Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока Страница 47

«Что вера сделает, коль сам я в локонах неверных кану…»

Что вера сделает, коль сам я в локонах неверных кану?Скажи, что сделает бальзам, залечит ли такую рану?

Твой околдовывает лик! Иначе, как соблазн проникВ запретный ангельский цветник? Скажи, что делать в нем шайтану?

О, если на меня с высот свиданья ветер не дохнет,В тоске по локонам твоим что говорить, что делать стану?

Но сердце — в муке и в тоске, а ты — вблизи и вдалеке.Что делать гибнущей душе в тенетах, льющихся по стану?

Приму ли глубиною глаз желанного свиданья час?Что делать розе средь песков и в доме нищего султану?

Позволишь ли в какой-то миг увидеть мне твой светлый лик?Что делать зеркалу, когда в твое лицо влюбленно гляну?

Коль руки Хакани отмыл от мира, что ему немил,Что сможет повелеть Санджар? Что делать грозному хакану?

«Любимая дала мне чашу, наполненную болью мук…»

Любимая дала мне чашу, наполненную болью мук,Терпение, покинув сердце, на волю выбежало вдруг.

Терпенье от меня бежало, ведь под ресницами любимой —Соблазна грозная засада и взгляда смертоносный лук.

Меня любовь остановила, ногой растерла, словно глину,Меня любимая забыла, как розу выронив из рук.

В огонь швырнув мою подкову, явилась память, и разлука,Надежды дверь забив гвоздями, накинула засова крюк.

Хоть зло любовь творит такое, какого в мире не творили,Пусть глаз дурной ее минует, пусть обойдет ее недуг.

Грудь Хакани дотла сгорела, а милая и знать не знаетИ ветру пепел мой швыряет, испепеляя все вокруг.

«Знай, что весь мир твоей гордыни, надменной брани не снесет…»

Знай, что весь мир твоей гордыни, надменной брани не снесет!Мое измученное сердце боль расставанья не снесет.

Я жизнь свою тысячекратно готов швырнуть твоей собаке,Твой пес не хочет меньшей кости и невниманья не снесет.

Осмелюсь ли пойти дорогой, ведущей к твоему кварталу?Ведь так там тесно, что дорога толпы дыханье не снесет.

Любовь к тебе ношу я в сердце, но тесно ей с любовью к жизни.Рахш[51] — лишь один, и двух Рустамов он на майдане не снесет.

Убив меня стрелою взгляда, ты собралась отрезать косы.Не делай этого, не надо — душа страданья не снесет!

Что сделать Хакани с душою, чтоб молча боль снести такую!Ведь красоты такой сиянье все мирозданье не снесет!

«Ни к чему твоя досада, не казни, помилуй нас…»

Ни к чему твоя досада, не казни, помилуй нас!Косами играть не надо, белый свет от них угас!

Не кидай ты взглядов острых, не карай меня безвинно!Меч судьбы — твой взгляд лукавый… Пощади на этот раз!

Хоть враги твои грозят мне и рискую головою,Ты прогневаться решила… Мало мне твоих проказ!

Попрекнул тебя я в шутку, но зачем же ты уходишь?Погоди, дай слово молвить, подари еще хоть час!

Если что-либо дурное обо мне тебе расскажут,Верь: я завистью оболган, в клевете людской увяз.

О, не принимай на веру сплетни за твоей спиною,Если на тебя клевещут, презирай злословья глас.

О тебе я не злословил никогда, клянусь аллахом,Мне свидетелем — твой образ, тот, что в сердце не угас!

Я наговорил так много, ибо лик, подобный розе,Уберечь хочу от низких, утаить от алчных глаз.

Я ничуть не изменился, будь и ты, какой бывала…Говорит о нас весь город, не кончается рассказ.

Хакани — твой раб, и, если провинился ненароком,Он готов ценою жизни искупить вину сейчас.

«Вижу, что тебе не нужен тот, кто искренне влюблен…»

Вижу, что тебе не нужен тот, кто искренне влюблен,Лишь наглец тебе по нраву, только неуч-пустозвон.

Я — твоя немая жертва, не грози рукой насилья!Ты мне грудь пронзи стрелою, все равно я обречен.

Ночь — завеса, за которой я свою скрываю тайну,А от солнечного света сердца мука — мой заслон.

Душу мне сжигает горе, но, страшась молвы досужейИ соперника пугаясь, подавил я сердца стон.

Брось кошель пустого «завтра», нет в нем золота свиданья —Я сегодняшний избыток трачу, с милой разлучен.

Разве горестное сердце знает страсти этой цену?Разве жемчуг лучезарный раковиной оценен?

Если ты лицо откроешь среди розового сада,Ветер утренний отвергнет распустившийся бутон.

И покуда сердце бьется, Хакани все там же будет,Милой жаждет сердце злое покорить любовью он.

«Пощади — из глаз я пролил реку, полную огнем…»

Пощади — из глаз я пролил реку, полную огнем!Иль потопа не боишься в ослеплении своем?

Плачу жалобно, как серна, пред газельими глазамиСколько горестных стенаний уходило с каждым днем!

В шапке набекрень пришла ты и в фисташковой рубашке.Взгляд очей миндалевидных метким кажется стрелком.

Засмеешься — две покажешь ямочки на лике лунном,Я заплачу — и на землю два ручья сбегут жгутом.

Я, как Сулейман, рыдаю, потеряв заветный перстень,Но уста твои смеются, став рубиновым кольцом.

Боже! Радуюсь разлуке — ведь за ней придет свиданье.Милостям не рад — за ними горести приходят в дом.

Если даже чуть смягчишься, выжмешь ты из камня воду,Но из меда воск добудешь в гневе яростно-крутом.

Дай уста — нет слаще ягод… Ягоде подобен виннойЯ, морщинами покрытый, с окровавленным лицом.

Хакани, лей слезы скорби! Не расстанется с любовьюСкорбь — начальник стражи верный, награжденный серебром.

«Страсть к тебе, оба мира пройдя напролет…»

Страсть к тебе, оба мира пройдя напролет,Многих сердца лишает, вздохнуть не дает.

Ты еще на земле не успела родиться,А уж слава гремела нездешних красот.

И тоска по тебе подожгла мою душу,Так что бурные искры ушли в небосвод.

Будь счастливой, ничто — моя слава дурная,Пусть меня осуждает досужий народ.

Враг примчался меня убивать и промолвил:«Что за жирную дичь я добыл в этот год!»

Если в мире такая великая смута,Как мне жить, как на лад мое дело пойдет?

Хакани беспрестанной измучен враждою,Гонит недруг его, как змею садовод.

«Дни мои ночами стали, оглянусь — кругом темно…»

Дни мои ночами стали, оглянусь — кругом темно,И душа к устам подходит, плоть покинуть ей вольно.

Небо слышало так часто возгласы мои: «Господь!»,Что само им стало вторить и бедой сокрушено,

В дом вошла любовь и стала жажду утолять мою,Наливая полной чашей запрещенное вино.

Помню: я пьянел, бывало, лишь от одного глотка,Нынче — осушаю чаши, сердце горечью полно.

Вижу путь, что не под силу иноходцу моему,И деяния, которых совершить мне не дано.

Я пришел к ее воротам, но сказал суровый страж:«Для чего ты здесь, безумец? Не открою все равно!»

Молвил мой сосед, внимая вздохам тяжким Хакани:«Вот какая лихорадка! Весь — в жару. Немудрено».

«Не тронуть мне свиданья ветвь — недосягаема листва…»