат, впервые дедов увидя;

        Кто и кричать не умел, тех заставляли кричать.

225 Ярость пропала, и вот, мечи свои побросавши,

        Руки зятьям подают свекры, а свекрам зятья.

        Дочек ласкают отцы, а деды на щит поднимают

        Внуков и этим щиту лучшую ношу дают.

        Вот почему этот день, день праздника в эти календы,

230 Столь знаменателен стал для эбалийских матрон,

        Иль потому, что они, не пугаясь мечей обнаженных,

        Силою собственных слез смело пресекли войну,

        Или что Илию я счастливою матерью сделал,

        Жены блюдут этот день и почитают его.

235 В эту же пору зима наконец умеряет свой холод

        И пропадают снега, тая от солнца лучей,

        А на деревьях вновь разрастается свежая зелень,

        И набухают опять почки на нежных ветвях,

        Скрытые долго во тьме, поднимаются травы на воздух,

240 Тайный путь находя в почве просторных полей,

        Вновь плодородна земля, и скот зарождается новый,

        Птицы в сучьях дерев гнезда свивают себе.

        Жены латинские чтут плодотворное время законно:

        Это пора их борьбы да и мольбы за приплод.

245 Сверх того: там, где держал римский царь неусыпную стражу,

        На Эсквилинском холме, как он зовется теперь,

        Снохами был возведен латинскими храм в честь Юноны,

        А заложили его в этот же, помнится, день.

        Что мне тебя утомлять, исчисляя другие причины?

250 То, что желал ты узнать, ясно ты видишь уже.

        Любит ведь жен моя мать, любят мать мою римские жены:

        Вот почему эту честь мне вместе с ней воздают».

        Чтите богиню цветами! Цветы желанны богине!

        Нежным цветочным венком все обвивайте чело.

255 Так говорите: «Ты нам, Луцина, свет жизни открыла»,[391]

        Так умоляйте: «Ты нам муки родов облегчи».

        А коль беременна ты, умоляй, волоса распустивши:

        «Дай мне без боли родить плод мой, что я понесла».

        Кто мне расскажет теперь, почему, Мамурия славя,

260 Марса божественный щит Салии с пеньем несут?[392]

        Нимфа, хранящая пруд и рощу Дианы, поведай!

        Нимфа, Нумы жена, к действам твоим я пришел.

        В доле Ариции есть укрытое лесом тенистым

        Озеро, с древних времен бывшее местом святым.[393]

265 В нем сокрыт Ипполит, вожжами растерзанный коней,[394] —

        Ныне туда никаким доступа нет лошадям.

        Вдоль загородок висят, закрывая повсюду их, ленты,

        И благодарность богам доски гласят со стены.

        Факелы жены в венках за своих исполненье желаний

270 Часто приносят сюда, в городе их запалив.

        Беглые царствуют здесь, предшественников убивая,

        А победивший царя также бывает убит.

        Ключ, еле слышно журча, каменистым руслом убегает;

        Часто я пил из него, только по малым глоткам.

275 Воду струит Эгерия в нем, любезная Музам,

        Бывшая Нуме женой и руководством ему.

        Первым делом всегда готовых сражаться квиритов

        Надо законом смягчить было и страхом богов.

        Тут-то законы даны, чтоб сильнейший не мог своеволить

280 И соблюдал бы всегда дедов священный завет;

        Дикость проходит, сильней оружья становится право,

        Совестно биться теперь в междоусобной борьбе;

        Всякий, кто зол, увидя алтарь, себя укрощает,

        Полбу соленую в дар вместе с вином принося.

285 Вот Громовержец из туч багровым пламенем брызжет

        И после бурных дождей свод осушает небес;

        Чаще ни разу еще не падали молнии с неба:

        В ужасе царь, у толпы страхом объяты сердца.

        «Не опасайся, — царю говорит богиня, — ты молний:

290 Грозный Юпитер свой гнев может на милость сменить.

        Пиком и Фавном тебе будет передан чин искупленья,

        Оба они божества, верные Римской земле.

        Но непокорны они: заключи, уловив их, в оковы».

        И объясняет она, как их возможно смирить.

295 Под Авентином была дубовая темная роща;

        Только заглянешь в нее, скажешь ты: «Здесь божество!

        Там на лугу из-под мхом зеленым обросшего камня

        Тихо струился ручей вечно текущей воды.

        Не пил, пожалуй, никто из него, кроме Фавна и Пика.

300 Нума приходит, ручью в жертву приносит овцу

        И с благовонным вином он ставит полные кубки,

        Сам же со свитой своей скрыться в пещеру идет.

        К струям привычным туда божества лесные приходят

        И утоляют свою жажду обильным вином.

305 Одолевает их сон; из прохладной пещеры выходит

        Нума и сонные их путает руки узлом.

        Только проснулись они, как сейчас же пытаются узы

        Сбросить, но крепче еще бьющихся вяжут узлы.

        Нума тогда говорит: «Лесные боги, простите:

310 Знайте, что нет никаких замыслов злых у меня;

        Только откройте мне, как мне угрозы молний избегнуть?»

        Нуме ж в ответ говорит Фавн, потрясая рога:

        «Многого просишь, но мы открыть эти тайны не смеем;

        Мы божества, но у нас все ж ограничена власть.

315 Боги равнин мы, и власть наша лишь до вершины доходит

        Гор, а Юпитер своей молнией правит один.

        Самостоятельно ты не в силах свести его с неба,

        Но, может быть, и сведешь с помощью нашей его».

        Фавн так сказал; таково было также и мнение Пика:

320 «Путы, однако, сними с нас эти, — Пик говорит. —

        Будет Юпитер у нас, притянутый нашим искусством;

        В этом я клясться готов Стиксом угрюмым тебе!»

        Что они сделали тут и как без оков заклинали,

        И как Юпитер сведен с трона небесного был,