Сборник летописей. Том I - Рашид-ад-дин Страница 2

— вместе с обширной биографией Рашид-ад-дина и комментарием, сохраняющим значение и в наши дни[14], прошло более ста лет. Таким образом, столь важный источник за сто с лишком лет не был опубликован полностью, и за этот же срок не появилось ни полного археографического исследования[15], ни специальных монографий, посвященных «Джами‘ ат-таварих», кроме очень неудачного «Введения к истории монголов Рашид-ад-дина» Э. Блоше[16] и развернутой рецензии на эту же книгу покойного русского востоковеда акад. В.В. Бартольда[17]. В указанной рецензии — акад. В. В. Бартольд дал по существу уничтожающую критику книги Э. Блоше, указав на недостатки его филологической подготовки и вытекающие отсюда многочисленные, порою грубые ошибки. Недостатки работы Блоше усугублены тем, что как его публикация, так и его исследование «Введение... к истории монголов Рашид-ад-дина» основаны на несовершенной парижской рукописи «Джами‘ ат-таварих».

При очень большой ценности рецензии В.В. Бартольда, подвергшего книгу Блоше резкой и справедливой критике, эта рецензия в наши дни уже несколько устарела, как и биография Рашид-ад-дина, написанная Катрмером, поскольку ни Катрмеру, ни Бартольду не была известна переписка Рашид-ад-дина («Мукатабат-и Рашиди»), первые сведения о которой в печати появились в 1917 г. Таким образом, исследовательская литература, посвященная «Джами‘ ат-таварих», зарубежная и русская дореволюционная, более чем за столетний период оставалась довольно скудной и не давала полной оценки этого замечательного исторического источника. Мало того, даже опубликованные части «Джами‘ ат-таварих», не говоря уже о неопубликованных, были лишь в небольшой степени использованы исследователями.

Такое явление нельзя считать случайным. Только отчасти оно может быть объяснено трудностями филологического порядка. Для установления критического текста труда Рашид-ад-дина, в частности для установления правильного чтения собственных имен и терминов, для изучения его лексики, языка и стиля необходимо было, помимо знания персидского и, естественно, арабского языков, знакомство также с языками монгольскими и тюркскими. Наконец, для исследователя истории монгольских государств требовалось, помимо источников персидских, арабских, монгольских и китайских, привлечение также источников русских, армянских, грузинских, сирийских, византийских и западноевропейских. Короче говоря, исследователь, если не был полиглотом, — неизменно чувствовал ограниченность своих сил. В частности, еще В.В. Бартольдом была показана слабость филологической подготовки Блоше, внешне прикрытой громоздким научным аппаратом: в труде последнего «на страницах книги пестрят ученые цитаты; рядом с латинскими буквами встречаются русские, рядом с арабскими — китайские иероглифы и буквы монгольского алфавита»[18]. Но дело далеко не только в этом. Западноевропейским буржуазным историкам всегда было свойственно в большей или меньшей степени пренебрежительное отношение к «отсталому Востоку». Их точка зрения в основном сводилась к тому, «что народы Востока не имеют и никогда не имели истории в европейском смысле этого слова, и что поэтому методы изучения истории, выработанные европейскими историками, к истории Востока неприменимы»[19]. Поправкой к такому взгляду в западноевропейской буржуазной историографии было лишь признание высокого уровня культур древнего, эллинистического, и отчасти раннесредневекового (эпоха халифата) Ближнего Востока. Но в истории стран позднесредневекового и нового Востока классово ограниченная мысль историков империалистических стран попрежнему не хочет видеть ничего, кроме картины постепенного культурного упадка, причем социальный строй этих стран характеризуется будто бы присущими ему простотой и неподвижной архаичностью. Этим объясняется и пренебрежительное отношение к изучению истории позднесредневековой эпохи.

Потому-то Катрмер, писавший в 30-х годах XIX в., в период, когда буржуазная историография была еще на подъеме, и оставивший нам ценный, не утративший научного значения и теперь комментарий к изданной им части текста «Джами‘ ат-таварих», не нашел себе позже последователей среди историков Запада. Тем более их не нашлось в эпоху империализма и господства националистических, расистских и других реакционных идей, свойственных в той или иной степени большинству представителей буржуазной историографии этой эпохи. Упадок зарубежной востоковедной историографии в области интересующего нас круга вопросов проявился в труде новейшего немецкого ираниста Шпулера[20], который значительно ниже появившегося более 100 лет назад труда д’Оссона по истории монголов[21]; в этом и в других трудах Шпулера техника исследования источников не идет ни в какое сравнение с исследовательскими приемами Катрмера и сочетается с расистской фальсификацией истории изучаемой эпохи.

Характерным показателем регресса буржуазной историографии в эпоху империализма является то, что труд д’Оссона несравненно выше и научно добросовестнее более поздних трудов по истории монголов Ховорса[22] и Леона Каэна[23], проникнутых расизмом и столь ценимых пантюркистами, которые, всячески идеализируя государства тюркских и монгольских кочевников, в частности империю Чингиз-хана, и приписывая кочевникам мифическую «свежесть расы» и столь же мифические «высокие черты государственности», повторяют «аргументы» Каэна.

Русская дореволюционная востоковедная историография, несмотря на ее отдельные значительные достижения и в общем высокий уровень исследований, достигнутый трудами В.Р. Розена, В.В. Бартольда и других ученых, все же не могла преодолеть свойственных буржуазной исторической мысли ограниченности, формализма и методологической слабости. Советские востоковеды, вооруженные самой передовой научной методологией — марксистско-ленинской, в состоянии выполнить задачу не только критического установления полного текста, публикации и перевода «Джами‘ ат-таварих», но и изучения этого единственного в своем роде исторического источника в полном объеме.

Рашид-ад-дина как официального историка монгольских ильханов династии Хулагуидов трудно отделить от Рашид-ад-дина как государственного деятеля на службе у тех же ильханов, — такое разделение было бы искусственным, ибо и в «Джами‘ ат-таварих», и в переписке Рашид-ад-дина проводится та же политическая тенденция, которая пронизывает все реформы Газан-хана. Поэтому исторические взгляды автора «Джами‘ ат-таварих» могут быть в полной мере выяснены и установлены лишь в связи с господствовавшими политическими идеями времени.

Период XIII-XIV вв. в истории Ирана и сопредельных стран (Месопотамия, Азербайджан, Армения), входивших в состав государства Хулагуидов (1256-1353), до недавнего времени, несмотря на ряд содержательных работ акад. В.В. Бартольда и других дореволюционных авторов, все же оставался мало исследованным. Государство Хулагуидов было одной из тех «империй рабского и средневекового периодов», которые, согласно глубокому определению И.В. Сталина, «не имели своей экономической базы и представляли временные и непрочные военно-административные объединения»[24]; это были «случайные и мало связанные конгломераты групп, распадавшиеся и объединявшиеся в зависимости от успехов или поражений того или иного завоевателя»[25].

Существование феодализма (с патриархальным укладом) вплоть до начала XX в. в странах нынешнего советского Востока (Закавказья, Средней Азии), входивших некогда в состав монгольских государств, впервые в науке точно установлено И.В. Сталиным[26], и этот вывод И.В. Сталина имеет огромное, руководящее значение для научной разработки истории названных стран. Этот вывод в полной мере может быть распространен и на средневековый Иран. Работы советских историков-востоковедов внесли много нового в изучение социально-экономической