без автора - Тысяча И Одна Ночь. Книга 3 Страница 5

Услышав эти слова, я ударил себя рукою в грудь и воскликнул: "Клянусь Аллахом, это и есть истина, так как я спал, а возлюбленные не спят! Я сам себе обидчик, и больше всего повредили мне сон и еда! Что теперь будет?"

И я сильно заплакал и сказал дочери моего дяди: "Укажи мне, что сделать, и пожалей меня - пожалеет тебя Аллах! - иначе я умру". А дочь моего дяди любила меня великой любовью..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала сто семнадцатая ночь, она сказала:

"Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "И я сказал дочери моего дяди: "Укажи мне, что сделать, и пожалей меня - пожалеет тебя Аллах!" А она любила меня великой любовью, и ответила: "На голове и на глазах! Но только, о сын моего дяди, я много раз говорила тебе: если бы я могла входить и выходить, я бы, наверное, свела тебя с нею в ближайшее время и накрыла бы вас своим подолом, и я поступаю с тобою так лишь для того, чтобы ты был доволен. Если захочет Аллах великий, я не пожалею крайних усилий, чтобы свести вас; послушай же моих слов и повинуйся моему приказу. Иди в то самое место и сиди там, а когда будет время вечера, сядь там же, где ты сидел, и остерегайся что-нибудь съесть, так как пища навлекает сон. Берегись же заснуть; она придёт к тебе только после того, как минует четверть ночи, да избавит Аллах тебя от её зла!"

Услышав эти слова, я обрадовался и стал молиться Аллаху, чтобы прошла ночь, а когда ночь прошла, я хотел уходить, и дочь моего дяди сказала мне: "Если встретишься с нею, скажи ей тот прежний стих, когда будешь уходить". И я ответил: "На голове и на глазах!" - и вышел и пошёл в сад, и увидел, что помещение убрано так, как я видел в первый раз, и там было все, что нужно из кушаний, закусок и напитков, цветов и прочего. Я поднялся в это помещение и почувствовал запах кушаний, и моей душе захотелось их, и я удерживал её несколько раз, но не мог удержать. И я встал и, подойдя к скатерти, сиял покрывало и увидел блюдо кур, вокруг которого были четыре тарелки кушаний четырех сортов. И я съел по кусочку от каждого кушанья, и съел немного халвы и кусок мяса, и выпил шафранной подливки, которая мне понравилась, и я пил её много, черпая ложкой, пока не насытился и не наполнил себе живот. А после этого мои веки опустились, и, взяв подушку, я положил её под голову, думая: "Может быть, я прилягу на неё и не засну". Но глаза мои сомкнулись, и я заснул и не проснулся раньше, чем взошло солнце; и я нашёл у себя на животе игральную кость, палочку для игры в таб, финиковую косточку и семечко сладкого рожка. И в помещении не было никакой подстилки или чего-либо другого, и казалось, что там ничего не было.

И я встал, стряхнул с себя все это, и вышел рассерженный, и шёл, пока не дошёл до дому. И я увидел, что дочь моего дяди испускает глубокие вздохи и говорит такие стихи:

"Худ я телом, и ранено моё сердце,И струятся вдоль щёк моих слез потоки,И любимый упорен так в обвиненьях,Но прекрасный что сделает-то прекрасно.О сын дяди! Наполнил ты страстью сердце, -Мои очи от горьких слез заболели".

И я начал бранить дочь моего дяди и ругать её, и она заплакала, а потом вытерла слезы и, подойдя ко мне, поцеловала меня и стала прижимать меня к груди, а я отстранялся от неё и укорял себя.

"О сын моего дяди, - сказала она мне, - ты, кажется, заснул сегодня ночью". И я отвечал ей: "Да, а проснувшись, я нашёл игральную кость, палочку для игры в таб, финиковую косточку и семечко сладкого рожка, и я не Знаю, почему она так сделала". И я заплакал и, обратившись к Азизе, сказал: "Растолкуй мне, на что она указывает этими знаками, и скажи, что мне делать. Помоги мне в том, что со мной случилось!" - "На голове и на глазах! - сказала она. - Палочкой от таба, которую она положила тебе на живот, она указывает, что ты пришёл, а твоё сердце отсутствовало; и она как будто говорит тебе: любовь не такова, не причисляй же себя к любящим. А косточкой финика она говорит тебе: если бы ты был влюблён, твоё сердце, наверно, горело бы от любви, и ты не вкушал бы сладости сна, ибо любовь сладка, как финик, и зажигает в душе уголь. Рожковым семечком она тебе указывает, что сердце любимого утомилось, и говорит тебе: терпи разлуку с нами, как терпел Иов". Когда я услышал это толкование, в моей душе вспыхнули огни и в моем сердце усилились горести, и я вскричал: "Аллах предопределил мне спать, так как у меня мало счастья! О дочь моего дяди, - сказал я потом, - заклинаю тебя жизнью, придумай мне хитрость, чтобы я мог добраться до неё". И Азиза заплакала и отвечала: "О Азиз, сын моего дяди, моё сердце полно дум, и я не могу говорить. Но иди сегодня вечером в то же место и остерегайся уснуть, тогда ты достигнешь желаемого. Вот так лучше всего поступить, и конец". - "Если захочет Аллах, я не засну и сделаю так, как ты мне велишь", - сказал я; и дочь моего дяди поднялась и принесла мне пищу, говоря: "Поешь теперь вдоволь, чтобы у тебя не осталось желания". И я поел досыта, а когда пришла ночь, Азиза принесла мне великолепное платье, одела меня в него и взяла с меня клятву, что я скажу той женщине упомянутый стих, и предостерегла меня от сна. А потом я вышел от дочери моего дяди и отправился в сад и пошёл в помещение. Я посмотрел на сад и стал открывать себе глаза пальцами и трясти головой, а когда пришла ночь..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала сто восемнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "И я вошёл в сад и поднялся в помещение, и посмотрел на сад. И когда пришла ночь, я стал открывать себе глаза пальцами и трясти головой. Я проголодался оттого, что не спал; и на меня повеяло запахом кушаний, и мой голод усилился, и тогда я направился к скатерти и, сняв покрывало, съел от каждого кушанья по кусочку. Я съел кусок мяса и, подойдя к фляге с вином, сказал себе: "Выпью кубок!", и выпил, а потом выпил второй и третий, до десяти, и меня ударило воздухом, и я упал на землю, как убитый, и пролежал так, пока не настал день. И я проснулся и увидал себя вне сада, и на животе у меня был острый нож и железный дирхем. И я испугался, и взял их и принёс домой, и увидел, что дочь моего дяди говорит: "Поистине, я в этом доме бедная и печальная, нет мне помощника, кроме палача!"

