Заметки - Мицунари Ганзицу Страница 3

Возможно, всё дело в том, что образное мышление человека востока, тем более жившего в эпоху империи Тан, а это 700–900 годы нашей эры, розетку листьев этого растения, которая выглядит совершенно как обычный наш полевой клевер, только вместо трёх листочков полевого клевера у этого водного — четыре, то есть весь этот водный папоротник для европейского человека — сплошь счастливый четырёхлистный клевер, так вот, эти розетки листьев, плавающие по поверхности воды лунной ночью, отражают свет даже больше и ярче, чем поверхность воды.

Если вы когда-нибудь обратите внимание в ясную лунную ночь, стоя на берегу реки или у водоёма, листья водных растений, отражающие лунный свет, выглядят как белые светящиеся круги, очень похоже на яблоки, прямо как круглые яблоки, плавающие по поверхности воды. Другое объяснение трудно было бы даже придумать, и точно так же это может походить на водных черепах, выставляющих своей панцирь и выползающих из воды на какие-нибудь возвышенности, камни или коряги. Так что будьте внимательны, если вы находитесь в поездке и увидите в меню суп из «водной черепахи», вам может быть предложен вегетарианский суп из водного папоротника, в то время как вы ожидаете попробовать черепаховый суп.

С одной стороны, такое углубление в историю наименования простого водного растения, возможно, и не заслуженно с точки зрения высокого поэтического искусства, но в то же время необходимо понимать, что поэт писал то, о чём знал, и то, что он видел, описывал ту картину природы, которая представлялась его взору непосредственно или в воспоминаниях.

Поэтому заниматься излишним украшательством при переводе — наверное, это не всегда оправдано, потому что изначально восточная поэзия, тем более китайская поэзия, даже больше сказать, поэзия именно автора Ли Бая тяготеет к простоте изложения, к использованию самых обычных, на первый взгляд, достаточно простых, в какой-то мере обыденных, привычных слов и образов, но они создают особую эмоционально насыщенную атмосферу при прочтении.

Именно поэтому, когда мы читаем о том, что в Южном озере собирают водный папоротник «белые яблоки», перед нами предстаёт не идиллическая картина прекрасных белых цветов кувшинок, а обычной, достаточно привычной в этой местности картины сбора водного растения, для того чтобы использовать его в пищу, как бы мы сказали в христианском контексте, сбором хлеба насущного заняты все, кто находится в лодках.

И довольно драматично в какой-то мере даже противопоставляется этому красота лунной ночи, и луны отражение в воде, и белый, скорее всего, всё-таки белый лотос, потому как, если он пурпурный или алый, вряд ли он был бы так ярко виден, лотос и луна перекликаются друг с другом, создавая атмосферу возвышенной и таинственной ночи, и противопоставлением этому выступает сбор «белых яблок», а иначе — обычной водной травы, и печаль тех, кто находится в лодке, что, несмотря на такую красоту, а точнее, благодаря этой красоте они могут ощутить всю мимолётность или всю драматичность жизни и каких-то событий.

Ещё один момент интересен в прочтении, в некоторых переводах последняя часть строки, где говорится о том, что находящийся в лодке глубоко опечален, отдельные переводчики переводят уж слишком драматично, точнее, слишком драматизируют ситуацию: используя глагол в прямом его значении «убивать», но в целом словосочетание просто говорит о том, что человек или люди, находящиеся в лодках, глубоко опечалены, да, действительно, у нас в русском языке есть практически калька для этого словосочетания «быть убитым печалью», но в данном случае это был бы, что называется, «ложный друг переводчика».

Поэтому любознательный читатель, который потрудится прочитать ресурсы, предоставляемые на китайском языке, а сейчас машинный перевод достаточно эффективный и страницы в интернете переводятся без всяких сложностей, узнает, что общее настроение этого одного из самых знаменитых и известных стихотворений — есть красота даже в глубокой печали, и в некотором случае, хотя описывается осенняя картина, можно говорить о каком-то весеннем настроении. Тем более это интересно звучит в оригинале, так как словосочетание «зелёная вода» — это и собственно цвет, потому что в большинстве своём реки и озера Китая и Японии вода действительно зеленоватого цвета, и только Хуанхэ — жёлтого, потому что несёт много песка, а ещё и метафора «чистой воды», то есть зелёная — значит чистая.

Вот как звучит стих в разных переводах (все ссылки на источники оригиналов и переводов указаны в приложении к первой части эссе):

В струящейся воде

Осенняя луна.

… [1]

В чистой воде светла осенняя луна,

На южном озерке рву белые кувшинки.

… [2]

Воды прозрачны-чисты,

И месяц осенний сияет.

… [3]

Чиста струя, и день осенний ясен,

Срывает дева белые цветки.

… [4]

В зелёной воде блики осенней луны /

В Южном озере собирают «белые яблоки» //

Лотоса нежный цветок слово робеет сказать /

Глубоко опечалены те, кто в лодке сидят //

авторское прочтение

2. Белая роса

玉阶生白露

夜久侵罗袜

却下水晶帘

玲珑望秋月

Спросите любого любознательного читателя переводов древней китайской поэзии, знает ли он «Тоску у яшмовых ступеней» Ли Бая? Наверное, каждый ответит, что знает, практически наизусть. Что же можно сказать или добавить к многочисленным и очень подробным профессиональным разборам переводов этого стиха?

Опять же, без рекламы, но огромное удовольствие получаешь от прочтения публикаций переводчика-китаиста Ильи Сергеевича Смирнова. Действительно, знание материала у него потрясающее, углубление в тему сочетается с живостью изложения, как будто действительно становишься участником творческого поиска и размышлений. Сейчас вообще редко кто так умеет писать, на память приходит только музыковед Михаил Семёнович Казинник, учитывая, что многие стихи ещё и исполнялись под музыку, на мотив известных музыкальных композиций, сравнение более чем уместно.

Прошу прощения, но не могу отказать себе в удовольствии процитировать одно предложение из статьи Ильи Сергеевича Смирнова: «Итак, перед нами классическое пятисловное четверостишие (у янь цзюэцзюй) с цезурой после второго слова-знака (одной косой чертой отмечена слабая цезура, двумя — более сильная) и рифмой на концах чётных строк — а b c b (в современном произношении рифма утрачена)». [6]

Нелюбознательного читателя это предложение может напугать и заставить прекратить всё дальнейшее чтение, но не нас с вами. Потому что дальше автор открывает для нас дверь в удивительный мир чтения древнекитайского языка вообще и этого удивительного стиха в частности.