Публий Овидий Назон - Наука любви Страница 9

Путь питомцев своих к храму направь моему,

К храму, где письмена, по всему знаменитые миру,

500 Всем приходящим гласят: всяк да познает себя![70]

Только познавший себя умеет любить умудренно,

Только ему и дано вымерить труд по плечу.

Кто от природы красив, пускай красотой щеголяет,

В ком благородный загар — плечи умей показать,

505 Кто хорошо говорит, тот не будь молчаливым в собранье,

Петь ли умеешь — так пой, пить ли умеешь — так пей!

Только оратор пускай не вставляет речей в разговоры

И полоумный поэт не произносит стихов».

Так заповедует Феб — покорствуйте Фебовой воле!

510 Только правдивая речь льется из божеских уст.

Я же продолжу свой путь — чтобы ты, умудренный любовник,

Нашу науку познав, с верной добычей ушел.

Нам не всегда борозда возвращает посевы сторицей,

И не всегда кораблям веет попутный Зефир:

515 Радостей мало дано, а горестей много влюбленным —

Будь же готов претерпеть все, что тебе предстоит!

Сколько над Гиблою пчел[71], сколько зайцев на горном Афоне,

Сколько синих маслин древо Минервы[72] дарит,

Сколько на взморье песка, столько муки в любовной заботе —

520 Желчью напоены жала, язвящие нас.

Вот тебе говорят: «Ее нет»,— а ты ее видел.

Что же, не верь глазам и восвояси ступай.

Вот, обещав тебе ночь, заперла она дверь перед носом —

Так у порога в грязи целую ночь и лежи.

525 Лгунья рабыня и та, оглядев тебя взглядом надменным,

Спросит: «Кто там залег, дом наш в осаде держа?»

Что ж, к косякам и к красавице злой обращай свои просьбы

И, расплетя свой венок, розы рассыпь на порог.

Скажет: «Приди»,— ты придешь, а скажет: «Уйди»,— уберешься.

530 Ты ведь не грубый мужик, чтоб докучать ни за что!

Разве приятно тебе услыхать: «Какой ты несносный!»?

Нет, уж лучше терпеть: жди и дождись своего.

А до поры не считай за позор ни брань, ни побои,

И, перед милой склонясь, нежные ножки целуй.

535 Хватит с меня мелочей! Великого сердце взыскует.

Высшую песнь завожу: люди, внимайте певцу!

Пусть непомерен мой труд — в непомерном рождается подвиг!

Только великих трудов хочет наука моя.

Видишь соперника — будь терпелив: и победа твоею

540 Станет, и ты, победив, справишь победный триумф.

Это не смертный тебе говорит, а додонское древо[73]:

Верь, из уроков моих это главнейший урок.

Милой приятен соперник? Терпи. Он ей пишет? Пусть пишет.

Пусть, куда хочет, идет; пусть, когда хочет, придет.

545 Так и законный супруг угождает законной супруге,

И помогает ему, нежно присутствуя, сон.

Сам я, увы, признаюсь, в искусстве таком неискусен,

Сам в науке моей тут я плохой ученик.

Как? У меня на глазах соперник кивает подруге,

550 Я же терпи и не смей выразить праведный гнев?

Поцеловал ее друг, а я от этого в ярость,—

Ах, какой я подчас варвар бываю в любви!

Дорого, дорого мне обходилось мое неуменье —

Право, умней самому друга к подруге ввести!

555 Ну, а лучше всего не знать ничего и не ведать,

Чтоб не пришлось ей скрывать вымыслом краску стыда.

Нет, не спешите подруг выводить на чистую воду:

Пусть грешат и, греша, верят, что скрыты грехи.

Крепнет любовь у изловленных: те, что застигнуты вместе,

560 Рады и дальше делить общую участь свою.

Всем на Олимпе знаком рассказ о том, как когда-то

Марс и Венера вдвоем пали в Вулканову сеть.

Марс-отец, обуянный к Венере безумной любовью,

Из рокового бойца нежным любовником стал.

565 И не отвергла его, не была жестокой и грубой

К богу, ведущему в бой, та, что нежней всех богинь.

Ах, как часто она, говорят, потешалась над мужем,

Над загрубелой рукой и над хромою стопой!

Сколько раз перед Марсом она представляла Вулкана!

570 Это ей было к лицу: прелесть мила в красоте.

Но поначалу они умели скрывать свои ласки

И в осторожном стыде прятали сладость вины.

Солнце о них донесло — возможно ли скрыться от Солнца?

Стала измена жены ведома богу огня.

575 Солнце, Солнце! зачем подавать дурные примеры?

Есть и молчанью цена — рада Венера платить.

Мульцибер[74] тайную сеть, никакому не зримую оку,

Петля за петлей сплетя, вскинул на ложе богов.

К Лемносу вымышлен путь[75]; любовники мчатся к объятью

580 И в захлестнувшем силке оба, нагие, лежат.

Муж скликает богов; позорищем пленные стали;

Трудно богине любви слезы в глазах удержать.

Ни заслонить им глаза от стыда, ни скромную руку

Не поднести на беду к самым нескромным местам.

585 Кто-то, смеясь, говорит: «Любезный Марс-воеватель,

Если в цепях тяжело, то поменяйся со мной!»

Еле-еле Вулкан разомкнул их по просьбе Нептуна;

Мчится Венера на Кипр; мчится во Фракию Марс.

С этих-то пор что творилось в тиши, то творится открыто:

590 Ты, Вулкан, виноват в том, что не стало стыда!

Ты ведь и сам уж не раз признавался в своем неразумье,

Горько жалея, что так был и умен и хитер.

Помните этот запрет! Запретила влюбленным Диона

Против других расставлять сети, знакомые ей!

595 Не замышляйте ж и вы на соперника хитростей тайных

И не вскрывайте письмен, писанных скрытной рукой.

Пусть вступившие в брак, освященный огнем и водою[76],

Пусть их ловят мужья, ежели сами хотят!

Я же повторно клянусь, что пишу лишь о том, что законно,

600 И что замужней жене шутка моя не указ.

Кто невегласам раскрыть посмеет святыни Цереры

Или таимый обряд самофракийских жрецов?[77]

Невелика заслуга молчать о том, что запретно,

Но велика вина этот нарушить запрет.

605 Ах, поделом, поделом нескромный терзается Тантал

Жаждой в текучей воде меж неприступных плодов!

Пуще всего Киферея велит хранить свои тайны:

Кто от природы болтлив, тот да не близится к ней!

Не в заповедных ларцах Кипридины таинства скрыты,

610 В буйном они не гремят звоне о полую медь[78],—

Нет, между нами они, где сошлись человек с человеком,

Но между нами они не для показа живут.

Даже Венера сама, совлекши последние ткани,

Стан наклоняет, спеша стыд свой ладонью затмить.

615 Только скотина скотину у всех на глазах покрывает,

Но и от этой игры дева отводит глаза.

Нашей украдке людской запертые пристали покои,

Наши срамные места скрыты под тканью одежд;

Нам соблазнителен мрак и сумрак отраден туманный —

620 Слишком ярок для нас солнцем сверкающий день.

Даже и в те времена, когда от дождя и от зноя

Крыши не знал человек, ел под дубами и спал,—

Даже тогда сопрягались тела не под солнечным небом:

В рощах и гротах искал тайны пещерный народ.

625 Только теперь мы в трубы трубим про ночные победы,

Дорого платим за то, чтоб заслужить похвальбу.

Всякий и всюду готов обсудить любую красотку,

Чтобы сказать под конец: «Я ведь и с ней ночевал!»

Чтоб на любую ты мог нескромным показывать пальцем,

630 Слух пустить о любой, срамом любую покрыть,

Всякий выдумать рад такое, что впору отречься:

Если поверить ему — всех перепробовал он!

Если рукой не достать — достанут нечистою речью,

Если не тронули тел — рады пятнать имена.

635 Вот и попробуй теперь, ненавистный влюбленным ревнивец,

Деву держать взаперти, на сто затворов замкнув!

Это тебя не спасет: растлевается самое имя,

И неудача сама рада удачей прослыть.

Нет, и в счастливой любви да будет язык ваш безмолвен,

640 Да почивает на вас тайны священный покров.

Больше всего берегись некрасивость заметить в подруге!

Если, заметив, смолчишь,— это тебе в похвалу.

Так Андромеду свою никогда ведь не звал темнокожей

Тот, у кого на стопах два трепетали крыла;

645 Так Андромаха иным полновата казалась не в меру —

Гектор меж всеми один стройной ее находил.

Что неприятно, к тому привыкай: в привычке — спасенье!

Лишь поначалу любовь чувствует всякий укол.

Свежую ветку привей на сук под зеленую кожу —

650 Стоит подуть ветерку, будет она на земле;

Но погоди — и окрепнет она, и выдержит ветер,

И без надлома снесет бремя заемных плодов.

Что ни день, то и меньше в красавице видно ущерба:

Где и казался изъян, глядь, а его уж и нет.

655 Для непривычных ноздрей отвратительны шкуры воловьи,