И, войдя, я упал во всю длину, и выронил из рук нож и дирхем, и лишился чувств; а очнувшись от обморока, я осведомил Азизу о том, что со мною произошло, и сказал ей: "Я не достиг желаемого!" И она сильно опечалилась за меня, увидев, что я плачу и мучаюсь, и сказала: "Я уже обессилела, советуя тебе не спать, ты не слушаешь моих советов. Мои слова тебе ничем не помогут". - "Заклинаю тебя Аллахом, растолкуй мне, на что указывает нож и железный дирхем!" - сказал я ей; и она отвечала: "Железным дирхемом она указывает тебе на свой правый глаз и заклинает тебя им и говорит: "Клянусь господом миров и моим правым глазом, если ты вернёшься другой раз и уснёшь, я зарежу тебя этим ножом!" И я боюсь для тебя зла от её коварства, о сын моего дяди, и моё сердце полно печали о тебе, но я не могу говорить. Если ты знаешь, что, вернувшись к ней, не заснёшь, - возвращайся к ней и берегись сна, тогда ты получишь то, что тебе нужно; если же ты знаешь, что, вернувшись к ней, заснёшь, как всегда, и после этого пойдёшь к ней и вправду заснёшь, - она тебя зарежет".

"А как же мне поступить, о дочь моего дяди? Прошу тебя, ради Аллаха, помоги мне сегодня ночью!" - воскликнул я, и она сказала: "На глазах и на голове! Но только если ты послушаешься моих слов и будешь повиноваться моему приказу, нужда твоя будет исполнена". - "Я слушаю твои слова и повинуюсь твоему приказу!" - воскликнул я; и она сказала: "Когда настанет время уходить, я скажу тебе". А затем она прижала меня к груди и, положив меня в постель, до тех пор растирала мне ноги, пока меня не охватила дремота, а когда я погрузился в сон, она взяла опахало, села около изголовья и обвевала моё лицо до конца дня. А под вечер она разбудила меня; и, проснувшись, я увидел, что она у моего изголовья с опахалом в руках и так плачет, что слезы промочили ей одежду, но, увидев, что я проснулся, она вытерла слезы и принесла кое-какой еды; и когда я стал отказываться, сказала мне: "Разве я не говорила тебе: "Слушайся меня и ешь". И я принялся есть, не противореча ей, и она клала мне пищу в рот, а я жевал, пока не наполнился, и потом она напоила меня отваром грудной ягоды с сахаром и, вымыв мне руки, осушила их платком и обрызгала меня розовой водой. И я сидел с ней в полном здоровье, а когда смерклось, она надела на меня одежду и сказала: "О сын моего дяди, бодрствуй всю ночь и не засыпай; она придёт к тебе сегодня только в конце ночи, и если захочет Аллах, ты сегодня ночью встретишься с нею. Но не забудь моего наставления". И она заплакала, и моему сердцу стало больно за неё, что она так много плачет. "Какое же это наставление?" - спросил я; и она сказала: "Когда будешь уходить от неё, скажи ей стих, который я раньше говорила" И я ушёл от неё радостный, и отправился в сад, и вошёл в помещение сытый, и сел, и бодрствовал до четверти ночи. А затем ночь показалась мне длинной, как год, и я сидел, бодрствуя, пока не прошло три четверти ночи и закричали петухи, и я почувствовал сильный голод из-за долгого бдения. И я подошёл к столику и ел, пока не насытился, и голова моя отяжелела, и я захотел заснуть, но вдруг увидел свет, который приближался издалека. Тогда я встал, вымыл руки и рот и разбудил свою душу, и через малое время вдруг та женщина приходит с десятью девушками, и она между ними - как луна между звёзд. На ней было платье из зеленого атласа, вышитое червонным золотом, и она была такова, как сказал поэт: