Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя) - Бувэй Люй Страница 43

Ведь наступательные и оборонительные войны едины по сути, они различаются лишь по форме. Если пытаться отрицать это с помощью искусных речей, невозможно прийти к твердым основаниям.

Когда человек не понимает, в чем суть суждения, он просто глуп. Когда же понимает, но обманывает себя — он лицемер. Глупец же и лицемер ни на что не годны, несмотря на все их красноречие. Такой отвергает то, что другие одобряют, одобряет, когда другие отвергают; наносит вред, хотя бы и стремился к благу, подвергает опасности то, чему желает покоя. Нет большей напасти для властителя мира и худшего несчастья для черноголовых, чем такого рода пустословие. Всякий, кто в помыслах устремляется к народному счастью, да не оставит самым пристальным вниманием эти суждения.

Средь деяний наступательной войны нет таких, которые не были бы направлены на наказание утративших дао и возмездие забывшим долг. Нет большего счастья и большего блага для черноголовых, нежели наказание утративших дао и возмездие забывшим долг. Препятствующий этому отстраняет владеющего дао и нападает на верного долгу. Это — предатель дела Тана и У и продолжатель преступлений Цзе и Чжоу[306]. Единственное, чем можно устрашить утративших дао и изменивших долгу, — это кары. Единственное, чем можно отличить владеющих дао и верных долгу, — это награды. Если оставить жить утративших дао и забывших долг, это будет им наградой. И если оставить владеющих дао и верных долгу в беде, это будет им карой. Награждать злых и карать добрых и при этом желать править народом — это невыполнимо. Посему нет ничего более повергающего мир в смуту и народ черноголовых в горесть, нежели такого рода теории.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

О прекращении бед / Цзинь сэ

Среди аргументов в защиту исключительно оборонительных войн нет такого, который не брал бы под защиту беспутство и не был бы на руку неверности. Нет большего зла, чем защита беспутства и попустительство неверности, для народа Поднебесной. Такого рода защитники и попустительствующие в лучшем случае действуют словом, но затем могут прибегнуть и к оружию.

Если желают убедить словом, стараются привлечь на свою сторону большинство. И вот дни и ночи напролет размышляют только об этом, утруждают сердце, напрягают мозг. Встав, бормочут об этом, ложась спать, видят это во сне. Иссушают губы и легкие, растрачивают душевные силы и ранят себе душу. Ищут подтверждения своим мыслям в деяниях трех властителей и пяти предков, выискивают подтверждения своим делам в замыслах пяти бо, знаменитых героев. Поутру собирают совет и расходятся поздней ночью, проводя время в попытках переубедить сторонников войны, не жалея доводов и слов, стараясь разъяснить свое дао врагу.

Но дао приходит конец, слова иссякают, а покорности не видно; посему остается лишь обратиться к оружию. Когда же обращаются к оружию, всегда торжествует природа борьбы, состоящая в том, что надо убивать. А это есть убийство невинных, вынужденных защищать утративших дао и забывших долг. Но сохранить жизнь утратившим дао и забывшим долг было бы продлением страданий Поднебесной и отсрочкой ее благоустроения. Хотя бы и были счастливые знамения, пророчащие победу, зло все же будет расти.

Закон древних царей состоял в том, чтобы награждать добрых и карать злых. Таково было дао древности, и изменить этого нельзя. Если, невзирая на то, справедливо или несправедливо дело, держаться исключительно оборонительных войн, то это будет величайшим нарушением справедливости и глубочайшим горем для народа Поднебесной. Посему нельзя осуждать или признавать наступательные войны как таковые, так же как нельзя признавать или осуждать как таковые войны оборонительные. Единственное, из чего следует исходить, — это справедливость или несправедливость войны. Если война ведется во имя справедливости, то она может быть как наступательной, так и оборонительной. Но если война ведется против справедливости, недопустимы ни наступательные, ни оборонительные войны. Сяский Цзе и иньский Чжоу в беспутстве своем зашли столь далеко оттого, что им сопутствовала удача, как сопутствовала удача и таким разбойникам, как уский Фучай или Чжи Бояо. И по-видимому, цзиньский Ли, чжэньский Лин и сунский Кан в своих злодеяниях зашли столь далеко также оттого, что им везло.

Но если допустить, что Цзе и Чжоу знали бы заранее, что царства их обречены на гибель, а сами они погибнут, не оставив потомства, то кто знает, были бы они столь изощренны в беспутстве? И знай уский царь Фучай или Чжи Бояо, что от их государств останутся пустынные холмы, а сами они будут казнены, кто знает, зашли бы они столь далеко в своих разбойничьих подвигах? И знай цзиньский Ли, что его убьют в доме Цзян Ли, а чжэньский Лин, что ему суждено пасть от руки Ся Чжэншу, и знай сунский Кан, что он умрет в Вэнь, как знать, стали бы они заходить столь далеко в своих злодействах?

Эти семеро правителей погрязли в беспутстве и неверии. Число казненных ими невинных людей не счесть и десятками тысяч. Мужчины в расцвете сил, старики и младенцы во чреве матерей — телами их были выстелены целые равнины, заполнены пропасти, распадки и горные ущелья; трупы их плыли по рекам, останками их были завалены рвы и каналы. Жизнь протекала под свист стрел и при блеске клинков. Затем приходили мороз, голод, болезни от нужды и голода; это продолжается и по сей день. Выбеленные кости и скелеты лежат без счета, и курганы высятся как горные хребты. Просвещенные властители и доброхотные мужи, глубоко размышляя над этим, сокрушаются сердцем и впадают в скорбь. Отчего же все это происходит? А происходит все это оттого, что владеющие дао отстранены, а утратившие дао свободно отдаются своим страстям. То же, что они свободно отдаются своим страстям, — удача для утративших дао. Когда же появляется еще и рассуждение об оборонительных войнах, то неразумным это еще большая удача, а умные все больше задумываются. Итак, большие смуты в Поднебесной происходят оттого, что, невзирая на справедливость дела, поспешно хватаются за теорию оборонительных войн.

ГЛАВА ПЯТАЯ

О милосердии / Хуай чун

Правитель говорит не из любви к рассуждениям, и ученый спорит не из любви к словам. Один говорит только то, что соответствует законам жизни; другой спорит только о том, что для него безусловно справедливо. И посему стоит им заговорить о долге, как цари, гуны и большие люди устремляются к исполнению законов, а судьи, народ и черноголовые вступают на стезю долга. Когда же дао закона